McCartney: День за днем - Анатолий Максимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стоял длинный стол, все ели, пили вино, и после этого Пикассо опять возвращался в студию и работал до 3.30 утра. Вот обо всем этом я и рассказал Полу. За ночь до своей смерти Пикассо произнес пророческую фразу на французском языке. Он поднял бокал в завершение ужина и обратился ко всем присутствующим, в то же время обращая тост и самому себе. Если перевести с французского, Пикассо сказал так: «Drink to me, drink to my health, you know I can't drink any more!» («Выпейте за меня, за мое здоровье, потому что я больше не смогу пить…»).
И вот через какое — то время Пол начал повторять эту фразу, с каждым повтором напевая мелодию. Так и родилась песня».
апрель — согласно опросу слушателей «ВВС Radio 2», маккартниевская Yesterday названа лучшей песней XX века. (Творение Леннона Imagine заняло 6–е место.)
3 апреля — Пол стал дедушкой. В это день у Мэри и Алистера родился сын Артур.
10 апреля — в лондонском зале Альберт — Холл проходит концерт, посвященный памяти Линды — Here, There and Everywhere — A Concert for Linda. Среди участников: Элвис Костелло, Джордж Майкл, Том Джонс, Мариана Фейтфул, Шинейд О'Конор, Джонни Марр, группа Pretenders и, естественно, Маккартни. Аудитория в 5 тысяч человек. Экс — битл исполнил: Lonesome Town, All My Loving и Let It Be.
Пол: «Я чувствую, что Линда сейчас с нами!»
30 апреля — открытие выставки «Paul McCartney Paintings» в немецком городе Зиген (Seigen). На суд зрителей Пол впервые представил 73 картины! Организатор показа, владелец галереи — Вольфганг Саттнер (Wolfgan Suttner).
Пол: «Есть такая расхожая фраза: «В 40 лет жизнь только начинается». Однако, когда я подошел к этому возрасту и огляделся, то понял, что со мной ничего особого не происходит. И это, признаться, меня сильно разочаровало. Тогда я сам решил начать делать что — то новое и подумал, что мне понравилась бы живопись. Я стал рисовать и почувствовал, что мне это доставляет удовольствие.
Когда же поднакопилось достаточно картин, естественно, встал вопрос о выставке. Мне тут же прислали приглашения ведущие галереи мира. Однако никто из них даже не удосужился посмотреть на картины! Главное для них было то, что их нарисовал Пол Маккартни! Еще бы ведь я — суперзвезда!
Меня все это ужасно расстроило. А если мои работы — хлам?! Да вы хотя бы поинтересуйтесь ими! Я не хочу, чтобы их воспринимали как работы знаменитости. Мне нужно, чтобы меня оценили как художника. Конечно, если мои картины чего — то стоят…
Так вот, однажды мне позвонил владелец маленькой провинциальной немецкой галереи — Вольфганг Саттнер. И он сказал мне золотые слова: «Пол, я слышал, что вы пишите картины. Мы можем их выставить, но я должен вначале посмотреть их. Хоть наша галерея и маленькая, но мы трепетно относимся к своей репутации». Вот это — настоящий профессионал! Он приехал в Англию, и мы вместе отобрали картины».
НЕ ЗНАЮ, КАЖЕТСЯ, ПОХОЖЕ НА ДИВАН…
Отрывок из интервью, которое Вольфганг Саттнер взял у Маккартни
— Увлекался ли ты рисованием до того, как начал заниматься живописью?
— Я очень много рисовал, не обязательно с натуры, больше придумывал сам. Думаю, когда я учился в школе, то делал это совсем неплохо. Скажем, женщин для одноклассников…
Видишь ли, я был тем парнем, у которого выходили шикарные голые бабы, и для мальчишек это было очень заманчиво, так что они делали мне заказы. Да и вообще я всегда с удовольствием рисовал, особенно карикатуры.
Мне нравится линия, не обязательно содержание. Я люблю быстрые, очень спонтанные линии. Мне нравится окружность, пара глаз, рот, выразительные черты в лицах, так что я занимался этим довольно много.
— А теперь ты делаешь подготовительные рисунки для своих картин?
— Нет, обычно не делаю. Все самое интересное происходит на холсте, когда я рисую красками…
— Делаешь ли ты зарисовки предметов, которые тебе встречаются?
— Да, одна из тех вещей, которые я подметил у многих художников задолго до того, как всерьез взялся за живопись, заключается в том, что они часто не знали, что рисовать, и подолгу раздумывали над этим. Поэтому я постарался отыскать какие — нибудь приемы, чтобы преодолеть это, поскольку я чувствовал, что если у меня появится желание рисовать, то я не хочу по три часа в беспокойстве топтаться перед чистым холстом.
Чтобы живопись была удовольствием — а это для меня необходимо, — я должен выучить кое — какие приемы.
Я слышал, например, как де Кунинг чертил на холсте углем имя друга, а потом поверх него писал большую абстракцию — главное было сделать на холсте какую — то отметку, с чего — то начать. Я много общался с де Кунингом, и он всегда давал мне такие маленькие подсказки. Я думаю, он тоже не желал терзаться от беспокойства. Он хотел «исследовать случайность». Когда я не знаю, что рисовать, одна из моих уловок — просто пойти погулять и поискать какие — нибудь интересные предметы; и если я, например, на пляже, то могу подобрать бутылки, раковину или просто приглянувшийся мне кусок деревяшки.
Потом я иду домой, рисую его и, может быть, пускаю его летать по небу или что — нибудь в этом духе, и этого достаточно. Но я бы не стал сидеть и делать предварительные эскизы. Я бы попытался нарисовать его прямо на холсте.
— Ты не намечаешь композицию с помощью линий?
— Нет, композиции складываются или не складываются прямо на холсте. Это происходит чисто интуитивно. Я стал использовать такую маленькую уловку: делаю на холсте пятно — может быть розовое или коричневое, или красное вместе с белым, или коричневое с белым — просто для того, чтобы с чего — то начать.
Я разговаривал с одной знакомой художницей, и она сказала, что это называется «убить холст». Мне очень понравилась эта фраза. Есть что — то волнующее и агрессивное в этой идее: если ты беспокоишься, тогда убей холст. Если он беспокоит тебя, убей его.
— Убийство холста подводит к принципу случайности. У тебя есть другие приемы?
— Да, я много читаю и слушаю, что говорят другие люди. Допустим, если картина начинает мне надоедать, я иногда беру и переворачиваю ее, потому что я слышал, что порой композиция от этого выигрывает. Мне нравится переворачивать картины на бок, мне нравится, когда они работают в любом положении как абстракции.
Бывает, я позволяю краске стекать по холсту, потом переворачиваю его, и краска течет уже в другом направлении, и образуется занятная форма. И тогда я работаю над этой формой. Но в основном я действую наобум, просто беру и провожу линию. Если она мне не нравится, стараюсь ее изменить.
Почти всегда из этого что — то получается, и тогда я следую дальше за этой линией, ищу в ней подсказки, как сыщик ищет улики. Часто мне кажется, что по — настоящему мне доставляет удовольствие само использование краски, нанесение ее на холст. Иногда акт наложения краски на холст для меня самодостаточен. Это удовлетворяет меня интеллектуально: сам по себе цвет или смешение цветов, или их контраст друг с другом.
— Ты пишешь картины уже давно. Когда все началось?
— В 40 лет. Хотя нет, намного раньше. У меня есть картины, которые я нарисовал еще в детстве… Мне всегда это нравилось: художественная атмосфера и идея самому стать художником. Точно так же меня всегда привлекала идея писать песни, идея побыть наедине с собой и создать некую иллюзию, некое волшебство…
У меня было много живописных идей — и это неудивительно, если ты много лет работал над обложками альбомов, над фильмами, и даже в звуках, в музыке, мы часто говорили терминами изобразительного искусства: о звуке слишком темном или слишком светлом, или о звуке монахов на далеком холме…
Я подумал: «Хорошо, раз я хочу быть художником, что мне теперь делать?» Начнем с того, что я совершенно ничего не знал.
Я не знал, какой мне нужен холст, какие краски… До сих пор у меня было чувство, иррациональное чувство, как у тех людей, которые думают, например: «Такие, как я, не ездят верхом» или «Такие, как я, не плавают». В моем случае это было: «Такие, как я, не пишут картин». И я подумал: «Откуда у меня взялось это убеждение?» И понял, что это стереотип, внушенный через общество: считать, что раз я не учился в художественной школе, то я не имею права писать картины. Я решил, что от этого стереотипа неплохо бы избавиться…
Тут многому нужно учиться, и для меня это удовольствие. Раньше, например, покупая в магазине угольный карандаш, я спрашивал просто угольный карандаш, не уточняя, какой мне нужен: твердый, средний или мягкий — но теперь я понимаю разницу…
Для меня в живописи очень много пересечений с музыкой. Главное, может быть, в том, что, не получив музыкального образования, а пройдя через все и научившись всему самостоятельно и с Битлз, я усвоил некоторые полезные вещи.