Великие авантюры и приключения в мире искусств. 100 историй, поразивших мир - Елена Коровина

Америка встретила их дружелюбно. Еще по рассказам Гершвина, к сожалению умершего еще в 1937 году, Кальманы представляли, с кем смогут иметь дело. Однако работы для Кальмана пока не было. Правда, он еще мог шутить: «Наши сбережения как колбаса: кажется, большой кусок, но быстро кончается». Чтобы «колбаса» не убывала так быстро с семейного стола, Вера за 200 долларов в месяц устроилась в меховой салон продавщицей. Мужу сказала — манекенщицей. Все престижней! Про себя подумала: «Надо выжить — и полы мыть стану! Мы русские — нас не проймешь…»

Одной из первых покупательниц оказалась великая звезда немого кино — несравненная Грета Гарбо. В то утра начальство наорало на Веру, и та тихо плакала за стойкой с шикарными шубами. И несравненная Грета, заказывая коричневое манто, увидела это и пожалела продавщицу. Ну а та и выпалила ей по своей бесхитростности: в Европе сама такие шубы имела охапками, а тут, в Америке, приходится другим предлагать! Великая актриса оказалась добрым человеком. Узнав, с кем имеет дело, Гарбо тут же привела к Кальманам продюсеров и директоров — тех, кто может дать «музыкальную работу». Имре начал писать музыку к фильмам. Ну а потом, прослышав о его «переселении», приехали «славянские друзья» Бела Барток и Игорь Стравинский. С их подачи Голливуд экранизировал «Марицу». Дело пошло.

Наконец-то и с фронтов далекой России стали приходить утешительные сводки. Вера достала карту и, плача и радуясь, отмечала продвижения советской армии. Все, казалось бы, шло к лучшему, но, тут как на грех, и случился тот самый Веркин взбрык, который вспомнила дочка Лилика спустя десятилетия в суде, — Верка изменила мужу. Ну дернул ее черт!..

Покупатель салона небрежным жестом подозвал продавщицу. Вера подошла и ахнула — красавец, брюнет, очи черные. Уже вечером, обманув мужа, Вера полетела на свидание в танцевальный клуб. Красавец обожал румбу и ча-ча-ча и сам походил на латиноса. Верка влюбилась.

Не выдержав, она все выболтала Кальману. Тот вздохнул: «Конечно, тебе нужен молодой муж. Я согласен на развод…» И Кальман начал прикидывать, чем он сможет обеспечить свою Верушку в нынешних условиях. Верка заревела белугой — любовь мужа не имела границ, он отнесся к новости так, будто не жена, а одна из его дочерей собралась замуж.

Жених-«латинос» оказался богат и преподнес невесте драгоценностей на кругленькую сумму. Верка тут же кинулась к Кальману: «Зачем мне побрякушки? Купим тебе рояль!» Видит Бог, Верка никак не могла отделить себя от Кальмана и по старой привычке все тащила в дом — даже подарки от другого мужчины.

В день отъезда к родителям жениха Вера прибежала домой проститься. А там. Все трое детей валялись с какими-то инфекциями, а бедняга Имре, посиневший от волнения, беспомощно сидел на диване. Всю ночь Вера прометалась между трех кроваток, а когда под утро дети заснули, грохнулась рядом с Кальманом. Господи, куда она собралась?! Это же ее родной муж и родные дети!.. Словом, «латинос» уехал один, а Вера с Имре отправились заново регистрировать брак. По американским законам надо было сделать анализ крови. «Вот как я тебя люблю, — шутливо ворчал Кальман. — Собственной крови не жалею!»

Вера светилась — мир вокруг менялся к лучшему. Война закончилась. Одно плохо — никаких вестей от родных Кальмана, оставшихся в Венгрии. Каждый вечер он лихорадочно читал эмигрантские газеты. Месяц спустя после премьеры «Маринки» вихрем ворвался в квартиру и, схватившись за сердце, рухнул на пол. Врач констатировал инфаркт. Ночью, оторвавшись от уснувшего мужа, Вера прочла статью, выпавшую из его рук. Газета рассказывала о том, что младшие сестры Кальмана — Илонка и Милика, умерли зимой 1945 года, упав на обочину дороги, когда их перегоняли из одного концлагеря в другой.

Теперь Вера металась между больным мужем и премьерными показами. После войны театры всего мира решили поставить «что-нибудь из старого доброго Кальмана». Впрочем, Вера всегда верила, что так будет. Разве солнечная музыка Имре не лучшее лекарство от горя и мучений, которые принесла война? К Рождеству 1949 года со всего света пришло такое количество подарков и поздравлений, что Вера завалила ими две комнаты. 20 декабря она закрывала дверь за очередным посыльным, внося в дом новое подношение в глянцевой обертке. И тут скрипнула дверь ванной. Вера обернулась и застыла в ужасе. На пороге стоял, покачиваясь, Имре с искаженным лицом. Его парализовало!

Ночами Кальман бредил — звал далеких родных. И тогда Вера решила: семья переедет из Америки в Европу. В советскую Венгрию их, ясно, не впустят, но хотя бы в Париж. Все ближе! Конечно, оставшиеся в живых родственники из Будапешта не смогут приезжать сюда, но соберутся родные, заброшенные войной в Австрию и Швейцарию. В Париже Имре действительно пошел на поправку. Вера кудахтала вокруг мужа, как курица над яйцом. Тот кричал, ругаясь: «Угомонись!» Вера воспрянула духом. Раз наступило «кричальное» время, Имрушка начнет сочинять. И точно — появились первые такты «Леди из Аризоны». Значит, самое страшное миновало. Пусть Имрушка только пишет, все административные дела Вера возьмет на себя. Если понадобится, будет бегать в театр хоть десять раз на дню!

Не понадобилось… Аккуратно дописав клавир, Имре Кальман заснул 30 октября 1953 года и больше не проснулся. Хоронила его Вера на Центральном венском кладбище по соседству с Бетховеном, Брамсом, Штраусом. Ну кто бы мог подумать, что мальчик из нищей семьи, который не мог позволить себе даже купить персик на рынке, будет лежать рядом с такими гениями…

Оставалось только еще одно дело, не решив которое бедный Имрушка не упокоится с миром. Надо найти его погибших сестер и хоть похоронить по-человечески. Вера начала забрасывать посольства Венгрии письмами с просьбой посетить страну. Два года ее мурыжили, не разрешая въезда. Но наконец сдались под неудержимым напором. И вот Вера сидит в архиве Будапешта, перелистывая пыльные папки. Три месяца она роется в бумагах, пытаясь хоть что-то узнать о судьбе и смерти любимых младших сестренок Кальмана. Все ей чудится, что душа Имрушки не может успокоиться, пока Илонку и Милицу не похоронят как следует.

Но в архивах Вера не нашла ничего! И тогда она побрела сама по венгерским дорогам, расспрашивая местных жителей: где были концлагеря, где проходили узники-евреи. И опять — ничего! Только ветер рыдал в потрепанных номерах гостиниц, где она останавливалась на ночь. Или это рыдала она сама?..

Вернувшись в Париж, Вера учредила Фонд Кальмана, на средства которого любой талантливый молодой композитор мог бы обучаться музыке, «невзирая на национальность и религиозную принадлежность». А потом начались кочевые страсти: театры разных стран мира звали госпожу Кальман на премьеры оперетт ее мужа. «Мы, русские, всю жизнь мотаемся по свету. Но раньше меня отовсюду гнали, а теперь вот зовут! — гордо говорила Вера детям. — А когда человек вынужден так часто упаковывать и распаковывать вещи, о гибкости фигуры заботиться не приходится!»

И вот вам — суд в Нью-Йорке! Конечно, Вера отлично знает, почему Лилика кинулась отсуживать деньги. Да эта растяпа угодила в какую-то секту, которая выманивает у дурочек их деньги. Вот Лили и завела старую песню о завещании. Впрочем, и Верка хороша. Она же во всем виновата. Еще тогда, в давних 40-х, она предчувствовала, что ее дурацкий взбрык с «латиносом» будет дорого стоит и отзовется потом. Вера тогда просила у Бога прощения, даже в храм ходила. Да вот не помогло. К тому же Вера дала дочке «оружие» для суда — чистосердечно описала все, как было, в мемуарах. По русской привычке решив — все или ничего. Назвала книгу строкой из лучшей оперетты Кальмана «Княгини чардаша (Сильвы)» — «Помнишь ли ты?».

В этой книге вся ее жизнь — пусть приукрашенная, пусть по-женски наивно рассказанная, пусть авантюрная — но реальная, вся посвященная только любимому мужу. Слава богу, и дети поняли это. Сын и младшая дочь Ивонна отказались поддержать Лили в суде. Словом, обвинение провалилось. Но сколько нервов это стоило! И ведь не денег жалко — а посмертной молвы. Скажут, какие ненасытные детишки у этого «опереточника» — ради доллара готовы извалять имя отца в грязи.

Конечно, нищей девчонке выходить замуж за гения — авантюра. Но Вера ни о чем не жалела. Она все носилась по миру — с одной оперетты Кальмана на другую. В этом и была вся ее жизнь. На девятом десятке неугомонная Вера решилась посетить и Россию, ведь там, на Родине, слава богу, теперь снова двуглавый орел на гербе. Начала хлопотать о приглашении. Мечтала увидеть Петербург и Первопрестольную. Не сложилось.

В 1999 году Вера Федоровна Кальман упокоилась рядом с мужем. На похоронах было множество народа. И на вопрос «Кого провожают?» кто-то ответил: «Королеву оперетты — Фиалку Монмартра». Вот бы неугомонная Верка посмеялась на «королеву». Она-то, носившаяся галопом по жизни, и не подозревала ни о каком «королевстве».