Грязь - Motley Crue

Я прилетел в международный аэропорт Лос-Анджелеса, тут же вмазался в серебристом лимузине, который уже ждал меня, и возвратился домой. Порой вы не можете сказать, насколько вы изменились, когда вы далеко от дома и не видите себя в своём домашнем зеркале. Это хороший способ сравнить себя с тем, каким вы были раньше, когда в последний раз смотрелись в него. Мне захотелось заплакать. Моё лицо опухло от алкоголя, как у Джимми Пэйджа (Jimmy Page) или Мика Марса. Мои руки стали тонкими, как прутья, и были покрыты выцветшими следами наколок, а остальная часть моего тела была чем-то мягким и дряблым. Моё лицо напоминало одну из силиконовых детских кукол, у которой под кожей слой жидкости. Хотя игрушка, которую напоминал я, явно принадлежала какому-то невоспитанному малышу, который жестоко с ней обращался. Мои волосы выпадали клоками, а концы выглядели секущимися и опалёнными. Я разлагался прямо на глазах.

Мне необходимо было выйти на сцену, чтобы убежать от собственного распада и одиночества. Я пролистал свою телефонную книжку в поиске старых друзей. Я позвонил Роббину Кросби (Robbin Crosby), затем Слэшу (Slash), потому что «Guns N’ Roses» должны были открывать нас в Америке после европейского тура. Я захватил Роббина из его дома на серебристом лимузине, который я любил арендовать, и дал ему немного кокса. По пути к «Фрэнклин Плаза Отэль» («Franklin Plaza Hotel»), где жили «Guns N’ Roses», т. к. все они были бездомными, я облевал весь лимузин. Я вытерся куском бобровой шерсти, которой был отделан цилиндр, который я купил в подарок Слэшу, и у его двери вручил его ему вместе с бутылкой виски. Кое-кто из парней «Megadeth» также остановился в гостинице, так что все мы погрузились в лимузин. Роббин раздобыл немного героина у своего дилера, который был не слишком рад, увидев у своего дома бросающийся в глаза лимузин. Мы засадили героин, затем наступил провал в памяти.

Мы добрались до «Кэтхаус» («Cathouse» — ночной клуб), устроили заваруху и, шатаясь, погрузились обратно в лимузин, с ордами фанатов, преследующих нас. Мы вернулись во «Фрэнклин», где нас ждал дилер Роббина. Он сказал, что, пока нас не было, он получил немного сладкого персидского героина, и спросил, не хочу ли я его попробовать. “Да”, сказал я ему. “Только это сделаешь ты”. Тем вечером я был слишком обдолбан, чтобы сделать это самостоятельно. Единственный раз, когда я позволил кому-то сделать мне укол, был на с’ёмной квартире в Хаммерсмит (Hammersmith), где меня чуть было не выбросили в мусор.

Он закатал мой рукав, перетянул мою руку резиновым жгутом и ввёл «перса» в мои вены. Героин добрался до моего сердца, взорвался по всему моему телу, и я мгновенно посинел.

Я потерял сознание. Когда я открыл глаза, всё, что я увидел, было пятно света, цветное и движущееся. Я лежал на спине и двигался сквозь какой-то коридор. В ушах были слышны звуки, сначала неразличимые, но медленно выделяющиеся из белого шума.

“Мы теряем его, мы теряем его”, говорил кто-то.

Я попытался сесть, чтобы выяснить, что происходит. Я думал, что будет трудно подняться. Но, к моему удивлению, я взлетел вертикально вверх, словно был невесом. Затем я почувствовал, будто что-то очень нежное захватывает мою голову и тянет меня вверх. Надо мной всё было ярко-белого цвета. Я посмотрел вниз и понял, что я покинул своё тело. Никки Сикс — этот грязный татуированный контейнер, который когда-то вмещал меня — лежал теперь накрытый простынёй от лица до пальцев ног на каталке, которую санитары заталкивали в машину скорой помощи. Фанаты, которые следовали за нами всю ночь, толпились на улице, вытягивая шею, чтобы посмотреть что происходит. Затем я увидел припаркованный поблизости серебристый лимузин, который возил нас всю ночь, которая уносила меня теперь к моему…

Вдруг я почувствовал на своей голове что-то уже не столь нежное, а чью-то руку, что-то грубо и бесцеремонно схватило меня за ногу. Я молниеносно понёсся вниз сквозь воздух, сквозь крышу санитарной машины и с болезненным ударом приземлился обратно в свое тело. Я изо всех сил попытался открыть глаза, я увидел иглы с адреналином — не одну, как в «Криминальном чтиве» («Pulp Fiction» — культовый фильм Квентина Тарантино), а две. Одна из них торчала из левой части моей груди, другая — из правой. “Никто не умрёт в моей грёбаной «реанимации»”, услышал я мужской голос. Затем я потерял сознание.

Когда я очнулся, я увидел прожектор, который светил мне прямо в глаза. “Где ты берёшь свою наркоту?” рявкал голос. Я стонал и пробовал освободиться от тумана и боли в моей голове. “Ты — наркоман!” Я пытался отвернуть голову, чтобы избежать мощного потока света, который, казалось, прожигает мой череп. “У кого ты взял эту дурь?” Я не мог ничего видеть. Но я чувствовал, что у меня из носа торчат трубки, и иглы приклеены пластырем к моим рукам. Единственное из всех ощущений, которые я мог распознать в бреду, была игла в моей руке. И полицейский. “Отвечай мне, ты, чёртов наркоман!”

Я открыл рот и втянул в себя то, что ощущалось, как первое дыхание моей новой жизни. Я почти задохнулся от него. Я закашлялся и задумался, почему мне подарили второй шанс. Я был жив. Что я мог сделать, чтобы прославить это драгоценное чудо второго рождения? Что я мог сказать, чтобы выразить свою благодарность?..

“От***ись!”

“Что?! Ты — долбанный ублюдок, наркоман, подонок!” завопил мне в ответ полицейский. “Кто дал тебе эти наркотики!”

“Пошёл ты!”

“Вот именно. Если ты не скажешь нам…”

“Я задержан за что-нибудь?”

“Мм, нет”. К счастью, когда я потерял сознание, у меня при себе не было никаких наркотиков. Должно быть, Роббин или кто-то ещё прибрали всё в комнате.

“В таком случае, идите к чёрту”. Я снова потерял сознание.

Следующее, что я помню, как стоял без майки на парковке автомобилей возле больницы. Там были две девчонки, которые сидели на бордюре и плакали. Я подошёл к ним и спросил, “Что случилось?”

Их лица побелели. “Ты жив!” запинаясь, сказала одна из них.

“О чем вы говорите? Конечно, жив”.

Они вытерли свои глаза и безмолвно уставились на меня. Они были настоящими фанатками. “Скажите, ребятки, вы не могли бы отвезти меня домой?”

Их лица аж взмокли от волнения, и, страшно нервничая, они усадили меня на пассажирское сидение своей «Мазды» («Mazda»).

Глава шестая

«НОЧНОЙ ТЕЛЕФОННЫЙ ЗВОНОК РОЖДАЕТ УЖАС В СЕРДЦАХ НАШИХ ЖИВЫХ ГЕРОЕВ»

Я перевернулся в кровати и, полусонный, снял телефонную трубку. Я был первым, кому позвонили.

“Никки в больнице. У него передозировка (OD — overdose)”. На проводе был наш тур-менеджер Рич Фишер (Rich Fisher).

“Господи. Что? Он жив или мертв?”