Денежные короли. Эпическая история еврейских иммигрантов, преобразовавших Уолл-стрит и сформировавших современную Америку - Daniel Schulman

от одной из его вездесущих кубинских сигар. Сэм, учтивый и степенный, настаивал на ношении официальной одежды в офисе, хотя в самые знойные дни позволял себе тонкое пальто из альпаки. Ему не хватало оригинальности Генри, хотя у него тоже было большое видение Goldman Sachs.

"Мой отец был великим консервативным коммерческим банкиром, внушавшим доверие", - вспоминал Уолтер Сакс.

Достаточно было взглянуть на него, чтобы понять, каким замечательным человеком он был. А Генри Голдман был великой динамичной личностью с богатым воображением. Между этими двумя людьми существовало равновесие и баланс. Возможно, в каком-то смысле между ними существовало определенное соперничество. Они были партнерами и родными братьями, и, возможно, терзали друг друга, потому что имели диаметрально противоположные взгляды на многие темы, важные и неважные.

Зятья спорили не только по поводу важных бизнес-решений, но и по таким мелочам, как, например, кто заплатит мальчику, доставлявшему им обед из ближайшего гастронома. Генри обладал особым талантом вызывать ярость Сэма с красным лицом - Саксы славились своим вулканическим темпераментом, - но Сакс также знал, как залезть под кожу своего шурина. Ему доставляло особое удовольствие напоминать Генри, когда его шурин сетовал, что сыновья Сакса слишком неопытны для продаж, что его парни - "выпускники Гарварда".

Трения внутри фирмы не повлияли на ее работу. Объем продаж коммерческих бумаг продолжал расти, достигнув 67 миллионов долларов в 1894 году. К этому году оборотный капитал Goldman Sachs составлял 585 000 долларов, по сравнению со 100 000 долларов, когда Сэм Сакс пришел в фирму; после расходов партнеры получили 200 000 долларов прибыли. "Отсутствие подоходного налога позволяло быстро наращивать капитал в течение последующих двадцати лет", - вспоминал Уолтер.

Когда Генри и Сэм пытались построить бизнес, их усилия, по крайней мере на время, казались взаимодополняющими. Генри, привыкший к длительным поездкам в качестве коммивояжера, объездил весь Средний Запад - Чикаго, Сент-Пол, Канзас-Сити, чтобы расширить коммерческий бумажный бизнес фирмы. Для увеличения количества счетов по коммерческим бумагам требовалось больше точек для продажи краткосрочных кредитов, поэтому он и его партнеры отправились вверх и вниз по Восточному побережью, устанавливая новые банковские отношения в таких городах, как Бостон, Хартфорд и Филадельфия. Генри, тем временем, никогда не терял из виду свою цель - направить Goldman Sachs в сферу железнодорожного финансирования, которая была исключительной сферой деятельности самых крутых игроков Уолл-стрит. И в годы после паники 1893 года он проницательно скупал железнодорожные ценные бумаги по бросовым ценам.

Сэм, в свою очередь, стремился к интернационализации бизнеса Goldman. Если он надеялся вывести бизнес компании на глобальный уровень, то начать следовало с Лондона, мировой финансовой столицы. Он планировал предоставлять растущему числу клиентов Goldman коммерческие аккредитивы и услуги по обмену валюты, чтобы облегчить их зарубежные операции, и предвидел арбитражные возможности, которые можно было бы использовать благодаря обычно более низким процентным ставкам в Лондоне, что позволило бы Goldman брать кредиты в Лондоне и выдавать их в Нью-Йорке с небольшой прибылью. Но сначала ему нужен был надежный партнер.

В конце 1890-х годов Сэм рассказал Герману и Александру Клейнвортам, братьям, управляющим одним из крупнейших лондонских торговых банков Kleinwort, о своей идее создания трансатлантического альянса. Так получилось, что он привел свои доводы как раз в нужный момент. Кляйнворты искали замену своему нью-йоркскому финансовому агенту, который постоянно упускал выгодные возможности для бизнеса на американском рынке. Они никогда не слышали о Goldman Sachs, но после того как их расследование деловой репутации этой фирмы не выявило никаких тревожных сигналов, они решили рискнуть и начать бизнес с неизвестным домом.

О доверии, существовавшем в то время между банкирами, - а именно доверие лежало в основе всей мировой кредитной системы, - говорит тот факт, что, когда Kleinwort Sons и Goldman Sachs официально оформили свое партнерство, открыв совместный счет, они сделали это без заключения письменного соглашения.

Маркусу Голдману было уже далеко за семьдесят, и он подумывал о пенсии. Недавно он приобрел за 15 000 долларов место на Нью-Йоркской фондовой бирже, что означало появление его фирмы в качестве полноценного финансового игрока. Теперь казалось, что кредитные репортеры, которые годами ранее считали банкира слишком осторожным для процветания, ошиблись в его оценке. Возможно, он был не таким робким, как они думали.

 

-

Когда Джейкобу Шиффу исполнилось пятьдесят, он начал подумывать о том, чтобы отойти от дел. Ведь его собственный отец умер в шестьдесят два года. Он чувствовал, что его тянет в разные стороны, разрываясь между Kuhn Loeb, различными благотворительными организациями, которым он уделял много времени и денег, и продолжающимся кризисом с российскими беженцами, когда каждый корабль с иммигрантами увеличивал груз обязательств, которые Шифф и его коллеги-филантропы взвалили на себя, чтобы позаботиться о своих собственных. Он начал задумываться о преемственности.

С 1894 года Kuhn Loeb начала принимать в свои ряды новых партнеров: Джеймс Лоэб, его двоюродный брат Луис Хайнсхаймер, который начал работать в фирме около двадцати лет назад, и Феликс Варбург, который не смог бы отказаться от партнерства, даже если бы захотел. Морти Шифф, только что прошедший трехлетнюю стажировку в банковском деле и на железной дороге, должен был занять достойное место в фирме, руководство которой, по замыслу отца, он должен был когда-нибудь унаследовать.

К досаде Якоба Шиффа, в фирме появился пятый новый партнер: Отто Кан, который в январе 1896 года женился на миниатюрной, светлокожей дочери Абрахама Вольфа, Адди. Кан происходил из процветающей немецкой семьи, которая уже в детстве Отто поднялась от провинциальных корней до удобного положения в среде мангеймской буржуазии. Его дед по отцовской линии начал небольшой бизнес по производству перьев в своем сельском доме в близлежащем Штеббахе, а затем открыл фабрику в Мангейме, а затем и небольшой банк.

Отец Отто, Бернхард, был политически мыслящим человеком и, как многие молодые люди того времени, горячо верил в либеральную доктрину равенства и самоуправления, которая стала причиной восстаний 1848 года в Германии и других странах Европы. Молодой человек двадцати одного года, когда в его юго-западной провинции Германии начались восстания, Бернхард примкнул к революционерам, а затем бежал, спасая свою жизнь, когда прусские войска жестоко подавили восстание. Следующее десятилетие он провел в Соединенных Штатах, где нашел работу банковского клерка в Олбани, штат Нью-Йорк, и стал американским гражданином, после чего в 1860 году вернулся на родину в Германию. Все еще приверженный либеральным принципам, за которые проливали кровь революционеры 48-го года, Бернхард был избран в городской совет Мангейма, где проработал более двадцати пяти лет. В