Грязь - Motley Crue

У меня раскалывалась голова с похмелья, я был сбит с толку, расстроен и взбешён — из-за Никки и из-за себя самого, т. к. я не сделал большего, чтобы остановить его. Я позвонил в редакцию журнала «Керранг» («Kerrang») и сказал первое, что мне взбрело в голову: “Мы не можем приехать, потому что мы слышали, что у вас там повсюду сильный буран и, м-м-м, у нас так много оборудования, и мы боимся, что мы просто рухнем со всем этим. Потому что, м-м-м, на крышу самолёта налипает снег и всё такое”.

Я понятия не имел, что я такое несу. Но я не мог сказать им то, что я знал — то, что сообщил мне Рич (Rich) на самом деле: Никки был мертв.

Глава пятая

«ГДЕ СУДЬБА ЯВЛЯЕТСЯ НИККИ В ОБЛИКЕ БИЗНЕСМЕНА-ЯПОНЦА, СТАРЦА-ПРЕДСКАЗАТЕЛЯ, УСЛУЖЛИВОГО ДРАГДИЛЕРА, ПАРЫ ФАНАТОК И ВОСЬМИСОТ ПРОСТИТУТОК»

В начале тура «Girls» я перестал встречаться с Вэнити (Vanity). Всякий раз, когда она приходила повидать нас, она раздражала меня, остальную часть группы и дорожную команду тем, что прямо посреди репетиции раз’езжала по сцене на мотоцикле или надоедала нам каким-либо ещё образом. В любом случае, это не были высокие отношения, из-за наркотиков она потеряла почку. Она даже начала терять зрение и слух. Тем не менее, годы спустя, я узнал, что она смогла изменить себя. Она избавилась от зависимости, увеовала в Бога, стала священником и сменила своё имя обратно на то, которое дала ей мать — Дэниз Уилльямс (Denise Williams) (странно, что Никки называет фамилию «Уилльямс», т. к. настоящее имя Вэнити — Дэниз Катрина Мэттьюс [Denise Katrina Matthews]).

Теперь я на самом деле остался один. У меня не было никакой подруги, моя бабушка умерла, мой папа, вероятно, тоже был мёртв и я не общался со своей мамой. Так что я был единственным в группе без семьи, подруги, жены и каких-либо планов на будущее, но я был слишком «нагероинен» (smacked out), чтобы придавать этому хоть какое-то значение. Что касается музыки, я еле вытянул последние два альбома, которые я написал. А как же успех, спросите вы? Не было никакого успеха. Критики презирали нас. Я ощущал себя «МакДональдсом» рок-н-ролла: моя жизнь была одноразовым продуктом. Употребите меня и выбросьте.

После шести месяцев тура «Girls» мое существование распалось на отдельные события, где каждый момент, который остался у меня в памяти, был связан с наркотиками: я выходил на сцену, чтобы обдолбаться, я возвращался за кулисы, чтобы обдолбаться ещё больше, я тратил все свои суточные на покупку дури и я отправлялся в каждый новый город только для того, чтобы узнать, нет ли там ещё каких-нибудь неизвестных мне наркотиков. Героин, кокс, фрибэйс, «Джек», «ангельская пыль» (heroin, coke, freebase, Jack, zombie dust): все они непосредственно управляли моей жизнью в течение года. И, подобно любым скверным отношениям, чем дольше они оставались в моей жизни, тем более несчастной и неконтролируемой она становилась.

Вскоре все уже знали, что происходит: однажды ночью после шоу мы возвратились к нашему самолёту и на стекле кабины пилота нашли записку от Стивена Тайлера и Джо Пэрри (Steven Tyler, Joe Perry) из «Aerosmith», в которой говорилось, что мы горим и падаем (crashing and burning), что им это знакомо и они могли бы помочь нам справиться с этим. Несмотря на то, что когда-то мы боготворили их, теперь мы просто посмеялись над ними, проигнорировали их предостережение и продолжали “гореть и падать”.

Непосредственно перед тем, как мы отправились в Японию, в Лос-Анджелесе произошло землетрясение. Накануне этого я три дня подряд был под кайфом, и, когда я спешно покидал дом, единственной вещью, которую я прихватил с собой, была моя фрибэйс-труба (трубка для курения кокаина). Настолько это было важным для меня в тот момент. Я даже не взял ключи от своего дома, и мне пришлось ломать боковую дверь, чтобы снова попасть внутрь. Я знал, что качусь вниз по спирали. Но я не понимал, как низко я нахожусь на самом деле, пока мы не начали наш второй тур по вежливой и цивилизованной Японии, где наши проделки заставили нас выглядеть подобно клоунам на похоронах.

По дороге из Осаки (Osaka) в Токио (Tokyo) на сверхскоростном пассажирском экспрессе у Томми и у меня случился сверхмощный приступ собственного альтер эго (alter ego — второе «я») под названием «Близнецы Террора» (the Terror Twins). Под действием волшебной «ангельской пыли» мы чувствовали себя сильнее, чем несущийся сверхскоростной экспресс. Способные поглощать длинные дорожки кокса одним единственным вдохом, мы обладали способностью рентгеновского видения, которое позволило нам обнаружить и уничтожить каждую бутылку сакэ (sake — японская рисовая водка), находившуюся в поезде. Мы бегали взад и вперёд по проходам между сидениями, спасая мир, проливая виски и опрокидывая пончики с сахарной пудрой на наших главных противников — на ту совокупляющуюся парочку суперзлодеев — Эми и Мика (или, как мы предпочитали их называть, «Неудачница» и «Кит» [Jonah and the Whale]).

“Надо было поубивать вас всех ещё в ту войну”, внезапно заорал Томми. Мы схватили бутылки с сакэ и устроили некоторым пассажирам искупительное омовение. Томми был в стадии костюма — смесь Индианы Джонс с доминатрикс (Indiana-Jones-hugging-a-dominatrix). Пока он бегал по проходам, никто не мог видеть его тело, а только низко надвинутую на глаза шляпу, плотно облегающие руки перчатки и пальто, тянувшееся за ним словно шлейф некоего ангела мести, сотканный из джинсовой ткани, кожи и кокаина.

Наш японский промоутер, господин Удо (Mr. Udo), был в ужасе. “Вы должны успокоиться”, серьезно сказал он нам. “Пошёл ты”, крикнул я, схватил бутылку «Джека» и бросил в него. «Ракета» не прошла даже близко к намеченной цели. Вместо этого она угодила в испуганного жителя пригорода, который рухнул на пол с кровью, сочившейся из его головы.

Господин Удо даже не повёл бровью. “Я хочу для вас кое-что сделать”, сказал он спокойно. “Но сначала вы должны сесть”.

Я сел обратно на своё место, и он надавил своим большим пальцем на заднюю часть моей шеи. Поток какой-то жидкости или крови побежал по всему моему телу, и я резко обмяк в своём кресле совершенно умиротворённый. Вся моя сверхмощь мгновенно улетучилась. Затем господин Удо подошёл к Томми и сделал ему то же самое. Сидя там, мы поняли, что всё это выглядело отнюдь не смешно. Мы действительно всех огорчали, особенно Мика, который, похоже, был готов уйти от нас в любую минуту. Это был почти конец тура, и нас всех уже тошнило от выступлений. Не от концертов, а от самого шоу, где я и Томми были «Близнецами Террора» — парочка кретинов, не способных развлечь никого, кроме самих себя.

Когда мы сошли с поезда в Токио, нас встречали тысячи фанатов. Я пошёл поприветствовать их, но вдруг откуда-то появился наряд полиции и направился прямо ко мне. “Никки-сан”, сказал господин Удо. “Вы будете вынуждены проследовать в тюрьму. Вы понимаете это, не так ли?”