Охотники за каучуком - Луи Анри Буссенар

ГЛАВА VI

Жалобы Луша и его друзей. — Свобода худшая, чем плен. — Сообщение. — Заговор против Диего. — Планы и замыслы. — У маркитанта. — Ночь репрессий. — Заговорщики. — Хижина вождя. — Громкий храп человека, который больше не проснется. — Подвиг Геркулеса. — Жестокость убийцы. — Свист змеи тригоноцефала. — Страшное видение. — Живой мертвец. — Пойманы в ловушку. — Жертва своего предательства. — Диего обещает расплатиться за все.

— Ну-с, господин Луш, что ты теперь скажешь? Ты наш набольший и умнейшая голова!

— Да что, любезнейший мой Красняк, скажу, что мне решительно нечего вам сказать!

— Ну а ты, Геркулес, толстяк тяжеловесный, что можешь сказать о нашем настоящем положении? Какое твое мнение?

— Ба! Да я вовсе не для того рожден, чтобы иметь какое-нибудь мнение; вы посмотрите только на меня: разве моя башка устроена так, чтобы размышлять или рассуждать? Я могу только вам сказать, что чертовски скучаю! Вот и все!

— И мы тоже совершенно дохнем здесь от скуки! — разом воскликнули каторжники, возившиеся с починкой парового катера, похищенного при разгроме серингаля на Арагуари.

— Хм! А как нас знатно обокрали! — продолжал Красный с горечью. — С того самого дня, когда мы так лихо распростились с «Форелью» и откланялись господам надзирателям острога, мы не Бог весть что выиграли!

Кто бы мог подумать, что так выйдет! — вмешался в разговор Кривой, у которого пот струился со лба, и рубаха дымилась, как бока загнанной клячи. — Мы думали, что, вырвавшись оттуда, прямо попадем в блаженную страну, где будем пить сколько влезет, есть до отвала и затем снова пить до одурения, а потом нежиться на солнце, как кайманы… Ну, а на деле вышло…

— Вышло, что нам приходится работать, как неграм… тогда как сами эти негры ничего не делают, проклятые бездельники!

— Это доказывает, что поговорки не всегда говорят правду, нередко врут! — серьезно и поучительно заметил Луш.

— Как ты легко смотришь на это, старина!

— Ну, а ты смотри иначе, если хочешь или, вернее, если можешь!

— Конечно, я хотел бы смотреть на это иначе. А вы, ребята?

— Да, да… и с нас этой жизни хватит!

— Неужели только и есть отрады, что работать, как подневольные, с утра и до ночи, да портить себе кровь?!

— И если бы нам хоть платили за это, а то ведь только и награды, что пинки да ругань!

— И выходит, что мы — покорные рабы этих неумытых рож, этих негров, которые заставляют нас работать, как невольников, а потом еще выторговывают у нас каждый кусок лепешки, каждую горсть куака, каждый лоскут сушеной рыбы…

— И ко всему тому, еще никогда не быть уверенным в завтрашнем дне и не понимать ничего из их тарабарщины, кроме нескольких слов, пойманных на лету!

— Воля ваша, это не жизнь! И черт меня побери, если мы не прогадали, когда вырвались из острога на волю!

— Каторжные там — невольники здесь, не все ли равно? Одно другого стоит!

— Там дальше видно будет! — сказал Луш все так же невозмутимо.

— Да уж и теперь видно. Чего еще смотреть?! Признайся, старина, поступили мы, как дураки, когда спалили усадьбу француза, разорив ее хозяина. К чему это привело? Что мы выиграли? Ровно ничего! Разве не лучше было бы нам сговориться с ним?

— Да, может быть!

— Он ведь, в сущности, вовсе уж не такой несговорчивый!

— Это правда!

— И если бы хоть эти дураки, португальские мулаты, не затащили нас сюда, мы, быть может, еще что-нибудь могли бы сделать! Мы изловили госпожу плантаторшу и ее выводок, и он, вероятно, щедро раскошелился бы, чтобы получить их обратно!

— Да, а теперь все эти денежки достанутся этому громадному негру, их вождю, этому Диего, который выманит у француза немало червонцев и положит в свой карман.

— Терпение, детки, терпение! — проговорил Луш. — Ведь всего только один месяц, как мы здесь!

— Да, но и этого слишком много!

— Возможно, что и так, не спорю. Но привяжи покрепче свой язычок, да не слишком брани португальцев: это наши единственные друзья здесь!

— Не может быть!

— Что мне лгать?! Я говорю, что знаю, поверь мне! Неужели ты думаешь, что им здесь лучше живется, чем нам, под надзором этого безобразного негра, который одинаково ненавидит и белых, и полубелых? Если ты полагаешь, что они здесь счастливее нас, то ошибаешься!

— О, мы все знаем, что их участь такая же, как и наша. Мы все здесь, как мыши в мышеловке!

— Ну так вот, голубчик, если уж ты потерял терпение, то старый батька Луш утешит тебя доброй вестью: знай, что всему этому скоро конец!

— Скоро? Как скоро?

— Да не позже чем сегодня ночью!

— Правда?!

— Черт возьми! Эта весть ударила мне в голову, как стакан доброй старой тафии.

— Клянусь дьяволом, мне хочется закричать: «Да здравствует что-нибудь! "

— Не кричи, мой свет, — остановил Луш расходившегося Красного, — и вы, ребята, тоже не кричите, а выслушайте меня: я расскажу вам кое-что в двух словах. У этого Диего здесь не одни друзья, — начал каторжник, понизив голос и делая вид, что не отрывается от своей работы. — Против него озлоблены некоторые из сторонников прежнего «даба», то есть вождя, которого он отправил на тот свет накануне нашего прибытия сюда. Эти люди ненавидят его больше, чем желтую лихорадку, но только боятся его.

— Надо думать, такое чудовище, рожденное от каймана и змеи!

— Молчи и не прерывай меня!

— Так вот, наши мулаты пронюхали об этом и хотят воспользоваться этим обстоятельством, чтобы избавиться от этого чудовища!

— Черт побери, это дело опасное!

— Не столь опасное, как ты думаешь! Кроме того, им удалось склонить на свою сторону Жоао, ближайшего друга и любимчика Диего, пообещав ему, что он займет место Диего, как только того уберут совсем.

— Это еще надо посмотреть! .. Его ближайший друг… Это, мне кажется, несколько подозрительно!

— Напротив; здесь это в обычае. С тех пор, как существует эта деревня, ближайший друг всегда убивает вождя и сменяет его, а того в свою очередь убивает его ближайший друг.

— И ты говоришь, что это должно совершиться сегодня ночью?

— Непременно сегодня! Жоао должен влить своему другу в тафию какое-то зелье, а затем надлежащим манером перерезать ему глотку.

— А мы… что мы можем сделать? Чем мы можем помочь этому делу?

— Мы будем приберегать силы напоследок, чтобы начать действовать в последний момент, в том случае, если бы эти трусы оробели. Но я думаю, дело обойдется и без нас. Мулаты рвут и мечут; они непременно хотят прикончить его, и мы можем положиться на них. Но у них припасено оружие и для нас, и я полагаю, что мы будем участвовать только ради того, чтобы их число было больше.