Древнее сказание - Юзеф Крашевский

На следующий день ранним утром предводительствуемая Добеком дружина собиралась в поход. Ставка снята была с места, всадники садились на лошадей, пешие сходились в кучу. Челядь Людека, которой приходилось вести пленных поморцев, лишь с помощью кнутов и палок подняла их на ноги. Ужасное зрелище представляли эти дикари, не хотевшие подчиниться неумолимой, выпавшей на их долю судьбе: они рвались, кричали, проклинали своих мучителей до тех пор, пока, обессилевши, не принуждены были покориться. Хенго Людек сам вел на веревке, опасаясь, что хитрый немец сумеет уйти.

В то время, когда Добек с дружиной направлялся к границе, Вишов сын с пленными возвращался домой. В каждой хижине он оставлял по несколько поморцев, чему хозяева были рады, так как приходилось вскоре приниматься за жатву.

Людека — сына Виша повсюду встречали с восторгом, особенно в тех местах, где исход неприятельского вторжения был еще не известен. С любопытством сбегались люди взглянуть на малоизвестных разбойников, выругать их и ударить. Оставляемых моментально связывали, предупреждая тем покушение к бегству.

Старшины, однако, начинали завидовать удачам Людека, опасаясь, что он, находясь во главе сильной и преданной ему дружины, захочет занять место свергнутого Хвостека.

На всех легла какая-то тень недовольства; все чаще слышались повторенными слова Визуна: "Следует избрать покорного, бедного, малого!"

Мышки и Лешки по-прежнему начали ездить по дворам, стараясь приобрести друзей. И те и другие частенько-таки останавливались у хижины Пяста, требуя от него совета да заодно упрекая в том, что он больше выказывает любви к пчелам, чем к общему делу, от которого до сих пор постоянно сторонится.

Старик улыбался.

— Если б я мог хоть в чем-нибудь быть вам полезен, — говаривал он, — я бы охотно трудился на общую пользу. Но что ж я-то, бедный, сделаю, если такие влиятельные, богатые люди, как вы, ничего еще не могли достигнуть. По-моему, в данном случае, вернее всего ожидать помощи от богов. Легче ведь свергнуть злого, чем заменить его добрым.

Лешки сторонников не имели; все боялись, что при переходе власти в их руки, они способны мстить за прошедшее. Мышков не менее избегали, опасаясь с их стороны преследования в будущем тех лиц, которые в настоящее время не желают их видеть во главе народа. Победа позволила всем отдохнуть и собраться с силами для нового вече.

Богатые кметы заранее предчувствовали, что их уже не будут, как прежде, прочить в князья. Слова Визуна крепко засели в умах; все только и думали, как бы избрать такого, который, будучи малым и покорным, в то же время умел бы быть благодарным за оказанную ему честь. Дело все заключалось лишь в том, где найти подобного человека.

О ком ни подумают — сейчас же окажется, что у него больше врагов, чем друзей.

XXIV

Пользуясь временно наступившим затишьем и отдыхом, Доман начал приготовляться к свадьбе. Ему хотелось устроить ее на славу, к тому же и старик, Милин отец, выдавая дочь за богатого кмета, не прочь был похвастать, что в состоянии угостить даже большое количество званых гостей.

Доман начал с того, что блистательно разодевшись, в сопровождении слуг в праздничных нарядах, ездил от одного двора к другому, приглашая дружков.

По дороге, когда он очутился перед Вишевой хижиной, — сердце у него сжалось невольно, — вспомнилась Дива.

Людека не было дома: он со своими людьми поспешил за Добеком; младший брат один остался хозяйничать.

Остановившись у ворот, Доман протянул руку хозяину.

— Я женюсь, — проговорил Доман, — не откажите быть дружкой моим…

— Охотно, — отвечал молодой человек. — Радуюсь, что вам, наконец, удалось забыть нашу сестру.

Доман пристально посмотрел на него и как-то невесело засмеялся.

— Не думайте, — продолжал он, — чтобы я мог где-нибудь найти такую, как ваша… Просто увлекся наружностью… Невеста моя молода и красива!.. Я беру в жены дочь Мирша, что под Ледницей живет… Какое мне дело, богата она или бедна!.. Глаза у нее такие смеющиеся, авось развеселят и меня… Теперь я что-то мрачно смотрю на людей… Вот, садитесь на лошадь… Поедемте вместе, будьте братом моим… Пускай все знают, что я мстить не намерен и что мы по-прежнему остались друзьями.

Они протянули друг другу руки, с минуту еще поболтали, и Доман уехал… В Вишевой хижине новая весть эта порядком-таки удивила женщин. Живя, стоявшая тогда у огня, вспыхнула вся, опустивши глаза. Она, быть может, втайне мечтала, что Доман возьмет ее. С тех пор как не стало матери и отца, дома все ей опостылело… Жены братьев мало оказывали ей уважения, братья же ни во что не вступались… Она с радостью вышла бы за Домана, но увы, — он другую брал. Видно, судьба уж такая…

Мирш совсем позабыл о своих горшках среди свадебной суетни. Дочь не давала ему ни минуты покоя, столько всяких вещей и безделок ей от него было нужно. Мирш ничего не жалел.

Мед давно уж был приготовлен; теперь как раз заварили пиво, и хмель в него сыпали щедрой рукой. Старая песня, вспоминая о нем, говорила, что хмель-шалун "из девиц делал замужних женщин"; потому-то на свадебных пирах его столько и требуется.

Баранов, козлят, кабанов — всего запасено было в изобилии. Сухая просеянная мука стояла наготове.

Как-то однажды в дверях показалась Яруха. Мирш был у своей печи над озером. Старуха, должно быть, с умыслом выбрала именно то время, когда знала, что может Милю застать одну. Она уставилась на красавицу и при этом так улыбнулась, что лицо ее стало похоже на гриб, после того как его раздавили ногой.

— А что, Миля? — начала она. — Теперь ведь не скажешь, что Яруха все врет? Так ли, аль нет? Иль мое зелье не действует?… Дай-ка мне пива, а то в горле совсем пересохло…

Миля покраснела, как маков цвет, и побежала за пивом. Старуха меж тем присела на корточках у дверей, мешок свой на полу положила, вынула из него ломоть хлеба и с видимым удовольствием приняла из рук проворной красавицы любимый напиток.

— Вот видишь, — шептала старуха, — дала я тебе жупана, теперь госпожой будешь… А если б не я, да не зелье… ого!., иль никогда бы тому не бывать, иль уж, наверно, не скоро… А ты-то помни, что старые бабы и молодицам подчас нужны бывают… Ворожить, притянуть, оттолкнуть… Мы все это можем… Он будет тебя, конечно, любить, ну, а если у него окромя тебя и другие найдутся, все они будут твоими служанками. У богатых людей женщин не сосчитать, да тебе-то какое до этого дело?…

Миля, вспыхнув, закрыла лицо руками.

Теперь, когда она была у желанной цели, ею овладело какое-то беспокойство, чего-то она боялась. Так ведь легко досталось ей все! Невольный страх заползал в грудь красавицы.

Яруха тем временем тянула пиво да головой потряхивала, не дожидаясь ответа. Осушив кубок, старуха подала его Миле, которая, снова наполнив его, возвратила Ярухе. Ведьма залпом проглотила напиток.

— В честь Триглова, Миля, — проговорила старуха, — дай еще третий кубок… Тогда и отправлюсь в дорогу. Ноги вот у меня что-то слабнуть начали… Волей-неволей приходится пить сперва на одну ногу, потом на другую, да и на руку, которая держит палку, потому она, все равно, что третья нога…

Яруха, смеясь, затянула веселую песню.

— О! О! Что это они здесь натворили, что натворили на белом свете! — вдруг заговорила она печальным голосом. — Князь и белая княгиня… оба… пошли к отцам без костра, без поминок! А мне их жаль… У столба теперь никого нет! Лишь трава там растет, ничего-то больше!.. Княгиня знала, что делать с травою… Носила я ей всякие зелья… Она за это два, а не то и три дня приказывала есть мне давать, да холста кусок, да сукна немного… Правда, князь иногда натравливал на меня собак, потому как он старух ненавидел, но меня ни один пес не укусит!.. Сейчас же взбесился бы… Теперь у столба — камни, пепел и уголь!.. Сороки прыгают, вороны каркают и кричат… местами кости белеют… Жаль княжеского дома, жаль!

Она выпила третий кубок и снова повеселела, поднялась было с места, но не могла устоять на ногах. Миля поддержала ее. Яруха простилась с красавицей и поплелась по дороге.

— О, зелье мое золотое! Любчик мой! — раздавался долго еще ее хриплый голос. — У тебя такое чудное свойство: князь или раб, тебе все равно, — хватаешь за сердце каждого… Ой, любчик мой, зелье мое, проси же меня на свадьбу!

Никого не спрашивая и, конечно, не получив приглашения, Яруха дала себе слово явиться на свадьбу.

Доман по обычаю прислал к Мирше сватов. Как только назначен был свадебный день, сейчас же сняли колесо с большого шеста, стоявшего перед домом, в знак того, что молодцу разрешалось увезти отсюда красавицу, если отец дает на то свое родительское согласие.

Миля выбрала себе шесть подруг, которых не постыдилась бы даже княгиня: все они были молоды, веселы и такие крали, что просто чудо!