ЖД (авторская редакция) - Дмитрий Быков

— Почему ты не говорил мне?— спросила Аша с жалобным укором, действовавшим на него особенно неотразимо; он тут же чувствовал себя виноватым за все ее бывшие и будущие беды.

— Чего не говорил?!

— Что ты рюрикова корня.

— Господи, Аша! Откуда мне было знать, что это имеет значение! Я Кононов по отцу, никогда не носил этой фамилии, всю жизнь писался Бороздиным. Это фамилия отчима, мать вышла замуж, когда мне был год. Кононов никогда и не жил с нами, я понятия не имею, кто он такой…

— Что ж ты так, губернатор. Это же самый варяжский род. Конунг, конан — или не знаешь? Предводителев сын, вот оно что значит. Ты бы хоть мне сказал, я б к тебе на полок не пошла.

— На какой полок?

— Сто шагов, мера наша,— сказала она с виноватой улыбкой.— У вас переврали, говорят — «порог».

— Где же я это читал?— хмуро спросил губернатор.— Он полюбил местную ведьму, а ей с ним было нельзя. Ее за связь с человеком и свои проклянут, и деревенские камнями побьют… Вспомнил! «Олеся», да? Ты же, Ашка, начитанная девочка, только притворяешься дурой. В библиотеку небось ходишь, да? Вот дурак, как я сразу не отгадал.— Он улыбнулся, и она робко ответила ему — улыбка вышла кривая, жалкая, но он и ее принял за подтверждение.— Это чтобы я посерьезнее к вашим относился, да? Бедная моя, да я и так отношусь к тебе и твоим сказкам серьезнее некуда! Ведьма местная, надо же… Там тоже бабка была, все глупости говорила… Да таких сюжетов пропасть: полюбил паныч ведьму, а ведьму камнями закидали. Брось, хватит! Вот увидишь, сейчас этого поймают, что камнями тут разбросался,— окажется, что я какую-нибудь тяжбу не в его пользу решил. Погоди, увидишь…

Видимо, губернатор и впрямь обладал неким даром предвидения, необходимым для государственного человека: затрезвонил телефон на столе, и охрана доложила по внутреннему, что злоумышленник пойман, да не особенно, собственно, и убегал; что их оказалось двое; что оба они готовы предстать перед губернатором для снятия первичного допроса и впредь до особого распоряжения их толком не трогали.

— Ну, давайте,— сказал губернатор.— Вот увидишь сейчас. Я, кажется, даже знаю…

Предчувствие и тут не соврало ему. Охрана втолкнула в столовую Рякина и Стрешина, или Стрешина и Рякина, или Стряшина и Рекина — словом, сладкую парочку, полгода изводившую его тяжбой, а сегодня с утра (чувство — будто год назад) распотешившую божбой и дружбой.

— Драсти, губернатор,— сказал Стрешин.

— Драсти, драсти.

— Не серчай, губернатор.

— Прости, гублинатор.

— Оно так вышло.

— Вышло, чего уж.

— Нельзя тебе тут.

— Нельзя, нельзя.

— Полгода смотрим.

— Думаем, думаем.

— А сегодня поняли.

— Ты самый и есть.

— А ну молчать!— заорал губернатор. Рякин и Стрешин испуганно заткнулись. Охрана врала — их-таки потрепали при задержании: под глазом у того, что слева, набухал багровый фонарь, а у второго раздулось и пылало ухо, по которому некто от души засветил.

— Все время лопочут,— пожаловался телохранитель.— Ничего, посидят, подумают…

— Посидеть можно,— завел дуэт Рякин.

— Можно, можно.

— Теперь можно.

— Теперь все можно.

— Мы всем сказали.

— Всем, всем сказали…

— Что вы сказали?!— не выдержал губернатор.— Быстро, внятно и по одному.

— Вот она все скажет,— показал Стрешин на Ашу.

— Скажет, скажет,— подхватил Рякин.

— Она все знает.

— Теперь знает.

Губернатор обернулся на Ашу. Она сидела неподвижно, опустив глаза.

— Ты их знаешь?

— Знает, знает,— залопотал Стрешин, но телохранитель двинул его кулаком по затылку, и тот заткнулся.

Аша подняла на него полные слез глаза. Он понял, что это утвердительный ответ.

— Откуда? Кто они такие?

— Наши,— сказала она.— Из бабушкиной деревни.

— Они что, следили за тобой?

— Значит, следили,— сказала она.

— Вы со своей тяжбой идиотской за этим ко мне ходили?— спросил губернатор.

— Не за этим, не за этим,— испуганно проговорил Стрешин.

— У нас правда тяжба.

— Мы по делу, губернатор.

— По делу, гублинатор…

— Мы не следить, не следить…

— Нам нельзя следить…

— Мы люди маленькие, губернатор…

— Маленькие, гублинатор…

Телохранитель слегка столкнул Стрешина и Рякина лбами. Парный конферанс ненадолго стих.

— Они камень бросили?— спросил губернатор.

— Вот этот,— телохранитель вытолкнул вперед того, что стоял слева, черт его разберет, как зовут…

— Мы не в тебя, губернатор…

— И не в нее, гублинатор…

— Просто чтоб ты знал…

— Чтоб уехал.

— Дальше хуже будет…

— Земля поднимется!

— Нельзя, чтоб поднималась.

— Нельзя, гублинатор!

— Уже и земля?— язвительно спросил Бороздин.— Это что же, всем миром, что ли?

— Это хуже,— сказала Аша.— Они правду говорят, ты не знаешь. Земля в последний раз давно поднималась, старики не упомнят. Это наша земля, заговоренная. Если мы не уйдем — тут весь город посыплется.

— И село, и село,— закивал Стрешин.

— И лес, и лес,— зачастил Рякин.

— Ямы!

— Овраги!

— Реки!

— Горы!

— Тихо!— крикнула теперь уже Аша. Губернатор никогда не слышал у нее столь властного голоса и не предполагал, что она может так командовать. Туземцы испуганно притихли.

— Что я в тягости — вы знаете,— начала она решительно.— Теперь и ты, губернатор, знаешь. Я четвертый месяц молчу, пять осталось.

Губернатор только теперь вспомнил, что еще ничего ей не сказал о судьбе будущего ребенка — до того его поразила ашина вера в пророчество и само это пророчество, говорившее о нем; он никогда, конечно, не принимал всерьез такие вещи — но она была явно не в том состоянии, чтобы говорить с ней о радостях материнства и о его готовности если не заключить брак, то по крайней мере признать ребенка. Сначала надо было утешить, успокоить, а уж потом… Только теперь до него дошло главное в этой истории: она на четвертом месяце, а он ничего не замечал! Вот откуда эти слезы при виде заката, и страхи, и впечатлительность; он знал, что многие во время беременности и родов сходят с ума — вот почему она так поверила этой позорной ерунде… Врача, и немедленно! Он-то ее отучит от этих глупостей, объяснит их происхождение,— если найти хорошего специалиста, она быстро придет в себя.

— Я уйду,— продолжала она после недолгого молчания.— Но дитя мое убить я не дам, у меня не будет другого. Я свою судьбу знаю, у волков всегда так. Дитя не дам трогать. Убить дитя — дело страшное, толочное, соколобное. Кто бы он ни был, а он мой, и это уж мое дело — кто из него вырастет. Мать не захочет — дитя никогда злодеем не будет, за то я отвечу. С тобой, губернатор, я не уйду, нам нельзя вместе.

— Никуда ты не уйдешь,— начал губернатор.

— Молчи, слушай! Тут мои дела начались, тебе лезть нечего. Рожу — вернусь, за мной не ходи. Я одна пойду.

— Без моего разрешения отсюда никто не выйдет,— спокойно сказал губернатор.— Охрану предупредите там,— и он снял трубку внутреннего телефона. Телохранитель буркнул в рацию: «Первый! Седьмой, повышенная».

— Ты не знаешь, что будет,— с неожиданной мягкостью сказала Аша.— Ты не видел, как земля встает.

— Я всякое видел,— махнул рукой губернатор.— Без меня ты никуда не пойдешь, а я найду, куда тебя отправить. Надо будет — я готов и…

— Ох, благодетель!— протянула Аша.— Жениться хочет на местной, ай, молодец! Что теперь жениться? Ты все сделал, дальше моя забота. Сама виновата, не разглядела. Правду ты говорил — все выродилось. Да тебя и старые-то волки чуть не проглядели. Хорошо, эти братцы,— она кивнула на Стешина и Рякина,— заметили: не иначе, говорят, ты самый и есть. А я и не знала, что они к тебе ходят.

— Не хватало еще, чтоб ты всех знала, кто ко мне ходит,— угрюмо сказал губернатор.— Ладно. Проследите, чтобы этих сегодня же допросили,— держать отдельно от васьки, которого на Чайковского взяли. Сговорятся — никогда правды не узнаем. И насчет стекла распорядитесь там… Никита! Еще чай.

Никита бесшумно внес стакан в толстом серебряном подстаканнике с гербом.

— Пойдем со мной, Аша. Сегодня здесь останешься.

Она покорно подошла к нему, но на полдороге обернулась к охране.

— Думаете, я выйти не могу? Я осталась, чтобы с ним быть. Если земля встанет, плохо ему быть одному. А выйти я могу, дяденьки. Возьму и выйду, и ничего не сделаете. А, дядя Егор?

— Может, может,— закивал Стрешин.

— А ты что скажешь, дядя Кузьма?

— Может, она может,— подтвердил Рякин.

— И допрашивать их не надо, я сама про них все расскажу.

Губернатор, к вящему своему изумлению, увидел, что его личный телохранитель покорно кивает Аше.