Зверь с той стороны - Александр Сивинских

Я расположился на балконе, в видавшем лучшие времена кресле-качалке, любовался на гордых птиц и, осторожно покачиваясь, дискутировал сам с собою. Предметом дискуссии являлось извечное: "Что делать?"

Ещё вчера такого вопроса передо мной не вставало, а перспективы поражали прозрачностью. Я отдаю собранные знания Игорю Игоревичу, тот отдаёт дальнейшие приказания мне. Или, положим, не отдаёт, отпускает его с Богом, говоря: "Дальше я, пожалуй, сам". После чего я со спокойной совестью и сознанием исполненного долга любезничаю с Милочкой и, может статься, награждаюсь её поцелуем. Многими поцелуями.

Но — бах! — Тараканов избит до полусмерти, а обожжён так почти до смерти и увёзен в неизвестность бандой молчаливых крепышей под предводительством суровой блондинки. Милочке тоже досталось, ей вовсе не до поцелуев, её покой стерегут грозные волкодавы всех мастей — как человеческих, так и псовых. Сам я дезориентирован, болтаюсь в запахе куриного гуано (и чуть-чуть кофе), будто потерпевший крушение космонавт в вакууме. ЦУП на мои вызовы не отвечает, зато вокруг колготятся обломки ракеты и прочая дрянь, застилающая обзор. Лететь можно в любую сторону. Самостоятельно.

Найти бы только, от чего оттолкнуться.

Утренний телефонный звонок в институт принес мне благую весть — неоплачиваемый отпуск продолжается, Ф. Капралов совершенно свободен до начала июля. Как и большинство коллег. Числа где-нибудь двадцать первого — двадцать второго я могу заглянуть, а могу позвонить, и мне всё сообщат относительно дальнейшего.

— Двадцать первого июня?… - уточнил я на всякий случай.

— Что вы? — неподдельно удивились на противоположном конце провода. — Июля.

— Странное представление о начальных числах месяца, вы не находите? — вкрадчиво осведомился я.

— Послушайте, Капралов! Оттачивайте свои остроты на менее занятых людях, — раздражённо бросили мне в ответ, и свои преувеличенно вежливые прощания я говорил уже в гудящую отбоем трубку.

Что ж, подумал я, отрадно, что хотя бы со стороны НИИ я могу не ждать никаких подвохов и неожиданностей.

Вообще-то, я всерьёз собрался осчастливить сегодня своим посещением "Агентство "КАЛИБР.45". И сейчас набирался для этого визита решимости. Жаль, решимость что-то никак не набиралась. Она, по-видимому, где-то шлялась, мерзавка. И, по-видимому, ужасно далеко от меня. За тридевять земель, за тридевять морей. Изменщица, кипел я. Ветреница! Какого парня бросила…

Замещал её тем временем кристально трезвый рассудок. Который никогда нигде не шляется, который всегда с хозяином. Был он по обыкновению безукоризненно логичен, безукоризненно здрав и не на шутку за меня встревожен.

Доводы его были абсолютно неопровержимы.

Как всегда.

Рассудок убеждал. На что тебе сдалось это клятое агентство? Обстоятельства изменились. Обстоятельства настолько изменились, что прежние твои обязательства перед Таракановым потеряли всякую силу. Устроившись в "КАЛИБР.45" или другую организацию из Таракановского списка, ты должен был выяснить, не связана ли она с сатанистами. А если подозрения подтвердятся, то попытаться проследить, осуществляют ли сатанисты какие-либо сношения с высшим губернским чиновничеством. Так?

Примерно так, говорю я.

Превосходно. Сейчас, когда о программе действий люциферитов объявлено во всеуслышанье. Когда они с телеэкрана похваляются своими контактами с сотрудниками аж президентской администрации, смысл твоего «внедрения» в это осиное гнездо совершенно теряется. Так?

Хм… возможно, говорю я. Однако ж не факт.

Возможно? Не факт? Ах, да, ну конечно! Существует же ещё некоторая, довольно призрачная вероятность «нарыть» секретов, наглядно и убийственно дискредитирующих «Предстоящих». Всякому читателю книжонок а-ля Джеймс Ха Чейз известно: стоит объявиться в логове врага «нашему» разведчику, как тут же к нему мчатся со всех сторон доверчивые Большие Боссы со стопами компромата на самих себя. А сколько ещё скрытых ренегатов стоит в очереди на долгожданное предательство? А смазливых секретарш, готовых за ночь безумной любви с героем выдать ему какие угодно тайны… Да? Только куда с ними потом, с тайнами? Тараканова-то Игоря Игоревича — тю-тю! Единственного, кого они по-настоящему интересовали. Единственного, способного распорядиться ими с пользой. Стало быть, рвать в детективном азарте собственное анальное отверстие нету тебе, Филипушка, ныне никакого профита. Так?…

Я насупился. Молчу. Анальное отверстие рвать… Каково!…

Разумеется, молчишь, уже высокомерно талдычит мне рассудок. Против истины разве попрешь. А раз так, собирай-ка ты дорожный баул — очки противосолнечные, крем для загара, плавки купальные, бермуды-гавайки да отправляйся в турагентство путёвку оформлять. Таракановского задатка аккурат хватит на двухнедельный морской вояж в первом классе. Средиземноморье в мае чудо как хорошо. Подзагоришь, развлечёшься. Отвлечёшься. А возвратишься — глядишь, и проблем существенно убавится. Сатанистов, глядишь, прижмут. У Милочки, глядишь, синяки сойдут. Или Юлечке Штерн муж опять опостылеет. Не такой ли чудо-вариант благоразумен, резонен в высшей степени? Что скажешь?…

В самом деле, что тут скажешь? Так ведь оно и есть. Следовать путем благоразумия не только полезно, выгодно, удобно, но и чертовски приятно. Для себя же усердствуешь, родного, единственного и бесценного. Следовательно, любой потенциальный ущерб, любую тревожную шероховатость ещё на дальних подступах печёнкой чуешь и — огибаешь этак умненько. Колдобины да ямы — сторонкой пускаешь. Буреломы огнём палишь. Ать-два, ать-два, горе не беда: не дорожка — скатерть под ноги ложится. Эх, красота, в какую сторону ни взгляни — хорошо, просторно! Одна закавыка: трудно бывает первый шажок сделать — через старомодные и нелепые совесть, честь да долг переступить. Ничего, где наша не пропадала! Тут главное — твёрдость проявить, вот что уразуметь: никому они вообще не нужны в век торжества целесообразности. Честь, долг… похвальные нравственные категории… Тоже мне — великое дело! Ерунда какая! Совестью сыт не будешь, с честью не переспишь, чувство долга в бумажнике не зашуршит. Да ежели по большому счету разобраться, их и вовсе на свете нету, выдуманы они! Для дурачков, для блаженненьких изобретены. Кем? Благоразумными, ясен перец.

Противно мне было в себе эти складные мысли отыскать. Заметить, что всерьёз прислушиваюсь к ним. Складные они, да неладные. Руководствуясь такими вот благоразумными советами постоянно, ой как легко превратиться в сытого, гладкого и загорелого подлеца. Довольного собою благополучного подлеца, никогда не снимающего противосолнечных очков — чтобы добрые люди глазонек оловянных не дай Бог, не разглядели.