Оазис - Патриция Мэтьюз

– Но к тому времени, когда они заканчивают курс лечения, в Клинику уже поступает новая группа.

– Знаю, – рассмеялся Ноа. – В этом вся загвоздка. Мне кажется, что эти люди зависят от меня, хотя это, конечно, полная чушь. Я не считаю себя незаменимым.

– Я могу и подождать, Ноа. Я не стану торопить тебя с решением.

– Ты очень чуткий человек. – Он крепко сжал ее руку.

– Я вот о чем вспомнила… Зоя устраивает прием в следующую субботу, и она просила тебя прийти.

– Передай ей, что я с радостью принимаю приглашение.

– Ты как-то сказал мне, что пациентам не позволено покидать Клинику до окончания срока. Бывают ли исключения из этого правила?

– Бывают, но очень редко. Кого ты имеешь в виду?

– Рема. Тодда Ремингтона.

– При чем тут он?

– Зоя хочет пригласить его на прием.

– Привести Рема на вечеринку, где спиртное течет рекой? Ты ведь помнишь, что произошло на последнем приеме у Зои, который он чуть было не сорвал. И я не уверен, что его можно подпускать к бару.

– Но ведь так ему придется избегать всяких вечеринок до конца жизни. В особенности если он вернется в Голливуд и в мир кино.

– Но к тому времени его курс лечения будет завершен.

– У меня есть предчувствие насчет Рема, Ноа. Он нравится мне, и я полностью ему доверяю. Поверь моей интуиции.

– Мне он тоже нравится. Да и кому нет, черт побери? Но подпускать его к алкоголю… И почему именно его?

После некоторого колебания Сьюзен поведала ему кое-какие факты из прошлого Зои, на что та сама дала ей согласие.

«Если ты считаешь, что на твоего доктора можно положиться, – сказала Зоя, – то расскажи ему о моем прошлом, по крайней мере в той его части, которая касается Рема. Вряд ли для меня будет иметь серьезное значение, если об этом узнает еще один человек. Но я бы предпочла, чтобы ты не упоминала о Кэсси».

Закончив свой рассказ, Сьюзен боялась, что Ноа будет язвить по поводу самой Зои и ее прежнего занятия. Однако услышала совсем другое:

– Одного я все же не понимаю. Если она боится, что Рем станет ее шантажировать, зачем ей играть с огнем, приглашая его?

– Я пыталась доказать ей, что она ошибается насчет Рема, и Зоя решила, что единственный способ убедиться в этом раз и навсегда – оказаться с ним лицом к лицу. При этом она категорически отказывается даже просто переступить порог Клиники. Так что… Не мог бы ты на этот раз сделать исключение?

– Что ж, к субботе Рему останется всего неделя до выписки. Я поговорю с ним. Пусть это станет для него своего рода испытанием.

– Я плачу за результаты, – сказала Синди Ходжез в телефонную трубку.

– Я делаю все, что в моих силах, мисс Ходжез, – жалобно заныл Джек Ньютон. – Но мне так и не удалось ничего выяснить насчет этого самого Джона. Вполне возможно, в личных бумагах доктора Брекинриджа есть больше сведений о нем, но они хранятся под замком, и я не могу до них добраться.

– Вы должны получить к ним доступ, не важно как, – отрезала Синди. – У меня есть подозрение, что это человек крупный, судя по той записи в дневнике, копию которой вы мне передали. В случае успеха вас ждет щедрая награда, Джек.

– Хорошо, мисс Ходжез. Я попытаюсь что-нибудь придумать.

– Надеюсь. В самом скором времени жду вашего звонка.

Синди закурила сигарету и подошла к окну. Если она ничего не дождется от Ньютона, ей придется нанять другого соглядатая. За последние две недели из Клиники почти не поступало интересных новостей; среди новичков не было ни одной знаменитости, а что до Лейси Хьюстон и Билли Рипера, то эта тема уже почти полностью исчерпана.

Синди бросила взгляд на часы. Скоро должен был зайти Дик Стэнтон. Сегодня она пригласила его к себе на обед. Синди вообще-то редко приглашала к себе в дом кого бы то ни было, однако Дик представлял собой проблему, которую ей необходимо было решить, и гораздо проще сделать это с глазу на глаз у нее на квартире.

Сначала ей доставляло удовольствие общение со Стэнтоном. Он оказался невероятно забавен, с ним было приятно показаться в обществе, и, кроме того, Дик отличался широким кругозором – по крайней мере с ним можно поговорить о книгах и обо всем, что с ними связано.

Но с недавних пор он стал точно таким же, как и все прочие мужчины, и дважды во время их последних встреч принимался ухаживать за ней. Его поведение изумило Синди. С их первой встречи она знала, что Дик гомосексуалист, а она всегда предпочитала общество гомосексуалистов, поскольку это исключало нежелательные домогательства. Теперь Синди задавалась вопросом, не совершила ли она ошибки. Если Дик и впрямь гомосексуалист, то почему он пытался сблизиться с ней? Не потому ли, что решил, будто она этого ждет? Или он хотел убедить ее в том, что он не «голубой»? Или же… Синди приоткрыла рот, пораженная внезапной мыслью. Или он пытался убедить в этом самого себя?

Какими бы ни были его истинные побуждения, ей придется поставить Дика на место. До сих пор ей удавалось держать его на расстоянии, не задевая его чувств. Не то чтобы ее особенно заботило, будет ли он считать себя оскорбленным или нет, но если и дальше все пойдет в том же духе, она окажется в крайне щекотливом положении.

Синди окинула себя взглядом, криво усмехнувшись. На ней был только купальник – бюстгальтер и трусики. Если она действительно привлекает Дика как женщина, один ее вид мог бы привести его в возбуждение, если бы он сейчас оказался здесь.

Отойдя от телефона, она оделась и принялась готовить обед.

Дик прибыл ровно в семь часов, с бутылкой «Шато Бешавель» 1966 года в руках. На Синди было розовое гипюровое платье, выгодно подчеркивающее стройность ног и упругость маленьких грудей.

Дик отвесил ей легкий поклон и протянул бутылку:

– Вино для леди.

Ее брови приподнялись.

– Благодарю вас. Я не предполагала, что…

Он слегка улыбнулся:

– Я понимаю ваше удивление. Но если я сам не пью, из этого вовсе не следует, что я строю из себя святошу и порчу жизнь другим. Мне всегда приятно видеть, как люди вокруг меня получают удовольствие от хорошего вина. Возможно, я им и завидую, однако не испытываю недовольства и не пытаюсь читать проповеди.

– Я положу бутылку в холодильник, чтобы остудить. И я как раз собиралась смешать себе мартини. Что тебе принести, Дик?

– Стакан чая со льдом. – Он скривил губы. – Я терпеть не могу эту гадость, но… Что поделаешь?

– Тогда садись. Я сейчас вернусь. – Она остановилась у двери. – Должна предупредить, Дик, я не слишком хорошо готовлю, а ты, насколько я знаю, из гурманов. Могу предложить тебе жареных цыплят, печеный картофель и овощи. У меня никогда не… Ну, словом, у меня не хватает терпения, чтобы выучиться кулинарии.

– Мне нравится простая пища. Это внесет приятное разнообразие в мое меню. – Он коротко рассмеялся. – Я слежу за своей фигурой.

– Превосходно!

Она направилась на кухню, а Дик уселся на кушетку. Обстановка в квартире была самой незатейливой. Синди уже объясняла ему, что она постоянно в разъездах и потому нет смысла обременять себя созданием отвечающего ее вкусу интерьера.

Синди вернулась, неся мартини и чай со льдом.

– Обед будет готов примерно через полчаса. – Она присела рядом с ним. – Как идет работа, Дик?

– Думаю, что мне удалось продвинуться вперед, – солгал он.

Дик собирался было признаться, что единственным его законченным сочинением была запись в дневнике, но так как она касалась в основном самой Синди, он счел это неуместным.

– А ты по-прежнему продолжаешь писать ту книгу, о которой мне говорила?

– Не совсем. – Она грациозным движением положила ногу на ногу, так что он смог мельком увидеть под платьем часть бедра. – У меня было слишком много других дел. – Синди отпила мартини и посмотрела ему прямо в глаза. – Думаю, мне стоит показать тебе эту книгу. Я хотела бы узнать твое мнение.

– Буду глубоко польщен. – Дик улыбнулся несколько смущенно. – Но должен предупредить тебя, что я очень скверный критик, как, впрочем, и большинство других писателей.

– Однако я высоко ставлю твое мнение. Как ты стал писателем, Дик? Ты никогда мне об этом не рассказывал.

Он отвернулся, избегая ее проницательного взгляда, и выпил немного чаю.

– Это вышло само собой. Когда я учился в колледже, то мечтал стать художником. Однако очень скоро пришел к выводу, что у меня не хватает способностей, как ни мучительно мне было это сознавать. Все преподаватели живописи, к которым я обращался, советовали оставить мою затею. Возможно, именно это и побудило меня покинуть колледж после двух лет учебы. Затем я попал в армию и в конце концов оказался во Вьетнаме.

У нее вырвалось изумленное восклицание:

– Ты был там? Почему-то мне трудно представить тебя солдатом. Там действительно было так ужасно, как говорят все вокруг?

– Хуже. Гораздо хуже. Мне до сих пор больно об этом вспоминать. – Тут он посмотрел на Синди и увидел в ее глазах непритворное сочувствие.