Белая Роза. Игра теней - Глен Кук

— Я говорил, что она справится.

— Напомни, чтобы я не переходил границы. — Ильмо ухмыльнулся и похлопал меня по плечу. — Но лежа она хороша, нет?

Будь я проклят, если не покраснел. Моя глупая ухмылка только подтвердила подозрения Ильмо. Да ну его к бесу — все равно мне его не переубедить.

Масло мы затащили ко мне в комнату. Я думал, его стошнит, но он удержался. Я проверил кости — не сломаны ли; нашел лишь несколько ушибов.

— Он твой, Ильмо, — сказал я, заметив, что старый сержант уже готовится к выступлению.

Ильмо взял Масло под локоток и проговорил:

— А пройдем-ка ко мне в кабинет, рядовой.

Когда Ильмо начинает учить уму-разуму, с потолка земля сыплется.

Вернувшись, Ардат вела себя так, точно ничего и не случилось. Возможно, она не заметила, что мы были свидетелями.

— Может, устроим перерыв? — спросила она через полчаса. — Выйдем на свежий воздух? Прогуляемся?

— Хочешь, чтобы я пошел с тобой?

Она кивнула:

— Надо поговорить. Без свидетелей.

— Ладно.

Честно говоря, когда я отрывал нос от бумаги, меня самого охватывала клаустрофобия. Путешествие на запад напомнило мне о радостях пеших прогулок.

— Ты голодна? — спросил я. — Или дело слишком серьезно, чтобы устроить пикник?

Идея ее сначала удивила, а потом очаровала.

— Отлично. Пошли.

Мы отправились на кухню и в пекарню, набили припасами корзину и вышли наверх. Не знаю, как Госпожа, а я прекрасно видел ухмылки приятелей.

На всю Дыру приходится одна дверь. В зал совещаний, за которым находятся личные покои Душечки. Ни у меня, ни у Ардат не было даже занавески в дверях. Все решили, что мы ищем уединения на просторах.

Мечты. Наверху наблюдателей не меньше, чем под землей. Просто они не люди.

Когда мы вышли, до заката оставалось часа три, и солнце ударило нам в глаза. Жестоко. Но я ожидал этого. А вот Госпожу следовало предупредить.

Мы побрели вверх по ручью молча, наслаждаясь чуть терпким воздухом. Пустыня молчала. Даже Праотец-Дерево не издал ни звука. Даже ветерок не вздыхал в кораллах.

— Ну? — выговорил я наконец.

— Мне надо было выйти. Стены смыкались. А от безмагии только хуже. Я чувствовала себя беспомощной. Это гложет разум.

— Ах так.

Мы обогнули мозговой коралл и наткнулись на менгра. Наверное, один из моих старых приятелей, потому что он отрапортовал:

— Чужаки на равнине, Костоправ.

— Правда? Какие чужаки, каменюга?

Менгир промолчал.

— Они всегда такие?

— Бывают хуже. Ну, безмагия слабее. Тебе лучше?

— Мне стало лучше, как только мы поднялись наверх. Это место — врата ада. Как только вы можете жить здесь?

— Тут, конечно, паршиво, но это — дом.

Мы вышли на прогалину. Госпожа замерла.

— Что это?

— Праотец-Дерево. Ты знаешь, что о нас думают там, внизу?

— Знаю. Пусть думают. Назовем это защитной расцветкой. Это и есть твой Праотец-Дерево? — Она указала на Него.

— Он самый. — Я подошел к нему вплотную. — Как поживаешь, старик?

Я задавал этот вопрос уже с полсотни раз. Я хочу сказать: он примечательное, конечно, но всего лишь дерево, так? Я не ожидал ответа. Но листья зазвенели в ту самую секунду, как я сказал последнее слово.

— Вернись, Костоправ! — Голос Госпожи прозвучал повелительно, жестко и немного нервно.

Я развернулся и промаршировал к ней.

— Выходишь из роли?

Уголком глаза я заметил движение, скользящую тень в стороне Дыры и сосредоточенно принялся разглядывать кусты и кораллы.

— Говори потише. Нас подслушивают.

— Ничего удивительного. — Она расстелила взятое нами с собой драное одеяло и уселась так, что кончики пальцев ног оказались на самой границе прогалины, потом сняла тряпку с корзины.

Я сел рядом, так, чтобы видеть ползучую тень.

— Ты знаешь, кто он? — спросила Госпожа, указывая на Дерево.

— Никто не знает. Просто Праотец-Дерево. Племена пустыни почитают его как бога. Мы не нашли этому подтверждений. Одноглазого с Гоблином, впрочем, зачаровал тот факт, что стоит Праотец точно в центре равнины.

— Да, наверное… Так много стерлось при падении. Мне следовало знать. Мой супруг не первый в своем роде Костоправ. Как и Белая Роза — в своем. Мне кажется, это великий круг.

— Не понимаю.

— Давным-давно, даже по моим меркам давно, случилась война, подобная войне Властелина и Белой Розы. Свет превозмог тьму, но, как всегда, тьма оставила на победителях свой след. Чтобы завершить борьбу навеки, они призвали существо из другого мира, плоскости, измерения — называй как хочешь, — как Гоблин призывает демонов, только это был молодой бог. Или почти бог. В облике ростка. Уже во времена моей юности это была всего лишь легенда, а тогда еще сохранялось многое из прошлого. Так что о деталях можно спорить, но, чтобы призвать это существо, гибли тысячи, опустошались целые края. Призвавшие посадили пленного бога на могиле своего великого врага, чтобы он держал его в земле. Этот бог-Дерево проживет миллион лет.

— То есть… Праотец сидит на чем-то вроде Великого кургана?!

— Я не связывала легенды с равниной, пока не увидела Дерево. Да. В этой земле лежит некто не лучше моего супруга. Теперь многое проясняется. Все сходится. Звери. Немыслимые говорящие камни. Коралловые рифы в тысяче миль от моря. Все это просочилось из иного мира. Бури перемен — это сны Дерева.

Она говорила долго, не столько объясняя, сколько осознавая. Я, разинув рот, вспоминал бурю перемен, захлестнувшую нас по пути на запад. Что за проклятие — попасть в кошмар бога.

— Это безумие, — прошептал я и в то же мгновение рассмотрел тень, которую так старался отделить от теней кустов и кораллов.

Молчун. Сидит на корточках, тихо, как змея в засаде. Молчун, который в последние три дня оказывался всюду, куда бы я ни сунулся, незаметный, потому что он же все время молчит. Ну-ну. Вот вам и уверенность, что моя спутница не вызвала подозрений.

— Это дурное место, Костоправ. Очень дурное. Скажи своей глухой крестьянке, чтобы убиралась отсюда.

— Чтобы это сделать, мне придется объяснить причину, а заодно рассказать, кто мне такие советы дает. Вряд ли ее это впечатлит.

— Наверное, ты прав. Что ж, это ненадолго. Давай поедим.

Развернув сверток, Госпожа достала оттуда нечто, очень похожее на жареного кролика. На равнине кролики не водятся.

— Пусть наших и надрали у Лошади, но в кладовке добра прибавилось.

Я вгрызся в свою долю.

Молчун, за которым я искоса следил, сидел неподвижно. «Ублюдок, — подумал я. — Чтоб ты слюнями истек».