Стертый мальчик - Гаррард Конли

Мне не хотелось отвечать на ее риторический вопрос, поэтому я промолчал.

– Нет, дело в сексуальной ориентации. Твоя мама волнуется, что это отразится на твоем будущем. Ты уже сейчас чахнешь на глазах. Представь, что с тобой будет, когда о твоей ориентации станет известно. Мне теперь важно понять: ты хочешь измениться? Я знаю множество людей, которые приняли себя такими, какие они есть, и зажили счастливой жизнью. Это трудно, но они справились. Да, о них сплетничают, у них шепчутся за спиной, их не берут на работу из-за личной неприязни, но они справляются. Ты хочешь так жить?

– Я хочу измениться, – сказал я. – Я устал от того, что чувствую.

– Есть еще один путь, – сказала доктор. – Можно переехать, например, в большой город.

– Я не хочу убегать. Я люблю свою семью.

Я чувствовал себя глупо, произнося эти слова. Они прозвучали как-то инфантильно, по-детски. Но я ничего не мог поделать, ведь это было правдой.

– Послушай, – сказала доктор Джулия, повернувшись к двери на скрипучем табурете, – я возьму у тебя кровь, чтобы проверить уровень тестостерона и количество лейкоцитов. Не думаю, что будут какие-то отклонения, но этого хочет твоя мама. Она хочет быть уверена, что сделала все что могла.

Доктор немного помолчала, пока я переваривал ее слова. Этим она хотела сказать: давай послушаемся для галочки, даже сделаем анализы, но из чистой формальности, и спустя пару недель выясним, что все в полном порядке и диагноз поставить невозможно.

– Я всегда буду тебе рада, если ты захочешь поговорить.

– Хорошо, – сказал я.

– Подожди здесь, я схожу за медсестрой.

Она вышла из кабинета.

Я выловил вибрирующий телефон из кармана джинсов, и под бедрами порвалась бумага. Это был Чарльз. Мы не общались уже больше недели. Я иногда заходил за вещами в комнату, но почти все свободное время просиживал в библиотеке до полуночи.

«Когда ты вернешься? Всё в порядке? – прочел я сообщение. – Куда ты исчез?»

Я тут же ответил ему, чтобы он не волновался, стараясь не задумываться над тем, что пишу.

«Я призрак, – написал я. – Все отлично».

Тем же утром, выйдя вместе с мамой на улицу уже с марлевой повязкой на локте, я согласился несколько дней погостить дома. Я понимал, что следующие недели, проведенные в ожидании, будут для мамы тяжелее, чем для меня.

– Сходим в кино, – предложила она. – С меня билеты.

Когда мы вышли из кинотеатра после очередной романтической комедии, снега все еще не было. Мне так хотелось, чтобы в эти последние недели зимы пошел снег. Я представлял, как мы вдвоем сваливаемся в сугроб и яростно машем руками, рисуя себе крылья – большие и широкие.

Понедельник, 14 июня 2004 года

Номер в «Хэмптоне», в котором мы с мамой останавливались, когда я ходил в «Любовь в действии», был просторным, но казался маленьким. Мы жили в разных комнатах; гостиную от спальни, где спала мама, отделяла тонкая фанерная дверь. После первой недели терапии многое в номере, на что мы бы даже не обратили внимания при обычных обстоятельствах, стало казаться зловещим. Здесь была только одна лампочка, которая сгущала мрак в противоположной части комнаты. Верхний свет зажигался вместе с вентилятором, и огромные лопасти взбивали воздух, который обрушивался на нас неприятными потоками. Металлическая дверная задвижка в тусклом освещении казалась непрочной – я легко представил себе переламывающие ее кусачки. При других обстоятельствах номер показался бы нам безопасным и комфортным, но не сейчас: каждую ночь мне приходилось подпирать дверь журнальным столиком, чтобы в случае проникновения злоумышленника я сразу услышал скрип ножек по линолеуму. Стоя перед зеркалом в ванной, я представлял себе скрытые камеры, направленные на мое обнаженное тело. Принимая душ, вспоминал Хичкока и сверкнувший в «Психо» нож, вспоминал, как Джанет Ли убегает из города с украденными деньгами, спрятанными в сумке на пассажирском сиденье, и сворачивает к временному убежищу – неприметному отелю.

Забавно, но ни я, ни мама так и не попросили никого из персонала гостиницы разрешить эти незначительные неудобства. Теперь я понимаю, что они утешали и отвлекали меня, вытесняя из моего сознания более опасных злоумышленников, которые, скрючившись, поджидали где-то вне моего поля зрения. Даже в темноте я знал каждый угол нашего номера наизусть. Этот номер… Какая-то вещица, переставленная в другое место, или любое иное незначительное изменение должны были предупредить меня о более важных переменах, происходящих за пределами комнаты. Если перемены возникнут в этом номере, то они смогут продолжаться ad infinitum[17] и за его пределами. Что же тогда остановит меня от немедленного воплощения моего текущего плана?

Воскресная ночь. Я вновь улизнул из гостиницы после полуночи, чтобы пробежаться по улицам пригорода. Я бежал так долго и так быстро, что потерял счет времени, и в этом безвременье смотрел, как луна скользит по ночному небу. Я вдруг представил, каким маленьким кажусь с небес. Бог просто задира, решил я, задумавший подразнить такую мелочь, как мы. Зачем Он так поступил с нами, с нашей семьей?

– Пошел ты, – сказал я луне, в очередной раз ожидая, что сейчас меня поразит взявшаяся из ниоткуда молния.

Но ничего не произошло, и я стал ругаться