Между двух войн - Денис Чекалов

Прохожие, обступившие его прилавок, завороженно кивали головами. Не пройдет и пяти минут, как кто-нибудь из них станет пересказывать эту побасенку, переиначив ее на свой лад.

– Дервиш узнал в тебе демона? – спросил я. Франсуаз презрительно скривила губы.

– Они всегда говорят, что умеют это. Но еще ни один священник не мог отличить меня от дочери Света, если я сама не хотела. Нет, Майкл, он ощутил только, как раскрывается астральная дверь.

Ответ девушки понравился мне еще меньше, чем знакомство с ее семьей.

– Это плохо, помадка, – проговорил я.

– Почему еще?

– Френки, астральная дверь открылась в тот миг, когда дервиш поравнялся с нами. А не могла ли ты это вызвать?

Франсуаз терпеть на может, когда я предполагаю, что в какой-либо неудаче есть ее вина.

Но, право, не моя же.

– Все, что я могу вызвать, так это твою эрекцию, – прорычала девушка. – Что я, дура? Будь хоть один шанс, что такое возможно, – стала бы я рисковать?

– Нет, – согласился я. – А про дуру я подумаю.

12

Грифоны, раскрывающие крыла, охраняли подножие минарета. По всей видимости, делали они это не слишком усердно. Добрая половина скульптур, которыми обросла парадная лестница, были разрушены, и только знание берберского королевского стиля могло подсказать, кого изображали осыпавшиеся торсы.

– Дервиш-то жадничает на ремонте, – произнесла Франсуаз с веселым злорадством.

– Это не совсем так, Френки, – проговорил я. – Когда колдун впадает в мистический транс, он не только накапливает магическую силу. Одновременно он разрушает структуру своего организма. Более могущественные волшебники, такие как дервиш, черпают энергию не в себе, а в окружающих предметах. Тысячи памятников искусства погибли, разрушенные таким образом… Попутно достается и минарету.

– Вот как.

Франсуаз, проходя мимо, щелкнула пальцами по изображению крылатого пса. Голова невезунчика отвалилась и погромыхала вниз по ступеням.

– Упс, – произнесла девушка и сделала вид, что это не она.

Толстый бегемот встречал нас у раззолоченных дверей. Жирные телеса слуги прикрывала лишь тога, крепившаяся на одном плече, ей следовало бы прикрывать их получше.

– Не знаю, сможет ли великий дервиш принять вас, – проговорил бегемот. – Он так истощен, да к тому же погружен в полуденную медитацию.

Не говоря ни слова, Франсуаз вынула из-за пояса круглую золотую монету и, протянув ее бегемоту, прижала ладонью к его отвисшему брюху.

Сделала она это так энергично, что чуть не прошибла гиппопотаму желудок. Затем отодвинула бегемота, слово то была дверь, и прошла мимо.

– Прости, приятель, – проговорил я лакею. – Тебе еще повезло. Она могла врезать и без монеты.

Изнутри минарет выглядел так, словно над ним потрудились скальные термиты. Глубокие щели прорезали его стены. Плиты пола покачивались, стоило наступить куда-нибудь, кроме как точно в их середину.

Один из залов, через которые мы проходили, когда-то был украшен мозаикой. По следам, оставшимся на сером цементе, я определил, что она изображает казнь последнего из принцев Карпашских. Значит, минарет был выстроен не далее чем пять лет назад.

Дервиш сидел в просторных покоях. Если в других помещениях и оставались какие-то предметы мебели, то здесь их не было вовсе. Единственное исключение составлял треугольный топчан, в точности повторяющий форму паланкина.

– Эти люди пришли просить вас о помощи, господин, – произнес слуга. – Они приехали издалека, чтобы повидать вас.

Гиппопотам не мог этого знать, поскольку мы не принесли с собою багажа с наклейками. По всей видимости, Франсуаз придала ему живости.

Правда, я не мог быть уверен – благодарить за это монету или удар в живот, поэтому чуть было не предложил поставить несколько экспериментов.

Глаза дервиша раскрылись. Они растворялись с трудом, словно были то тяжелые врата и вели они в совершенно иной мир, нежели тот, что окружал святого учителя.

– Вы хотели видеть меня? – спросил дервиш. Проговорил он это таким тоном, словно собирался добавить: «Ну вот, посмотрели, а теперь валите». Франсуаз положила мне руку на плечо.

– Мы приехали из Эль-Канары, – произнесла она. – Я – Мармеладия из семьи Джерада, мы купцы. А это мой брат, Хусейн.

Я энергично закивал головой, желая развеять все сомнения, если таковые окажутся.

Завершив процедуру представления, Франсуаз подошла к дервишу и уселась на его топчан с той бесцеремонностью, которая не подозревает о существовании приличий.

Дервиш отодвинулся. Никто не должен был устраиваться на его священном ложе, но святой учитель был слишком хорошо воспитан, чтобы делать замечания. Тем более что имел дело с иноземкой, не знающей его обы­чаев.

– Мой брат связался с демоном, – продолжала Фран­суаз.

Она подтолкнула дервиша локтем:

– Вы же знаете, как это бывает. Увидит парень красивую мордашку – и раз, его мозги проваливаются в штаны. Я-то тоже хороша, должна была с первого раза просечь, что это за штучка.

Франсуаз прищелкнула пальцами.

Я не мог не признать, что Франсуаз великолепно изображает богатую купчиху, какими они бывают на Пальновых берегах. В глазах дервиша читалось: «Если не от демона, то от сестрицы этого беднягу точно надо спасать».

– Короче, одно за другим, и вот он остался без души. Спрашивается, как вернуть ее назад?

Дервиш постарался принять позу медитации. В ней он чувствовал бы себя более комфортно, а в обществе Мармеладин это было ему необходимо. Но данное положение требовало всего топчана, и святому отцу пришлось отказаться от своей затеи.

– Вам необходимо просто попросить ее, – проговорил он.

Он обращался не к Франсуаз, а ко мне.

Люди воспитанные, обладающие врожденным аристократизмом, всегда безотчетно поступают так.

– Вы должны помнить, что душа принадлежит вам. Кому бы вы ее ни отдали, вы можете вернуть ее в любой момент. Вам надо только этого захотеть.

Франсуаз мрачно взглянула на меня, как смотрят на семейного оболтуса.

– В том-то и беда, – произнесла девушка, не оставляя у дервиша сомнений, что говорить с ним будет она. – Он-то хочет от нее избавиться, да силы воли ему не хватает. Только он базетку эту увидит, как все.

Франсуаз осуждающе поглядела на меня, уперев руку в бок.

Несколько мгновений дервиш хранил молчание. Затем он встал и подошел ко мне, не столько потому, что на самом деле ему этого хотелось, сколько желая отдалиться от купчихи Мармеладин.

– Чаще всего, – негромко проговорил святой учитель, – человек отдает душу демону добровольно. Если он не может ее вернуть, значит, на самом деле этого не хочет.