Патроны чародея - Гай Юлий Орловский

Могеринс дернулся, в глазах на миг промелькнуло нечто вроде страха, но тут же напыжился и произнес со всевозможной надменностью:

   — Я бы рад пойти вам навстречу, но это оскорбительно для меня!.. Если вам недостаточно моего слова…

   — Глерд, — прервал я, — я хочу поверить, но обстоятельства слишком уж… Нужно спасти глердессу. Потому либо мы проверим все помещения в этом замке…

Он усмехнулся, отступил на шаг, сказал уже совсем другим тоном:

   — Глерд Юджин, я кое–что о вас уже слышал, но не думаю, что вы сами понимаете, что говорите. Вы являетесь в чужой замок всего лишь с одним человеком, угрожаете хозяину замка и делаете вид, что совсем не замечаете охрану.

   — Замечаю, — ответил я. — Как такое не заметить? Всего лишь пятеро загораживают выход, двое с арбалетами вон там на балконе и трое у окон. Довольно глупо, я не собираюсь выпрыгивать с такой высоты или высовываться и звать на помощь… Глерд, обычно это меня зовут на помощь!

Он натянуто улыбнулся.

   — И что придает вам такую уверенность, что вы уйдете отсюда живыми?

   — Если приведете сюда глердессу, — ответил я, — то и не узнаете. Если не приведете…

Я сделал паузу, он невольно спросил:

   — Тогда что?

   — Тогда узнаете, — ответил я, — но рассказать уже никому не сможете. А мы уйдем с глердессой.

У него дернулась щека, неуверенность во взгляде появилась снова, даже успела смениться страхом, но взял себя в руки и сказал небрежно:

   — Вы правы, глерд. Стойте там, где стоите. Я могу убить вас на месте, но кое–кто очень просил задержать вас до его прихода. Не волнуйтесь, это будет скоро. Гонца я послал сразу, как только вас увидели со стены.

Сердце уже бухает так, что больно ребрам. К этому времени я все оценил, прикинул и даже перепроверил, потому сказал медленно:

   — Глерд, это был… неразумный поступок… Фицрой, на пол!

Я отпрыгнул в сторону, выхватил пистолет и трижды выстрелил в арбалетчиков. Один, падая, все же нажал на спусковую скобу, и стрела вжикнула через зал.

Фицрой упал было на пол, тоже видел стрелков на балконе, но тут же подхватился и с оголенным мечом бросился на Могеринса.

Я торопливо стрелял в тех, что у окна, они почему–то бросились первыми, затем в ту пятерку, что ждала, когда же буду прорываться из зала, и заранее сомкнула ряды.

За их криками сам почти не слышал грохота выстрелов, только видел падающие тела. Последними всадил две пули в набегающего гиганта с поднятым топором, сделал шаг в сторону, а он в падении едва не повалил Фицроя.

Фицрой рассерженно оглянулся, но острие меча от горла лорда не убрал.

   — Какой ты неуклюжий!

   — А ты зажрался, — буркнул я.

Меня все еще потряхивает, когда же научусь в самом деле убивать, а потом пить кофе, те психиатр и аналитик меня перехвалили, резко сказал лорду Могеринсу:

   — Сейчас мы обрежем ваши уши… Если и тогда не скажете, где спрятали глердессу…

   — Обрежем кое–что пониже, — вставил Фицрой. — Я сам это сделаю! Все женщины должны принадлежать нам, а не всяким тут…

Могеринс, бледный и дрожащий, жалко пролепетал:

   — Она на верхнем этаже!.. Там у нее хорошая комната.

   — И ее даже не били? — спросил я с тяжелым сарказмом.

Он вскрикнул:

   — Нет, клянусь!

   — Цену вашим клятвам уже знаем, — оборвал я. — Иди вперед, скотина! Показывай. Шаг вправо, шаг влево — смерть за попытку к бегству!.. Понял? Вздумаешь подпрыгнуть — смерть за желание взлететь. Споткнешься — смерть за попытку зарыться в камни.

Фицрой вскинул брови, еще не понял, в самом ли деле такое возможно, посмотрел на меня с большим уважением.

У дверей комнаты на самом верху испуганно бегает взад–вперед стражник с мечом наголо, раздираемый между желанием броситься на шум и не решаясь покинуть охраняемое место.

Завидев лорда, он вскрикнул с облегчением:

   — Хозяин, будут ли…

Могеринс не успел распахнуть рот, я ответил резко:

   — Ты свободен.

Пуля ударила стражника в лоб, отшвырнула на стену, а когда сполз по ней на пол, на камне осталось огромное кровавое пятно. Фицрой покачал головой: во лбу крохотная дырочка, заткнутая изнутри кровяным тромбом, а вот затылок разнесло весь…

Могеринс трясется в ужасе, Фицрой с силой ударил ногой в дверь и ворвался в комнату, держа перед собой меч.

Мы вошли следом, Николетта, испуганная и дрожащая, отшатнулась и держится ладонью за лоб, нос красный и на глазах распухает.

   — Это… это вы… — пролепетала она.

Фицрой галантно подхватил ее в объятия и усадил в кресло.

   — Сейчас, глердесса, — проговорил он быстро, — сейчас… Дверь действительно из твердых пород дерева… Хорошо бы из сосны, но тут точно дуб… Очень больно?

Она проговорила плачущим голосом:

   — Я вам так рада… так рада… Это я от счастья реву… Ой, не притрагивайтесь!

   — Нужно холодной воды, — сказал я хозяину.

   — Я принесу!

   — Пойдемте вместе, — предложил я.

Выйдя в коридор, я сказал зло:

   — Глерд, пособничество карается тоже. В военное время — по сокращенной программе. Мене, текел, фарес…

Он распахнул глаза в ужасе. Я выстрелил ему в лоб, отшатнулся на случай, если брызнет кровью, но брызнуло, даже хлестнуло, из затылка, а в стене, обшитой узорными панелями из дерева, за его спиной образовалась ямка, как если бы с силой ударили острием копья.

Я вернулся, пряча пистолет. Фицрой спросил понимающе:

   — Пытался взлететь?

   — С его–то задом? — спросил я. — Скорее, хотел зарыться.

Он внимательно посмотрел в мое потемневшее лицо.

   — Не огорчайся. Военная необходимость.

   — На войне, — ответил я со вздохом, — как на войне. Даже гражданских зачищают, а уж пособников… Николетта, вы можете идти?

   — Да, — ответила она храбро.

   — Жаль, — сказал Фицрой, — я надеялся вас понести.

   — Бессовестный, — пошептала она с укором. — У меня есть жених. Я порядочная девушка!

Глава 4

Когда сбежали по лестнице на первый этаж, в просторном зале, а потом и в холле пришлось почти безостановочно стрелять в вырастающие в дверных проемах фигуры. Злость ожесточила так, что не чувствовал ни жалости, ни угрызения, когда вместе со стражниками выскочил и челядин, то первая пуля досталась ему.

Мое право убивать основано на незыблемом и священном праве защиты, когда убиваешь тех, кто старается убить тебя, и я стрелял холодно и расчетливо, помня