Кладоискатели. Хроника времён Анны Ивановны - Нина Соротокина

— Кто же был этот человек?

— Местный могильщик. Он был взят князем на допрос, конечно, бит. На допросе могильщик клялся, что не крал дорожного сака, не похищал бархатного камзола, а раскошный этот наряд был ему якобы подарен неким французским господином в обмен на сведения.

«Каким господином? Какие сведения?» — хотелось крикнуть Родиону, но он постарался сохранить хладнокровие. А ксендз никуда не торопился. Он все время прерывал свой рассказ глубокомысленными паузами, при этом машинально перебирал бусины четок и смотрел на надвратный витраж, словно укорял род людской за ту великую пропасть, что отделяет их души от лучезарной картины Рождества Христова.

— Я сказал — сведения? — сам себе задал вопрос ксендз. — Именно так. Незнакомец искал место захоронения несчастного Виктора де Сюрвиля — это один из несчастных, убитых в то утро.

— И могильщик показал ему эту могилу?

— Надо полагать.

— А зачем он ее искал?

— Чтобы оплакать друга.

— И он оплакал?

— Оплакал.

Ксендз внимательно посмотрел на Родиона. Видимо, в этот момент он неожиданно подумал: а зачем, собственно, я все это рассказываю? Взгляд Родиона был хмур, даже дерзок, но он вопил: «Начали, батюшка, так уж продолжайте, чего там…» И ксендз продолжил:

— Видите ли, все это я знаю только со слов могильщика. Сам я этого незнакомца, рыдающего на могиле друга, не видел. Но я склонен верить могильщику. А он определенно говорил, что рыжий сак передал этому незнакомцу.

— Этот незнакомец был человеком из кареты?

— Я этого не говорил. Мы можем предположить, что незнакомец приехал из Варшавы, а в карете из Парижа для него просто привезли багаж.

— Все это как-то слишком сложно.

— В жизни, юноша, на первый взгляд все сложно, а на поверку получается просто.

— А почему бы не предположить, что могильщик просто украл сак, распродал его содержимое, а один камзол оставил себе.

— Я точно знаю, что Яцек не вор. — Ксендз в первый раз назвал неведомого могильщика по имени. — Он просто очень несчастный человек. Я вообще заметил, что люди охотнее говорят правду. Ложь требует изобретательного ума, которого простым людям часто не хватает. Но и умные люди лгут только при крайней необходимости.

— Но почему незнакомец попросту не пришел к вам? Зачем ему понадобилось искать могильщика, наводить у него справки, красть собственный сак?

— Может быть, он не хотел расспросов? Но вообще-то я об этом не думал.

Помолчали…

— Ну как, приблизились ли вы к восстановлению справедливости? Хотя бы умозрительно?

— Нет, — сознался Родион. — Пока нет. Вы позволите, святой отец, в случае необходимости зайти к вам еще раз?

— Мое горячее желание, — серьезно сказал ксендз, — чтобы вы заглядывали в храм Божий, хоть в православный, хоть в католический, не столько по необходимости, столько по велению ума и сердца.

Ах, какие интересные подробности сообщил ему этот мудрый католик! Теперь Родион опять пожалел, что не было рядом Матвея. В пересказе Родиона все сказанное ксендзом будет звучать как-то по-новому, потому что он, сам того не желая, придаст событиям свою окраску. А прими Матвей рассказ из первых рук, смотришь, увидел бы какую-нибудь важную деталь и придумал бы свою версию, отличную от люберовской.

Когда Родион вышел из костела, площадь перед собором была почти пуста. Несколько телег стояло в отдалении, несколько холопов были заняты своим, только им понятным делом. Обе лошади привязаны у коновязи, обе неспокойны, мухи их одолели. Родион не озаботился пропажей друга, мало ли, ушел куда-нибудь по делам, что-то увидел или услышал. Но, с другой стороны, куда мог направиться Матвей без лошади? Разве что на кладбище? Может, Матвей тоже решил разыскать могилу своего погибшего слуги и поклониться ему за верную службу?

Родион пошел на кладбище. Оно было обширно и лесисто. Меж редких лип и берез буйно разрослись кусты бузины, сирени, жимолости и жасмина. Захоронения чужестранцев находились в дальней части кладбища, и Родиону пришлось немало поплутать по еле заметным тропкам, прежде чем он нашел православный крест на могиле слуги. Матвея там не было.

Уже возвращаясь назад, Родион наткнулся на огромный, из темного камня склеп князей Гондлевских. У зарешеченной двери на тумбе сидел важный каменный лев, когтистые лапы его держали раскрытую книгу, с вырезанными латинскими письменами. Хвост у льва изогнулся буквой «5» или обычным знаком вопроса, кто как прочитает.

Священник говорил, что среди убитых был Онуфрий Гондлевский. Значит, это он напал на карету. А почему бы не предположить, что золото попало к нему? Почему-то Матвей раньше не подумал об этом. Онуфрий погиб, но это ничего не значит. Золото может находиться у старого князя. Однако тогда Шамбер вообще здесь ни при чем!

Разговаривая сам с собой, он подошел к коновязи и замер в изумлении. Лошади Матвея не было, Буян отбивался от мух в полном одиночестве. Вот тут уж Родион бросился с расспросами: «Не видели молодого человека в треуголке, в панталонах из лосиной кожи, сам высокий, без парика, волосы светлые?.. Да как же не видали, если он здесь стоял? Я в костел вошел, а тут телега стояла… А потом и лошадь его исчезла?» Крестьяне на все хмуро отвечали: «Мы не знаем, мы не понимаем, мы не видели…» Какая-то старуха бросила походя:

— Драка здесь была, барин.

— Какая драка? С кем была драка? Когда?

Но старухи уже и след простыл. Да с какой стати Матвею ввязываться в местную драку? Правильнее предположить, что он не нашел Родиона в костеле и поскакал куда-то По неотложным делам. Значит, возникли некоторые «обстоятельства». Это хорошо, будет что обсудить. Бессмысленно ждать Матвея здесь, на площади. Вернуться он может только в гостиницу, и Родион поскакал в «Белый вепрь».

Однако неприятнейшее слово «драка» не шло из головы. Если после драки люди исчезают, это плохо. Приехав в гостиницу, Родион приступил с расспросами к Адаму, уж этот наверняка все знает. Но на этот раз словно печать сомкнула уста гостеприимного хозяина.

— Ничего не слышал, ничего не знаю. И вообще у меня утром голова болела. Она и сейчас болит. — Лоб Адама и в самом деле туго перевязан рушником.

Было бы чему болеть! Роман разозлился, хозяйская голова похожа была на котел с гречневой кашей. А разве можно предположить, чтобы котел с вышеупомянутым продуктом испытывал болевые ощущения?

7

Еще три дня пролетели, как миг. В замке князей Гондлевских Лизоньке жилось очень неплохо. Панич Ксаверий был по-прежнему необычайно любезен и занятен. Из-за сырой погоды — земля в парке пропиталась влагой после ночного дождя — прогулки на воздухе были отменены. Но не менее интересными оказались путешествия внутри замка. Неумолимая Павла следовала за молодыми людьми по пустым, промозглым комнатам и брюзжала: руки мерзнут, не бегите так быстро, мы заболеем, это точно… Добросовестное эхо ворчливо рокотало по углам. Ксаверий без устали рассказывал Лизоньке про знатный род Гондлевских, предъявлял поблекших родственников на стенах, указуя пальцем то на латы на могучей груди рыцаря, то на драгоценности на шейке красавицы, то на монаха в групповом портрете. Эдак же и в наше время листают с гостем семейные альбомы с фотографиями — так, от нечего делать.

Рассказывая, Ксаверий часто сбивался на латынь, и, честное слово, это не было скучно. Например, в последней зале, почти пустой, с обгоревшими забытыми факелами на стенах, с остовом черного ложа в углу и великолепным видом через узкие, как бойницы, окна на луга и перелески, он произнес торжественно: «сик транзит глория мунди» и тут же перевел — «так проходит слава мирская». А ведь и правда, ушла жизнь и слава из этого величественного помещения.

Или такая фраза: вультус эст индеас аними, что значит: лицо — зеркало души. Последняя цитата заставила Лизоньку еще с большим прилежанием рассмотреть в зеркале свои глаза, нос и губы. Если они зеркало души, то отчего на щеке вскочил прыщик? Он во впадинке у носа, может, его сразу и не разглядишь, но все равно неприятно. Ее лицо должно выражать доброту, ум, смирение… Что еще? Верность, преданность, справедливость. Ведь именно такая у нее душа. А в зеркале отражается испуганная особа с прыщиком и глуповато-любопытствующим взглядом. Вультус врет, она не такая!

Но все равно весело сравнивать лицо свое и характер. И уж совсем замечательную латинскую пословицу она записала в книжицу: «Amore, more, ore, ге sis mihi amicus».

— Павла, смотри как получается. Аморэ — знаешь, что такое? Это любовь. А теперь отымай по одной букве… Аморэ, морэ, орэ, рэ… И вот что получается: любовью, молитвой, характером, делом — будь мне другом.

Из всей латинской пословицы Павла услышала только первое слово — любовь. Как только аморэ начнут склонять — добра не жди. За аморэ Сурмилов не похвалит. Только любовной интрижки с молодым шляхтичем не хватало при их-то бедах. Вечером Павла начала разговор: