Кладоискатели. Хроника времён Анны Ивановны - Нина Соротокина

И в последней корчме заезжих негоциантов встретили прямо у порога, и встретили любезно.

— Пива на стол! Или желаете вина с дальней дороги? Можем предложить дичь на вертеле и телячий бок под черным маринадом.

Матвей только опустился на лавку у угла, так и замер, с любопытством вертя вокруг головой, а потом горячо зашептал Родиону в ухо:

— Мы на месте… Право слово, Родька, я эту корчму задницей почувствовал. Лавки узкие… И эта голова кабанья на стене, видишь? Я ж с этой свинячьей головой чокался, чуть бокал о клыки не разбил.

— Что же ты раньше об этой кабаньей голове не говорил? Так бы мы эту корчму еще вчера нашли. Она так и называется — «Белый вепрь».

— Да забыл я все напрочь. А сейчас увидел эту рожу — все вспомнил. Вот здесь Виктор покойный сидел, здесь — Шамбер. И никакого разговора о том, что он собирается ехать один, то есть не в карете с нами, не было.

— Ас чего бы ему с тобой этим делиться?

— Ладно, умыл! У Шамбера сак дорожный был, он ключ от него носил на шее. Значит, дорожил — так ведь? А он этот сак в карете оставил.

— Тихо, умерь свой пыл. И не так громко. Смотри…

К столу подходил хозяин. Известного всей округе человека звали Адам. Говорят, имя каким-то образом накладывает отпечаток на человека и неведомым способом лепит его внешность и даже судьбу. Хозяин корчмы мог быть похож на прародителя разве что в младенческом возрасте, когда все дети на одно лицо. Но, как мы знаем, Господь сотворил Адама сразу прекрасным юношей с чистой душой. Наш же Адам фигуру имел несоразмерную, голову несимметричную, хоть сбоку на нее смотри, хоть в фас, уши пельменями, а черные от загара щеки придавали ему свирепое выражение. Но несмотря на некрасивость, лицо его было умным. И по обстановке принимало выражение плутовства, угодливости или подозрительности. Чтобы закончить портрет, надо сказать, что глаза у Адама были разной величины, со временем правое веко одрябло и перестало слушаться хозяина. Теперь один глаз был яркий и необычайно любопытный, а другой полузакрытый, словно ленившийся смотреть на белый опостылевший свет.

— Породистыми лошадьми интересуетесь? Очень хотел бы помочь вашей милости, но уж слишком неподходящее время для подобных приобретений. Сейчас всюду закупают лошадей как для драгунской русской службы, так и для польской кавалерии. А кто не дает, так у того силой берут. Прямо беда! Даже чинов духовных и светских обязали поставлять коней. Но разве это кони? Так… мужичья скотина.

Видя интерес постояльцев к его словам, Адам продолжал с еще большим жаром:

— Вам бы здесь раньше побывать, лет эдак пятьдесят назад. У князей Гондлевских знатные заводы были.

Родион пригласил хозяина к столу, и тот немедленно согласился, на столе высилась уже целая батарея бутылок.

— А кто такие Гондлевские? — спросил Матвей.

— О, это фамилия знатных панов, которым принадлежала раньше вся округа. Богатый был род, но все беднеет, все приходит в упадок.

Адам необычайно ярко описывал экономические трудности, которые пришлось перенести местному князю. Конюшни Гондлевских чуть ли не первыми ощутили на себе денежные невзгоды хозяев. А ведь были времена! Ранее Гондлевский в подражание королевскому двору запрягал в карету так называемых тарантов, то есть пятнистых, как леопарды, лошадей. Высоко ценились жеребцы светлой масти. Для парадности им красили гривы в зеленый или красный цвет.

— Роскошно, знаете ли, празднично! Ноздри у лошадей белые, глаза красные. Большинство пород ввозили из Испании. А иные паны, что победнее, тоже хотели тарантов, фасонили, значит… Поэтому покупали жеребца, брали краску, кисти и наносили нужный цвет, вот тебе и тарант.

Хозяин смеялся так заразительно, что скоро и Матвей с Родионом заливались вместе с ним. Перейти с лошадей на заезжего француза не составило труда, Адам, казалось, предугадывал все вопросы.

— Нет, француз в черном сейчас не появлялся. А ведь я вас узнал! — сказал он вдруг, подмигивая Матвею ярким глазом. — Это ведь вы были здесь в прошлом годе?

— Вот и я вас узнал, — радостно согласился Матвей.

— Знатная попойка была! А не того ли вы француза ищете, что был с вами в прошлом году? Вы с другом, простите, перепились, а этот, в черной шляпе с пером и с козырьком — вот так, — Адам приложил ко лбу огромную ручищу, — был как бы ваш судья. Платили щедро, я тогда хорошие деньги на вас заработал.

— И еще заработаете, милейший, если припомните: этот господин в шляпе с козырьком сел с нами в карету или поехал в одиночестве?

— Как звали того господина? — Вопрос был задан с самым невинным видом, поэтому Матвей не замедлил выпалить:

— Шамбер, Огюст Шамбер.

Родион укоризненно посмотрел на друга, зачем без нужды распускать язык, но хозяин не походил на человека, завладевшего чужой тайной, все так же, весело посмеиваясь, он катил свой рассказ дальше.

— Выехали вы в полную темноту, потому как спать в ту ночь не ложились. Я, помнится, все уговаривал вас до утра подождать, но эти двое — ни в какую.

— Кто — эти двое?

— Французы. Один в черном с козырьком, — рука Адама опять взметнулась ко лбу, — а другой в лиловом… или в синем, но это не суть важно. Второй еле на ногах стоял, а все рвался ехать, говорил вроде — ждут нас.

— А я на ногах стоял? — ревниво спросил Матвей.

Хозяин на минуту прикрыл оба глаза, вспоминая, потом четко произнес:

— Нет, ваша милость, вы даже на четвереньках стоять не могли — падали. Вас люди на руках в карету снесли.

Родион спрятал усмешку в кулак и отвернулся, чтобы не видеть до крайности смущенное лицо друга.

— А француз с козырьком сел в эту карету? — вскричал Матвей в раздражении.

— А вот этого я не помню, — кротко сказал Адам. — Видно, отлучился куда-то, и карета без меня тронулась. Француз этот, между прочим, потом в наших местах объявился. Но думаю, врут люди.

— Когда же он объявился? — Матвей так и подался вперед.

— Да дня через три после известных событий, когда разбойники на вашу карету напали. Объявился, а потом как в воду канул. Но я этим басням не верю.

— Почему не верите? — Родион аккуратно придвинул к краю стола серебряную монету, и она тут же исчезла в кармане адамовского жупана.

— А потому не верю, что я человек не суеверный и в привидения не верю. Говорят, люди видели ночью на кладбище высокого мужика при шпаге. Вначале решили, что это сам покойник встал из гроба, ну тот, второй француз, невинно убиенный, а потом, видно, кто-то рассмотрел. Нет, мол, это другой. Он тоже в карете ехал, да жив остался. Однако все равно продолжали говорить, что на кладбище у нас нечисто.

— Это как же так?

— А вот этого, ваша милость, я при всем моем желании объяснить не смогу. По моим гостиничным делам — тут я мастак, могу любую мелочь описать, а кладбище — чужая вотчина. Если любопытство имеете, поезжайте завтра с утречка в костел, поговорите с ксендзом. Там же заодно осведомитесь и о лошадях арабских кровей, — добавил он с еле заметной насмешкой.

Новые приезжие отвлекли хозяина от разговора.

— Ну вот, трактир нашли, про Шамбера узнали, ознакомились с достопримечательностями местного кладбища в лице привидения и ни на йоту не приблизились к разгадке дела.

— Ничего, что-нибудь придумается, главное — не суетиться! — оптимистично заметил Матвей. — Судьба сама вывезет!

За показной уверенностью он пытался скрыть тяжелые раздумья. Что значит — «судьба сама вывезет»? Это значит жить на авось, он всегда так и делал. Иногда обходилось благополучно, чаще нет. «Авось с «небосем» водились, да оба в яму свалились». Именно так все и произошло здесь год назад. Раньше он упрекал себя за чрезмерное употребление спиртного, корень всех его зол, теперь же понял, что не менее пагубно для него крайне легкомысленное отношение к жизни. Если бы задержался в деревне на день-два, то, может быть, уже тогда смог бы найти объяснение странному нападению на карету и пропаже денег. Но в то время ему было на все наплевать, лишь бы домой быстрей добраться. А теперь он сидит, как тупица, и не знает, с какого края приступить к раскрытию проклятой тайны. А дома ждет Биронов подвал и прочие гадости.

Решили утром отправиться в костел, найти ксендза и расспросить не только о привидениях на кладбище, но и прочих событиях, случившихся после отъезда Матвея. Наверняка гибель стольких людей уже нашла какое-нибудь объяснение у местного населения.

Осень в Польше, если дожди не льют, так же нарядна, как и в России. Рыжина кленов, желтизна каштанов и берез веселит сердце, как праздник Господень. Прибавьте к этому лазурное небо, прозрачный воздух, сияющую каплями росы паутину на молоденьких елках. Словом, езда была очень приятная. Матвей все пытался найти место, где случилось нападение на их карету, да так и не нашел, все полянки были одинаковы. Друзья прибыли к костелу в самом хорошем расположении духа.