Retrum. Когда мы были мертвыми - Франсеск Миральес

Должен признаться, что больше всего Альба мне нравилась именно в те мгновения, когда переставала быть послушной девочкой-тихоней и проявляла характер. Вот и на этот раз ее недовольство стало решающим аргументом в пользу того, чтобы на время отвлечься от привидений и мрачных мыслей. Я начал раздеваться. Альба с любопытством поглядывала в мою сторону, хотя старательно делала вид, что это зрелище ее нисколько не интересует.

Сбросив с себя всю одежду, я сразу же забрался под одеяло, где был встречен жаркими объятиями Альбы.

Я просто горел. Меня сжигали желание, возбуждение и страсть.

За первой дюжиной коротких поцелуев, словно подаренных друг другу украдкой, последовал еще один — долгий и страстный. От этого мое пылающее сердце забилось еще сильнее.

Когда наши губы разомкнулись, Альба испуганно посмотрела на меня и сказала:

— Я еще никогда… В общем, у меня этого не было. Боюсь, что…

— Успокойся и ничего не бойся, — перебил ее я, — Во-первых, вовсе не обязательно, чтобы все случилось сразу именно сегодня. Мне с тобой и так хорошо.

— Что значит «хорошо»? Хорошо — и только? — переспросила Альба, делая вид, что обижена столь низкой оценкой близости с нею.

Чтобы не продолжать этот дурацкий и абсолютно бессмысленный разговор, я просто крепко прижал ее к себе. Наши губы вновь встретились и впились друг в друга.

Час откровений

Загадки придумываются для того,

чтобы со временем их разгадали.

— Ты — лучшее, что было в моей жизни, — прошептала Альба, прижимаясь ко мне щекой.

Я постепенно просыпался. Сколько продолжался блаженный сон — сказать было невозможно. Это могли оказаться несколько прекрасных мгновений или же сто лет. Да что говорить о времени, если я с трудом начинал понимать, где нахожусь и как здесь оказался. Наконец я пришел в себя настолько, чтобы посмотреть на часы, и не без удивления обдумал то, что увидел. Было три часа дня.

Я ласково провел пальцем по ложбинке на груди Альбы.

До самого конца мы с нею не дошли. Если не считать этого, между нами произошло абсолютно все.

— Тяжело будет отпускать тебя, — продолжила Альба, поглаживая меня по животу.

— Положим, от одиночества тебе страдать не придется, — заявил я — Все парни будут у твоих ног, тебе останется только выбирать. Я же говорил, что со времени чудесного превращения ты занимаешь первую строчку в списке самых желанных и интересных девушек нашего класса. По крайней мере, для его мужской половины.

Альба ненадолго замерла, словно осмысливая то, что только что услышала, затем твердо и решительно заявила:

— Даже если у моих ног стояли бы на коленях все лучшие мужчины на свете, я не обратила бы на них внимания. Мужчина мне нужен только один — это ты.

Горячий душ в ванной Альбы постепенно возвращал меня к реальности, и я стал задумываться над тем, что произошло. Меня все больше начинало интересовать, насколько же низко я пал, переспав с одноклассницей-подружкой как с любимой женщиной. При этом я прекрасно понимал, что саму Альбу в этой ситуации занимает и волнует совершенно другое. После случившегося она, конечно же, считала нас женихом и невестой. По правде говоря, меня это несколько пугало.

Прислушиваясь к голосу здравого смысла, я спрашивал себя, что, собственного говоря, в этом плохого? Из всех моих одноклассников и одноклассниц Альба была единственным человеком, с которым я мог не просто общаться, но и получал от этого удовольствие. О том, что ей хорошо со мной рядом, можно было и не упоминать. В последние дни мы как-то вообще спелись. Время рядом с ней не тянулось уныло и печально, а пролетало легко и незаметно. Альба — девушка красивая, добрая и, что немаловажно, достаточно тактичная, чтобы не расспрашивать меня о том, что я не хотел бы ей рассказывать. Кроме того, она имела еще одно достоинство, значительно поднимавшее ее рейтинг в моих глазах: Альба была просто очаровательна, когда сердилась.

Выходя из душа, я поймал себя на том, что мысленно выступаю перед самим собой ее адвокатом. Впрочем, у меня были достаточно веские причины для такого отношения к Альбе. Я воспринимал ее как символ спасения, спокойной и светлой любви, более того — нормальной человеческой жизни. Призрак Алексии вел меня за собой в противоположную сторону — к тревогам, беспокойству, мучениям, мести и смерти.

Кто же из них выиграет сражение за мою душу?

Этот вопрос я задавал себе, спускаясь по лестнице в гостиную. Там меня ждала девушка, которая — по крайней мере, на этот день — стала моей возлюбленной.

На мраморном столе уже стояли кувшин с апельсиновым соком, блюдо с сухими хлебцами, масло и набор разных джемов.

— Что-то поздновато мы с тобой сегодня завтракаем, — сказал я, заменив этим замечанием дежурное пожелание доброго утра.

— Считай, что это десерт, — хитро улыбаясь, ответила мне Альба. — На завтрак мы с тобой пожирали друг друга — там, в спальне.

Этот обмен репликами почему-то вызвал во мне чувство неловкости, и я сделал вид, что больше всего на свете поглощен намазыванием масла на подогретые хлебцы. При этом я незаметно поглядывал на Альбу. На ней было очаровательное кимоно из красного шелка, а ее волосы, перехваченные двумя резинками, сбегали к ее плечам как два золотых водопада.

В общем, не девушка, а само совершенство. Вот только… нет ли в этом идеале какого-то изъяна? Должен же быть хоть один недостаток у той, которая отважно взялась за непосильную задачу — превратить во что-то сносное и приемлемое тот кошмар, которым долгое время была для меня эта жизнь. Вскоре выяснилось, что я не ошибся в своих предположениях.

— Я, конечно, в деталях не знаю, что у тебя случилось тогда, летом, — сказала Альба как бы невзначай, словно речь шла о чем-то малозначительном. — Но все равно рада, что благодаря этому ты остался здесь и не уехал в Америку.

От неожиданности я выронил недоделанный бутерброд на тарелку. Вообще-то отец утверждал, что никто в Тейе не знает о том, что произошло на Хайгейтском кладбище. Он дал мне честное слово, что это останется между нами.

— Кто тебе об этом рассказывал? — растерянно спросил я.

— Неважно. Я просто знаю — и все.

— Отец проговорился? — уже начиная закипать, поинтересовался я.

— Нет.

— Тогда выкладывай! Что именно тебе известно?

Альба густо покраснела, и мне стало понятно, что она уже сама не рада, что затронула эту тему.

Собираясь с мыслями, она сделала несколько глотков сока, наконец решилась и начала рассказывать: