Светорада Золотая - Симона Вилар

Только однажды Игорь оживился, когда в гридницу важно прошествовали вызванные из дальних чащ волхвы. Княгиня встретила их неожиданно ласково, медовыми речами, обещала наградить, если вымолят у Перуна-громовержца удачи для князя в походе. Волхвы переглянулись между собой, и главный из них пообещал щедрые требы божеству, если княгиня выделит им потом до двух десятков отборных свиней. Княгиня пообещала, хотя Асмунд и пытался обойтись половиной требуемого. Игорь же подумал: вот уж всласть полакомятся волхвы свиным мясом! Ох, и раздуются-разболятся животы у длиннополых служителей! Из нужников потом выходить три дня не станут.

При мысли о нужнике Игорь вспомнил о Светораде и о ее прощании с Овадией. Да и с другими тоже… Однако слова лишнего не смей ей сказать, взбрыкивает, как норовистая кобылка, несется невесть куда. И он, Игорь, привязан к этой шалой словом чести и выгодами княжения.

А Светорада в это время находилась в своей светелке. С ней были ее девушки, нянька Текла сидела за прялкой в углу, а Стема, как и положено рынде, стоял за приоткрытой дверью. Но как только увидел, что княжна закручинилась, перестала тянуть с девицами долгую печальную песню и руки ее застыли над растянутым на станке вышиванием, мигом оказался рядом.

– Повеселить ли тебя, душа моя Светка? Рассказать ли сказку или еще что веселое да занятное?

Текла в своем углу только закудахтала, когда этот пострел уселся у ног княжны, почти привалившись к ним спиной. А он как ни в чем не бывало принялся рассказывать о том, как за морем-океаном, в славном городе Царьграде жил кудесник, который и птицу с лета на руку мог позвать, и рыбе повелеть приплыть к берегу, и коня усмирить одним взглядом. Да только у самого кудесника не было покоя в душе. Ибо даже могучими чарами невозможно проложить дорожку к сердцу прекрасной девы. А была у него на примете одна, ладная да веселая. Но любила она иноземного витязя, нанявшегося на службу царскую. И витязь тот на внимание девы отвечал с охотой, да только чародей делал им всякие пакости, чтобы они никогда вместе не были. То нашепчет царю ромейскому на витязя и того ушлют в дальние края, то саму девицу изведет мороком, и она сидит, словно зачарованная, пока милый ее, воротясь из поездки, ходит под окошком да поет песни, ладу свою вызывая. А то колдун и вовсе лихое задумал: решил обратить витязя в серого селезня да напустить на него царских охотников. Однако тут колдун просчитался: не то заклятие сказал, и вместо добра молодца дева прекрасная обернулась утицей и улетела в заповедный лес, куда охотники бить дичь для царя ездили.

Слушая его рассказ, девушки в светелке притихли, даже рукоделие отставили, ожидая, что дальше с влюбленными приключится. И сама княжна сидела как зачарованная, только рука ее легонько легла на длинные волосы Стемы, ласково перебирала их. Стема даже замер, прикрыв глаза.

– До чего же руки у тебя ласковые, княжна моя.

Но тут нянька Текла, резко отодвинув в сторону прялку с куделью, выступила вперед.

– Хватит на сегодня! Месяц Месяцевич уже в самой поре, ночь настала, и ты, Стемка прохвост, вместо того чтобы изводить нашу касатку побасенками, шел бы лучше поглядеть, как и где стража расставлена, чтобы никто не проник, не наслал лихо чародейское… Как на ту же бедную княгиню нашу. Иди-иди, говорю!

Стема снизу вверх ласково поглядел на Светораду.

– Что, касатка наша, утомили тебя мои рассказы? Али и в самом деле чародейства страшишься?

– Страшусь, Стемушка, – мило улыбнулась княжна, отводя от глаз парня волосы и медленно проводя по его бровям тонким пальчиком. – А страшусь я того чародейства, которое ты своими сладкими речами в душу вливаешь. Зачаровал совсем.

– Так я только этого и добиваюсь! – встрепенулся Стема. Обычно ты на молодцев чары своей красой наводишь, а тут я сумел над тобой возобладать! Аи да я!

– Вот и я думаю, аи да Стемка Стрелок! – засмеялась Светорада, лохматя ему волосы. – И сказки сказывать горазд, и из лука стрелять, и в девичьей ему так хорошо, словно не воин он, а подружка моя задушевная, готовая всегда от скуки избавить. За то и люблю тебя.

Девушки в углу фыркнули, засмеялись тихонько, а нянька даже ногами затопала, рассердившись. Но все в светелке стали просить парня рассказать дальше сказку, так что в конце концов Текла уступила. Ей, старой, тоже хотелось послушать, чем там у них в Царьграде закончилось.

Стема опять приник к коленям княжны, посмотрел с улыбкой.

– А что княжна прикажет?

Разумеется, она требовала продолжения. Ей любопытно было узнать, что там дальше, и сидеть рядом с ним, когда он не задирает ее, а мил и любезен, очень приятно. Она вспомнила, как он утешил ее сегодня, как прогнал ее страх. Хороший он все же дружок, хоть и ершистым порой бывает. И так радостно ощущать тепло его сильного тела у своих ног… Дрожь прошла по спине княжны, сердце забилось быстрее. Ах, век бы с ним так сидеть, ни о чем не думая!

Старая Текла со своего места видела, как клонится головка княжны к сидевшему рядом с ней парню, да и Стемка льнет к ней, как кот. Выругать бы их… Но нянька сдерживалась. Как же они хорошо гляделись вместе – Светорада, с ее длинной золотой косой на плече, и Стемка, с выразительными темными бровями и падающей на глаза светло-русой прядью. Ничего, что ростом не больно вышел, зато в нем чувствуются сила и живость. С таким рындой княжне ничего не грозит, так что пусть потешится, пока молода, да поморочит парню голову, все равно он ей не жених. А она, Текла, за ними приглядит. Ведь тот другой, Игорь Киевский, Светораду не больно-то ублажает. Текла даже пригорюнилась при этой мысли, ибо только ей Светорада призналась, как жестоко и грубо вел себя жених.

А Стема продолжал свой рассказ. Поведал, как охотники отправились на ловы, как обернувшаяся утицей дева металась, пока не попала в сети перевеса,[89] и ей тут же свернули бы шею, как другим попавшимся птицам, да только сама богиня Лада сжалилась над девушкой и выпустила ее на волю. Но вот крылышко у нее оказалось поврежденным, и могла она только плавать по воде, но не летать.

А витязь ее любимый тем временем почуял что-то неладное. Сердечко ретивое его волновалось, места себе не находил. Вот и решил развеять тоску-кручину на забаве молодецкой – охоте с оперенным луком и калеными стрелами. Пошел он в лес да набрел на озерцо лесное, а там утица плавает. Он уже и руку вскинул, и стрелу на тетиву наложил, да птица вдруг окликнула его по имени человеческим голосом. А тот, у кого любовь в сердце, мигом узнает голос милой. Вот молодец и опустил лук, к воде подошел, а утица уже к бережку плывет, сама в руки просится. Наш молодец глядит и видит, что подбитое крыло птицы жалко так свисает. Тогда он прижал к себе птицу и стал проводить языком по ее крылу, разглаживая перышки. И как только он коснулся ее лобзаньем, так вмиг и развеялись чары, исчезло оперение, и предстала перед ним страстная девица, да нагая вся, как в день рождения. Ну а молодец все ласкает ее, руку белую к себе прижимает, целуя от локотка до подмышек, потом к груди нежной приник, там где сосок выступал, топорщился, сам в губы просясь…