Заложник удачи - Владислав Русанов

— Я догоню Сыдора, — медленно произнес рыцарь. — Я догоню его, передам письмо Аделии. А там поглядим. Не удастся ли моему клинку то, что не удалось тебе, отец Лукаш.

Вампир поглядел на него долгим, испытующим взглядом. Кивнул, выпростал руку из-под покрывала и благословил Годимира размашистым знамением Господним.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

СЛОВО ВОЖАКА

Сыдорову хэвру Годимир нагнал второго дня, сразу после полудня.

Одинокий всадник, не особенно щадящий коня, может преодолеть за день по бездорожью под сотню верст. Отряд из десятка всадников с вьючными лошадьми до пятидесяти, вряд ли больше. Войско, обремененное обозными телегами, — двадцать-тридцать.

Словинец спешил очень.

Игреневый, не привыкший к подобному обращению, хрипел, косил налитым кровью глазом на седока, но держался.

Вампир Лукаш указал направление весьма приблизительно. Так, махнул рукой — Ломыши, мол, там. Утром иконоборцу заметно полегчало, а вот рыцарь спал плохо. Как бы ни был добр и приветлив вампир, опаска остается всегда, и меч под рукой держать надежнее, чем доверять чьим-то словам.

Разбойники, в отличие от драконоборца, не спешили никуда. А куда им торопиться? Они шли на соединение с победоносной армией загорцев. Теперь уже не оставалось сомнений, что армия Кременя Беспалого разбита в пух и прах. Если бы зареченским рыцарям противостояли обычные воины со стальным оружием, пусть даже и обученные, слаженные, превосходящие числом, о сопротивлении можно было бы вести речь. Но чародейство…

Иконоборец пояснил, что адепты Ордена Василиска не обладают смертоносными боевыми заклятиями, о которых рассказывается в старинных легендах — валы огня, ледяные стрелы, молнии, отравленный туман и разлетающиеся на острые осколки каменные глыбы. Вампир вообще сомневался: не поэтическое ли преувеличение закралось в творения древних сказителей? За свою долгую жизнь он не сталкивался хоть с одним колдуном, способным в одиночку разогнать вражескую армию. Но, может, оно и к лучшему? Ведь в противном случае разгулявшиеся, разохотившиеся до войны и разрушений чародеи могли бы стереть с лица земли не только все человечество, но и заровнять землю огнем, льдом и ураганами. А потом долбили бы друг друга до победного конца, причем последний умер бы с голодухи, лишившись всех кметей, сельской скотины и съедобных растений.

Вукаш Подован мог зачаровывать взглядом — лишать воли, обездвиживать или подчинять себе. Мог наводить пугающие иллюзии — те же огненные валы, не способные никого сжечь, но заставляющие сердца останавливаться от ужаса. Для поддержки загорского войска он придумал использовать налитую в горшки «кровь земли».

Теперь Годимиру стало ясно, кому принадлежал замысел выдать побег королевны за похищение драконом. Кувшин с вонючей жидкостью, залепленный сверху, просунутый через глиняную нашлепку фитиль, огонек и мгновенное сгорание, разрывающее глиняную емкость на десяток остроконечных черепков.

Изобретение, просто созданное для войны: осколки поражают людей (и кто его знает, защитят ли кольчуги и шлемы?), а вырвавшееся на свободу пламя, которое нельзя затушить водой, уничтожает защитные укрепления, а в Заречье они по обыкновению деревянные. Опять же, воинам, на кожу и одежду которых попадут капли горящего снадобья, не позавидуешь. И главное, никакого чародейства! Сплошная алхимия — наука, которой в университетах молодежь обучают и опасной никто не считает. Но когда Годимир представил себе, что произойдет с войнами, если противоборствующие стороны начнут пользоваться подобными средствами, ему стало по-настоящему страшно. Вначале горящие, самовзрывающиеся горшки, потом присыпанные пылью ямки, набитые горючими смесями, на дорогах, потом ядовитый дым, насылаемый на вражескую армию.

А чем же закончится? Тем же, обрисованным Лукашем, ужасом, что и в случае беспрепятственного использования разрушительного по мощи чародейства.

А для чего тогда честь, отвага? Для чего оттачивать умение рубиться на мечах, если любой горожанин, заплативший десяток скойцев мудрецу-алхимику, может облить тебя горящей «кровью земли»?

Это означает крах всего, на чем воспитывались многие поколения рыцарей. И уже за одно это Вукаша Подована следовало убить. Разрубить от плеча до пояса. Так, чтобы ни один лекарь, ни один чародей не заштопал. А заодно с ним и Сыдора, предающего родимый край в угоду призрачному зову власти, пошедшего на сговор с извечными врагами — загорцами. Вот они — истинные нелюди! Куда там вомперам, кикиморам и драконам!

Годимир скакал и клял себя за юношескую наивность. Ишь ты, навоображал — дракон, воплощение зла! Стожки он кметские спалил, пару коров сожрал, подумаешь! Сена можно нового накосить, телят вырастить. Даже если девку-селянку проглотит… Разве мало девок по селам? Даже королевна, если подумать, в Заречье не одна… Хотя, если такая, как Аделия, то, наверное, одна. Но, выходит, Сыдор и ее обманул? Они же сговаривались честно, без загорских клинков и горящих кувшинов?

Дневка разбойников возникла перед глазами рыцаря довольно неожиданно. И дело тут, скорее всего, обстояло не в умении прятаться, а в гневе, застилавшем глаза молодого человека.

Заречане, устроившись под защитой темной бучины[45], неспешно разводили два больших костра. Несколько человек вели поить коней к заросшему высокой осокой берегу ручья. Сыдор, Вукаш и двое разбойников, в которых Годимир с первого взгляда опознал Будигоста и Будимила, оживленно спорили у одной из телег. Причем телохранители виновато разводили руками, вожак хэвры тряс перед носом одного из них — кого именно, сказать невозможно — кулаком. Чародей оглаживал русую бороденку и улыбался. После всего, услышанного о нем, улыбка загорца показалась рыцарю до ужаса злорадной.

«Ах, вот ты как? Радоваться нашему горю?»

Драконоборец пришпорил коня. В щуплой фигурке чародея теперь он видел воплощение всемирного зла. И сама судьба дала ему попытку. Ну же, пан Годимир из Чечевичей! Всего один удар!

Меч плавно вышел из ножен, взлетая над головой. Тяжелый меч, не предназначенный для конной стычки — если держать его приходилось одной рукой, то уж под самую крестовину.

Звуки на долгие-долгие мгновения исчезли. Остались лишь картинки, какими раскрашивают студиозусы малярского[46] факультета из Белян бересту, зарабатывая на летних вакациях продажей своих работ мещанам и кметям на частых ярмарках.

Отвисает челюсть Вукаша Подована. Он порывается кинуться наутек, но пола зипуна некстати цепляется за тележный борт.

Сыдор приседает и всплескивает руками. Что-то кричит. Скорее всего, просто орет от неожиданности.