Трагедия казачества. Война и судьбы-5 - Николай Тимофеев

Директор и завуч со мной зашли в учительскую. Завуч меня представляет. Все учителя заулыбались, а одна (по истории) сказала: «Наконец-то, муки наши кончились». И вот почему: один из преподавателей уволился, и четыре пятых класса остались без него.

Я приступила к работе. Любовь к детям, знание предмета и строгость нравились ученикам, и на уроках дисциплина была отличная. Но мое счастье недолгим было. Однажды директор просит меня задержаться и зайти к нему после занятий. Захожу. Вижу, что директор и завуч чем-то обеспокоены.

Директор сообщает, что на нескольких моих уроках будет комиссия, и успокаивает: «Не бойтесь. Только дайте уроки так, как всегда даете. На комиссию даже не смотрите. На уроках я буду сам, и мне решать об их качестве. Ведь мне работать, а не им».

Комиссия была на уроках только два дня. Директор и завуч доказали комиссии, что у меня уроки лучше, когда никакой проверки нет. Когда коллектив учителей узнал, чем вызвана эта проверка, то каждый преподаватель старался меня успокоить и обрадовать тем, что они возмущены подобной практикой и поддерживают директора и завуча.

Когда в сентябре мужа арестовали и осудили на 25 лет лагерей, меня завуч предупредила, чтобы я ни с кем ни о чем не делилась, так как в нашей школе есть стукач. Директор уговаривал остаться, обещая добиться мне квартиры. Но я все же решила выехать. Тяжело под таким гнетом работать.

После ареста мужа нас с его сестрой и сынишкой выбросили из пристройки, которую мы сами сделали (к двум стенам пристроили еще две, и получилось жилье площадью 16 квадратных метров, где мы и жили). Директор пустил нас в одно из помещений школы временно, в надежде вскоре выбить квартиру. Но у меня не хватило сил ждать.

Я встретилась с военкомом и посетовала, что муж пропал, и я не могу его найти. Он посочувствовал и сказал: «Мужайтесь. Эпоха безвременья. Я не боялся давать военный билет, поскольку у меня есть приказ свыше. Попробуем поискать». И вот однажды подходит ко мне незнакомый капитан и сообщает, что дело моего мужа ведет следователь Черный, и дал его адрес. При встрече следователь сказал: «Не ищите мужа, если не хотите быть там, где Макар телят не пасет».

Не помню, как я вышла, куда шла. Встречный мужчина прошел, вернулся и спрашивает: «Гражданочка, куда Вы идете?» И только после вопроса, вздрогнув, очнулась и пришла в себя. Ведь у меня сын. Спросила, где я. Он назвал место. Предложил помощь, чтобы проводить до дома. Но я уже сориентировалась, поблагодарила его и сказала, что дойду сама. Директор и завуч были всегда внимательны ко мне, поэтому на следующий день я рассказала им о случившемся. Они пожурили, что до этого доходить нельзя.

Перед октябрьскими праздниками директор пригласил к себе. «Мария Дмитриевна, знаю, что вам не до торжеств. Знаю, но очень прошу прийти на утренник, чтобы ваш класс не остался беспризорным. А как закончится официальная часть, вы свободны». Кончилась официальная часть. Ребята рады, что я с ними. Вдруг один ученик говорит, что ко мне пришли. Поворачиваюсь. Стоят пожилые муж и жена, родители Володи Суханова, моего ученика, но другого классного руководителя. «Спасибо большое, что помогли нашему сыну», — мать плачет. Я вначале растерялась и не могла понять, в чем дело. Оказывается, их сын Володя чуть не угодил под суд. Он шел домой. Взрослые его попросили постоять на этом месте. Если кто-то будет идти, дать сигнал. Он думал, что они из милиции, хотя и были не в милицейской форме. Получилось, что его впутали в воровское дело. Сообщили в школу, что Володю могут арестовать. Собрался педсовет. Первым выступил математик за исключение из школы такого негодяя. Все в раздумье.

Я не сдержалась и сразу заявила, что он не «бандит», и наша задача — сделать его человеком. Да и братья его воевали. Все с улыбкой поддержали меня. Об этом стало известно родителям, и они пришли поблагодарить.

Захожу в учительскую, чтобы всех поздравить с праздником и извиниться, что не буду на неофициальной части, так как сын температурит. Учитель истории говорит: «Мария Дмитриевна, вам вчера принесли какую-то замасленную бумажку. Я ничего не поняла, кроме слов «тюрьма № 1». Я ее завтра принесу, забыла в рабочем платье». Я, видимо, так выглядела, что учительница немецкого языка подошла к нам и попросила написать записку матери, чтобы она отдала ей ту бумажку. И между ними диалог: «Подумаешь, завтра принесу». — «Это вам завтра. Ей сейчас надо. Пожалуйста, напишите». «Историчка» написала, а «немка» тут же ушла с запиской. Вернулась вся красная, потная, но такая сияющая, что окрылила меня. Учителя не выходили из учительской, пока «немка» не вручила мне бумажку. Пришлось ее прочесть вслух. Все обрадовались, что известно, где муж, пожелали спокойствия в праздничные дни и отправили меня домой. Директор отпустил меня для поездки в тюрьму.

Приехала в тюрьму с продуктами и сменой белья для мужа. Подхожу к проходной, где принимают передачи. Женщина, услышав мою фамилию, сказала, что меня хочет видеть начальник тюрьмы. И добавила: «Не бойтесь, он просто хочет с вами поговорить?» Проводила меня за дверь, а дальше уже вели другие. Захожу. Вежливо предлагает мне сесть. Рассказывает, что была проверка из Москвы, и мой муж заявил, что жена о нем ничего не знает. Ей сказали, что его застрелили при попытке к бегству. И что прокурор разрешил свидание. Поверить не могу! Начальник тюрьмы, спросив, что я принесла для передачи, вызвал охранника и велел тому отнести осужденному чистое белье, а грязное принести сюда. Пока тот ходил, начальник мне сказал: «Не спешите бросать человека в беде. Здесь не сладко. Возможно и такое: сегодня мы на воле, а завтра сядем, и наоборот». И больше ни слова. Когда охранник принес белье, то я вскрикнула: «Жив! Запахло его потом. Да и нижняя рубашка в полоску». Начальник улыбнулся: «Вот и хорошо. Вы, наверное, думали, что и вас посадят». Конечно, я так думала и очень беспокоилась, а что же будет с сыном. Да и коллеги переживали за меня. На прощание он пожелал мне терпения и мужества.

Но одна беда ведет за собою другую. Золовка что-то готовила на плите, а сын играл да полу (год ему было), для игры она набросала ему разных вещей, куда попала и дамская сумочка. А в этой сумочке были все мои документы: паспорт, диплом и др. Сын увлекся паспортом и почти изгрыз его. Паспорт стал неузнаваем. Прихожу домой, золовка плачет, а сын заулыбался и тянется ко мне. Весь ротик синий. Что делать? Иду к директору и завучу, а затем в милицию. Следователь меня выслушал, а на объяснительной наложил резолюцию: «Выдать паспорт». Я к начальнику паспортного стола. Отказ. Возвращаюсь к следователю. Он сам пошел и вернулся злой:

«Да когда ж она сдохнет!?» Порекомендовал идти к начальнику милиции Морозову, который оставил объяснительную у себя для выяснения и сказал, когда прийти. И… потянулась резина.

Однажды в парке случайно встретилась с военкомом. Он расспросил о муже. Я рассказала ему историю с паспортом. Он пообещал поговорить с начальником милиции и сообщить результат. Опять уходит время! И тут военком сообщает, что Морозова за пьянку снимают с работы, и пообещал сразу же переговорить с новым начальником милиции, как только его назначат. Вскоре он попросил меня подойти к горкому, где будет совещание. Пришла. Села на скамейку. Жду. Военком и новый начальник милиции выходят последними и прямо ко мне. «Помогите, пожалуйста, этой женщине», — сказал военком и попрощался. «Идемте. Сейчас я узнаю, в чем дело», — сказал новый начальник. Зашли в кабинет. Он вызывает начальника паспортного стола. — Вы знаете эту женщину? — Да, знаю. Она просит заменить паспорт.

— Почему не заменили? Ведь есть заявление с объяснением и резолюцией следователя.

И тут Комоза стала непристойно обо мне и моем муже отзываться. Он оборвал ее и приказал: «Заменить паспорт немедленно!» И стукнул кулаком по столу. Пока выписывали паспорт, я наслушалась вдоволь криков и оскорблений. Ушла, еле сдерживая слезы. Зашла к начальнику поблагодарить его, а он извинился за доставленные мучения и переживания. После всего пережитого я поняла многое, чего раньше не знала. Есть люди — добрые и отзывчивые от природы, на которых почти не влияет разжигание классовой, социальной или национальной ненависти, независимо от их служебного положения. А есть такие, кто испытывает удовольствие от мучений, унижений, издевательств над себе подобными. В своей долгой жизни, как мне кажется, я научилась их различать.

Леонид Польский

ЭПОПЕЯ ЕЩЕ ОДНОЙ КАЗАЧЬЕЙ СЕМЬИ

В декабре 1991 года, исполняя свой долг перед казачеством, мы с женой участвовали в поставленном Центральным телевидением фильме «Долгая дорога из Фриули» — о казачьей Голгофе в Лиенце в 1945 году. Миллионы граждан России об этом ужасном событии узнали впервые.[1]

Немного нас осталось в живых. Я был в числе тех, кого обманным путем везли из Лиенца в Шпиталь на «совещание», а затем в Юденбурге выдали Сталину.