Над Тиссой (Иллюстрации Б. Козловского) - Александр Авдеенко

— Не узнаешь? — спросил Андрей, раскрывая коробку сигарет. — Кури!

Олекса насмешливо прищурил свои серые с длинными черными ресницами глаза, с ног до головы осмотрел Лысака:

— Как не узнать такого шикарного кавалера! Каким был, таким остался…

Андрей пропустил мимо ушей насмешку Олексы. «Завидует», решил он, но, как всегда, сказал не то что думал:

— А ты не изменился.

— Значит, вернулся домой? Под мамино крылышко? Совсем или как?

— На практику приехал, — ответил Андрей.

— Куда? В парикмахерскую? В ателье мод?

Андрей опять не обиделся. Он умел, когда надо было, не замечать насмешки.

— Не угадал, — сказал он, сделав вид, что принял слова Олексы за дружескую шутку. — В депо практиковаться. На паровозе.

— Неужели ты еще не бросил школы?

— А почему я должен ее бросить?

— Так там же учиться надо, сдавать экзамены.

— Учимся! И экзамены сдаем! — с достоинством, но без заносчивости, с расчетливой веселой улыбкой ответил Андрей. — И паровозом будем управлять не хуже других… если ты поможешь. — Он взял Олексу под руку и, приноравливаясь к его шагу, пошел по краю тротуара, где было меньше людей. — Олекса, скажу тебе прямо, от чистого сердца: хочу практиковаться только на твоем паровозе, под твоим руководством. Никто лучше тебя не научит.

Молодой машинист подозрительно покосился на Андрея: когда, где и чем он успел завоевать его любовь?

— Если бы не ты, Олекса, — продолжал Андрей, — то я и в школу не попал бы и на паровоз мне наплевать. Понравилось, как ты работаешь, вот я и решил пойти по твоей дорожке. Возьми, Олекса, шефство надо мной! Всю жизнь буду помнить и благодарить. Ты не смотри, что я такой: по одежде встречают, а по уму и работе провожают.

Олекса уже внимательно и серьезно слушал Лысака. Верить или не верить его словам? От сердца они или так, пустопорожние? Похоже на то, что говорит правду, по-настоящему тревожится за свою судьбу.

— Что же, — сказал Олекса, — если начальник депо прикомандирует тебя к моему паровозу, то…

— Прикомандирует! Обязательно! — Андрей схватил руку Сокача, крепко сжал ее: — Будь уверен, я не подведу тебя.

С ближних гор уже потянуло прохладой, на городские улицы спускались густые синие сумерки. В домах зажигали свет.

На улицах вспыхнули матовые шары. По большому стеклу витрины, широко разбросав раздвоенные клешни, пополз огненный рак.

— Зайдем? — останавливаясь перед рестораном, спросил Андрей.

Не дожидаясь согласия, он открыл дверь и, слегка подталкивая Олексу вперед, вошел в ярко освещенное помещение, густо заставленное квадратными, на металлических ножках столиками. Буфетчик, разливавший пиво, подал Андрею руку и сказал, как хорошо знакомому:

— С приездом! Как твой университет?

— Все в порядке. Распорядитесь насчет столика.

Бритоголовый официант в белом пиджаке и в черном галстуке бабочкой, не дожидаясь распоряжения, в одно мгновение расчистил от грязной посуды столик, расположенный в дальнем, укромном конце зала. Не прошло и пяти минут, как на столике появились водка, вино, пиво, тарелки с копченой рыбой, сыром, ветчиной, сухой колбасой, печеными яйцами. Олекса покачал головой:

— Богатая закуска… но расплачиваться придется тебе: у меня ни копейки в кармане. Отдам завтра.

— Расплатимся, не беспокойся! На всю ночь хватит погулять. За твое здоровье!

— Стипендией будешь расплачиваться? — спросил Олекса, когда выпил и закусил.

— Какая там стипендия! От нее и следа не осталось.

— Где же ты взял денег? — Олекса осторожно поставил стакан с вином и перестал есть.

— Не бойся, не краденые. Мать дала. Она у меня деньжистая и не прижимистая. Она портниха. Золотые руки!

— Значит, мать зарабатывает, а ты… пируешь?

— Дай срок, буду и я зарабатывать. Все верну матери, что истратила на меня… Слушай, Олекса, сколько ты получаешь в месяц?

— Когда как…

— В апреле, например, сколько выколотил?

— Две с половиной тысячи.

— Ничего, подходяще. А в марте?

— Точно не помню. Кажется, столько же. Ну, еще какие будут вопросы? — Глаза Олексы стали колючими. — А паровоз тебя не интересует? Как мы водим поезда, как экономим уголь и смазку — об этом тебе не хочется поговорить?

Андрей махнул рукой, засмеялся:

— Еще наговоримся о паровозе, не тревожься! Пока выпьем. Теперь за что? За нашу с тобой рабочую дружбу. Хочешь?

Олекса положил локти на стол и, насмешливо прищурившись, озорными, чуть хмельными глазами посмотрел на Андрея:

— А знаешь ты, хлопче, что такое рабочая дружба? Не говорил тебе про нее дядя Костя? Слушай. Одно колесо не сдвинет паровоз с места… Когда хорошо работаешь, желай того же и своему напарнику. Кончая свой маршрут, помни, что твоему сменщику тоже далеко надо ехать… Греясь на солнышке, не закрывай свет другу. Кровь из носа, жилы надорви, а рабочую честь товарища поддержи! Умирай, а от дружбы не отступай! — Олекса остановился, перевел дыхание. — Если тебе такая дружба по душе, — продолжал он, — то присоединяйся к нам с дядей Костей.

— Присоединяюсь! Будем дружит втроем! — Андрей Лысак чокнулся с Олексой.

Часто лгал в своей короткой жизни Андрей Лысак, привык кривить душой, но в то мгновение он был искренним, то есть ему казалось, что он говорил именно то, что чувствовал и думал.

В ресторан вошел новый посетитель, молодой высокий парень. Он был в сером костюме, в полотняной сорочке, вышитой по воротнику и на груди цветным гуцульским узором. Из-под светлой кепки выбивались тяжелые пряди белокурых волос. Это был Василий Гойда. Он зашел сюда по дороге домой, чтобы купить сигарет.

Увидев друга, Олекса обрадовался, поднял над головой руку, чтобы обратить на себя внимание.

— Кто это? — недовольно спросил Андрей.

— Василь Гойда, разве не узнаешь? Знаменитый машинист Закарпатья. Теперь студент-заочник.

— Знаменитый машинист? — недоверчиво хмыкнул Андрей. — Не может быть. Не слыхал. Я знаю две знаменитости: Олексу Сокача и его учителя Головина, дядю Костю.

— Какая я знаменитость! Вот Василь Гойда — да! Пригласим его за стол, а?

— Приглашай, если ты так хочешь.

— А ты не хочешь?

— Мне интересно с тобой провести вечер, а не с каким-то студентом-заочником.

— Да ты не бойся, он замечательный парень, вот увидишь. Пригласим?

Андрей раздраженно отодвинул от себя тарелки, стакан:

— Я же сказал — приглашай, если тебе со мной неинтересно.

— Ну вот, обиделся! Зря! Ладно, обойдемся сегодня и без Гойды.

Олекса вздохнул, повернулся к своему другу спиной и попытался продолжать пир. Нет, все уже было кончено. Он перестал есть, пить, разговаривать. Угрюмо молчал.

Глава девятая

Поздним вечером Андрей и Олекса вышли из ресторана. Лысак хотел проводить Сокача домой, но тот поднял воротник своей синей спецовки, нахлобучил на глаза форменную фуражку и махнул рукой.

— Сам найду дорогу, не беспокойся, — пробормотал он и скрылся в темноте.

Шел дождь. Мелкий, теплый, настоящий весенний. Прохожих на улице почти не было. На противоположной стороне улицы скупо светились окна дежурной аптеки. В черном небе прогудел истребитель. Он пролетел вдоль границы, прочертив свой маршрут бортовыми огнями — зеленым и красным.

Досадуя на Сокача за то, что тот оказался плохим собутыльником, Андрей медленно побрел по Виноградной, раздумывая, где и как поинтереснее скоротать ночь. Он вышел на конец улицы, в безлюдный скверик, сел на мокрую скамейку, закурил и, запрокинув голову, прижмурившись, прислушался к шороху дождя в кроне каштана.

Чьи-то шаги, прозвучавшие невдалеке, заставили Андрея опустить голову, открыть глаза. Мимо проходил человек в длинном плаще, в черной шляпе, с черным футляром подмышкой. Это был музыкант из Цыганской слободки. Тот самый, что пиликал на своей скрипке, пока Андрей и Олекса ужинали.

— Ты куда, Шандор? — спросил Андрей по-мадьярски.

— Домой. Сигарета есть?

— Есть. На. Бери всю пачку. Почему так рано домой?

— Жена приказала не задерживаться. — Огонек сигареты осветил лицо цыгана, его черные усики, белые литые зубы. — У нас сегодня домашний праздник: десять лет как поженились. По этому случаю…

Андрей все понял. Вот где он скоротает ночь — в Цыганской слободке.

— Приглашай, Шандор, и меня, — Андрей позвенел в кармане мелочью. — Дукаты и кроны имеются.

— Пойдем, если твоя душа праздника захотела.

Андрей и цыган взяли такси. Проехав центр Явора, они покатили по узкой темной улочке южной окраины города. Машина остановилась перед небольшим домиком в Цыганской слободке.

Цыганская слободка была одним из примечательных мест молодого советского города Явора. Возникла она давно, еще во времена австро-венгерской короны, росла и расширялась во времена президента Масарика. Здесь, на международном перекрестке, в нескольких километрах от стыка трех границ, удобно и выгодно было стоять постоянным табором конокрадам, контрабандистам, содержателям тайных квартир, друзьям заграничных перебежчиков, гадальщицам, скрипачам, коновалам, кузнецам, лудильщикам. Десятки лет, из поколения в поколение, Цыганская слободка воровала у тех, кто не умел беречь свое добро, обманывала доверчивых, предсказывала судьбу простодушным, нарушала законы императора Франца Иосифа и короля Михая, диктатора Пилсудского и президента Масарика, плясала и пела, клянчила милостыню на закарпатских базарах и лишь иногда, в тяжкие своя дни, трудилась: кузнечила, слесарничала, делала саман — необожженный кирпич. Исчезали императоры, президенты, диктаторы, менялись правительства, а Цыганская слободка оставалась все той же — независимым государством в государстве.