Почему сердце находится слева, а стрелки часов движутся вправо. Тайны асимметричности мира - Крис Макманус

все они имеют место. Хотя и это будет чрезмерным упрощением, поскольку я упоминаю «языковое доминирование» так, словно это единое целое, управляющее речью, чтением, письмом, произношением и так далее. Но если судить по пациентам с поражениями мозга, часть этих способностей связана с одним полушарием, а прочие – с другим. За примером мы снова можем обратиться к сэру Томасу Уотсону, только на этот раз он сам окажется пациентом. 22 октября 1882 года, в возрасте девяноста лет, с ним случился удар. Он упал на левый бок, язык его высовывался слева, а левая сторона лица разгладилась, так что врачи довольно точно определили тромбоз в правом полушарии мозга. Интерес к болезни этого великого старца британской медицины был так велик, что сводки о состоянии его здоровья раз в две недели публиковались в журнале British Medical Journal. Он не утратил речь и сохранял профессиональный интерес к своему случаю, хотя и «говорил, что не может объяснить свои симптомы». Больше всего озадачивало, что, несмотря на то что поражено было правое полушарие, «при попытке написать письмо он не мог вспомнить, как пишутся даже самые простые слова». Правописание, как и другие относящиеся к языку функции, безусловно, связано с левым полушарием, и странно было, что такая проблема возникла при поражении правого. Больше того, никаких других проблем с языком не возникало. Предположительно, какие-то компоненты языковых способностей могут быть связаны с разными полушариями[293].

Эти сложные схемы организации мозга можно объяснить с помощью той же генетической модели, что в предыдущей главе использовалась для объяснения доминирования правой или левой руки. Итак, есть два гена, D и C, и люди с генотипом DD – правши. Что-то на раннем этапе развития формирует их мозг определенным образом, и центр, контролирующий движение, оказывается в левом полушарии. Применительно к языку эта модель предполагает, что точно то же самое происходит при развитии центра языка, и он так же уходит в левое полушарие. У людей с генотипом DD все как по учебнику: это правши с центром языка в левом полушарии. Но что насчет людей с генотипами DC и CC, многие из которых – левши? Проще начать с генотипа CC.

Гены CC не играют никакой роли в определении того, где окажется центр контроля движения, в правом или в левом полушарии, именно поэтому половина людей с генотипом CC левши, а половина – правши. Биологическая монетка брошена, и как именно она упадет, определяет случай и только случай. Но если гены CC никак не влияют на местоположение центра контроля движений, то естественно предположить, что никакого влияния они не оказывают и на центр языка, и он с вероятностью пятьдесят на пятьдесят окажется в левом или правом полушарии. Пока все понятно. Важно сознавать только такую тонкость: процесс, случайным образом определяющий положение двигательного центра, и процесс, так же случайно определяющий положение центра языка, вероятно, представляют собой два независимых случайных процесса. Все равно что подбросить две монетки одновременно. В результате четверть людей с генотипом CC – левши с центром языка в левом полушарии, четверть – правши с центром языка в правом полушарии. Иначе говоря, существует несколько возможных комбинаций.

Все это во многом верно и для людей с генотипом DC, за тем исключением, что три четверти из них правши, а четверть – левши. И у трех четвертей язык привязан к левому полушарию, а у четверти – к правому. Это словно подбросить две разных монетки, но со смещенным центром тяжести. Теперь можно подсчитать варианты для всех трех генотипов, держа в голове, что генотип CC довольно редок, DC встречается чаще, а DD – самый распространенный. Итог очевиден. Если доля левшей составляет 10 %, то у 7,8 % правшей и 30 % левшей центр языка окажется в правом полушарии: явно неплохое приближение к числам из приведенной выше таблицы. Как раз когда в расчетах появляются такие цифры, ученые полагают, что и математические модели сообщают нечто полезное. Когда я впервые увидел в конце 1970-х эти цифры, я чрезвычайно обрадовался и с тех пор не имел серьезных оснований сомневаться в основной модели. Детали можно уточнять, но общая идея представляется весьма удачной[294].

Однако статистика может вводить в заблуждение или оказаться ненадежной. В частности, это так в отношении доли праворуких с центром языка в правом полушарии. Хотя в табл. 8.2 я отвел им около пяти процентов, легко будет найти любое другое число в диапазоне от примерно одного процента, согласно клиническим данным, основанным на долгосрочном наблюдении за пациентами, до восьми процентов для пациентов с острым инсультом и даже до 15 или 20 %, если основываться не на самых надежных данных, полученных при дихотических прослушиваниях нормальных подопытных. Эта доля, однако, играет главную роль во всем процессе, и если бы она значительно выходила за пределы 5–10 %, то модель действительно могла бы желать лучшего. Лишь более чем через двадцать лет после разработки теоретической модели тонкая новая технология наконец позволила точно оценить это важное число, и именно к этому мы сейчас обратимся[295].

Нейрохирурги часто проводят сложные и опасные операции глубоко внутри мозга. Довольно быстро они поняли, что если знать, в каком полушарии расположен центр языка, то можно оперировать с противоположной стороны. Как в 1940-х годах отмечал нейрохирург Джеймс Гарднер, «удалить опухоль, лишив пациента речи, едва ли то достижение, с которым можно себя поздравить». Однако трудно с определенностью узнать, в каком именно полушарии находится центр языка, и на протяжении полувека единственным достоверным методом оставался тест, который разработал молодой японский нейрохирург Дзюн Вада. Сразу после Второй мировой войны он работал на Хоккайдо в довольно тяжелых условиях:

«Старый порядок обратился в руины, и повсюду были признаки инфляции, бедности и недоедания. Мой обед, когда я был дежурным врачом в нашей университетской больнице, состоял из единственной картошки в мундире, и только изредка – чашки рисовой каши».

Хотя Вада и выполнял операции на мозге, у него не было учителей и фактически он учился, самостоятельно осваивая технику по учебнику нейрохирургии, который брат прислал ему из Бостона[296].

Поначалу Ваду волновала совсем другая проблема. У пациентов иногда развивается тяжелая неудержимая эпилепсия, эпилептический статус, при которой каждый приступ провоцирует следующий. Ваду занимало, нельзя ли разорвать порочный круг, подвергнув анестезии лишь одно полушарие мозга, посредством введения общего анестетика в сонную артерию, по которой кровь поступает в соответствующее полушарие. Однажды в больницу поступил юноша, работавший поваром на местной американской военной базе. Пьяный американский солдат сказал парню, что может выстрелом сбить шляпу с его