Вирус - Сергей Гатаулин

Было бы неправильным сказать, что мозг сейчас работал в двух плоскостях. Помимо общения с Тромбом, Дмитрий видел и слышал окружающий мир так, как его видят обыкновенные люди. Слушая пошлые куплеты в исполнении напевающего под холодными струями Анатолия, он ощущал биение его сердца, чувствовал его возбужденное дыхание.

«Обыкновенные люди», — тошнотворная мысль. Дмитрий скривился: как быстро он отделил себя от всего мира, мира обыкновенных людей.

— Не хочешь же ты сказать, что я без вируса стану… — попытался он прервать размышления бойца, но тот, испытывая все прелести переходного периода, больше не желал быть спокойным и терпеливым.

— Нет! — резко оборвал Тромб, все больше походя на человека, бесцеремонного и дерзкого. — Ты станешь совершенным и бессмертным. Если научишься обходиться без вируса. Странно, но он играл в твоем организме не только убийственную, но и корректирующую роль. Перераспределял энергию, которой, как только он исчез, стало чересчур много. Ты не справляешься.

— Тебе не угодишь, — хмыкнул Дмитрий. — И с вирусом плохо, и без него нехорошо.

Тромб не обратил внимания на иронию:

— Как только вирус исчез, стали развиваться новые органы, оперирующие энергией неопределенной природы и бесконечной величины. Нужно срочно выяснить, откуда берется эта энергия и для чего она предназначена?

— Так это благодаря вашим с Цербером стараниям я чувствую себя закипающим чайником? — Дмитрий опустил глаза к изуродованным перилам.

— Вернее будет, если ты почувствуешь себя термоядерным реактором — ближе к истине. Твой организм сам перестраивает себя сообразно обстоятельствам. Подозреваю, что в структуру ДНК вложены программы настройки оптимального функционирования даже на этот случай. А за тело не бойся: я не враг, и мне не нужен контроль над твоей оболочкой, — Тромб смущенно засопел. — Но свободы бы… не помешало. Ты заблокировал от меня свои мысли, отсек даже рецепторы, отвечающие за восприятие внешнего мира. Я ничего не слышу, ничего не вижу, ничего не чувствую. Сижу тут, как килька в консервной банке.

— Лежу! — непроизвольно поправил Дмитрий.

— Кто лежит? — не понял Тромб.

— Килька! В консервной банке — лежит!

— Пусть лежит, но зачем ты отсек меня от внешнего мира? Мы ведь партнеры? — вопрошал Тромб, не обращая внимания на язвительные замечания Потемкина.

— Что-то я в последнее время перестал понимать, что со мной происходит, партнер! Не понимаю кошмаров во сне, видений наяву. Не понимаю! — Дмитрий сорвался на крик.

— Спокойно, дружище, — успокоил его мысленный собеседник. — Если ты о той операции, в результате которой мы потеряли Цербера, то вынужден тебя огорчить: она реальна и никакого отношения к видениям наяву не имеет. Поначалу я тоже ничего не мог понять, но потом сообразил, что ты каким-то образом подключился к организму старика. Подключился и взял на себя управление, как сервер в сети. Не знаю, зачем тебе это было нужно, но, видимо, сильно хотелось, и ты неосознанно усовершенствовал свою беспроводную связь. Можешь не верить, но теперь ты можешь выступать сервером в любой сети — даже человеческой. Люди для тебя как компьютеры. Рабочие места, — продолжил боец, наблюдая за попытками Дмитрия открыть доступ к своим ощущениям, и тут же радостно завопил: — Ну, спасибо, партнер! Вижу, слышу, чувствую — значит, живу.

Закончив мысленные манипуляции со своими органами чувств, Дмитрий подумал, что его действия действительно чем-то напоминают работу с компьютерными программами. Эта мысль ему очень не понравилась.

— Человек — не рабочее место, не компьютер. И я не сервер!

— А как тогда ты объяснишь, что Цербер сумел присоединиться к твоей борьбе с вирусом старика? Только ты отключился, а он остался в нем.

Потемкин понимал, что Тромб прав, но сравнивать себя с бездушной железякой, пусть и самым совершенным компьютером, ему совсем не хотелось. Постояв еще несколько минут на морозе, он нехотя зашел в комнату. Громко хрипел динамиками старенький телевизор, изрядно подсевший кинескоп с трудом демонстрировал развалившемуся на диване Анатолию мутную картинку еще более старого ужастика.

Глава восемнадцатая

НЕОБЪЯВЛЕННАЯ ВОЙНА. ПЕРВАЯ ЖЕРТВА

Когда любовь гибнет в пожарище, человек ищет смерти. И находит, если не появляется неожиданный спаситель

Хотелось залезть с головой под одеяло, но где-то в глубине лежащего на стуле вороха одежды проснулся сотовый телефон:

— На пыльных тропинках далеких планет… — аппарат закончил куплет и двинулся по второму кругу, а когда дошел, до «останутся наши следы», профессор не выдержал и зарычал.

— Наследить мы везде успеем, — он потянулся и легко, не касаясь руками дивана, вскочил на ноги. Штаны — влево, рубаха — вправо. Шарф, носки, куртка… Наконец-то рука коснулась телефона.

— Доброе утро, профессор, — пробасила трубка, забугрилась мышцами Ванькина, отчего у Медведева сразу испортилось настроение. Мгновенно вернулись вчерашние страхи. Ощущение тревоги, появившееся, когда он ехал домой в автобусе, казалось, только и ждало его всю ночь и все утро, до тех пор, пока он не открыл глаза.

— Было бы добрым, если бы не ваш звонок, — недовольно пробурчал он, но Ванькин не поддался на провокацию.

— Профессор, дырку в стене заделали, сейчас прихожку скоблят, потом будут красить и убирать, но если хотите, можете уже сейчас приезжать.

— Хорошо! — выключая трубку и бормоча на ходу никому не предназначавшиеся ругательства, он поплелся на кухню ставить чайник, где и застал Ивана, сидевшего за столом.

— Дмитрий Степанович! Вчера вы упоминали Эверетта.

Медведев бросил в кружку пакетик чая, неторопливо налил себе кипятку. Уселся на табуретку, сделал большой обжигающий глоток горьковатого напитка и только тогда продолжил.

— Хью Эверетт Третий — создатель квантовой теории фрактала времен. Его Хронодендрид разрушил основной парадокс квантовой механики.

— Профессор, я не очень силен в обычной механике, а уж в квантовой — и подавно.

Медведев понимающе взглянул на помощника.

— В ней, Ваня, мало кто силен. Парадокс квантовой механики заключается в том, что уравнения, описывающие поведение элементарных частиц, допускают их нахождение одновременно и слева, и справа, и спереди, и сзади. И эти уравнения работают. По ним рассчитали миллионы нужных, не очень нужных и даже совсем ненужных вещей — атомную бомбу, например. Эверетт разрешил парадокс: он допустил, что частица находится в этом месте — скажем, слева — только для наблюдателя этого мира. В это же самое время та же частица может находиться и находится в другом месте — справа. Другое местонахождение частицы — другой наблюдатель, другой мир. Множество миров, очень похожих друг на друга, которые отличаются на самую малость, в нашем случае только положением этой частицы. Каждый мир — ветвь Древа Времен, и развивается она по своим законам, сообразно положению нашей частицы, — профессор замолчал, попивая чай и давая собеседнику время переварить услышанное, и лишь после долгой паузы продолжил: — Природа, создав множество миров, должна была позаботиться о возможности взаимодействия их между собой.