Божественные истории - Эйми Картер

никакого отношения к тебе. Он страдает. Они истязает себя, и это наша вина. Пусть даже он ненавидит меня. Я люблю его слишком сильно, чтобы бросить его в вечном аду, и я готова пойти на всё, чтобы избавить его от этой участи, даже если для этого нужно отказаться от всего, что у меня есть. Даже если мне придётся провести остаток вечности в одиночестве.

Афродита молчала, но весь её вид кричал о том, что она пылает яростью. Вместо того, чтобы успокоить её, как я надеялась, мои слова только разожгли в ней ненависть. Ужасная ситуация.

Зевс вздохнул.

— Спрошу тебя ещё раз, Афродита. Да или нет?

— Нет, — ответила она. — И моё решение окончательное, пусть умоляет сколько хочет. Я не позволю ей получить желаемое.

Я раздражённо вскрикнула. Неужели она не понимает? Это не соревнование. На кону судьба Адониса, его счастье. Ведь иначе он проведёт вечность в холоде, пожираемый заживо белым медведем. А ей плевать. Афродита видит то, что я буду с ним, а она нет.

Возможно, я была эгоистична, когда ранила чувства Аида, но прямо сейчас Афродита поступает эгоистичнее, чем кто-либо из нас. Из-за гордости, зависти, похоти или всего сразу, но она отказывается дать Адонису право прожить загробную жизнь так, как он того заслуживает. И я ненавижу её за это. Ненавижу так, как никого никогда не ненавидела, даже саму себя.

Зевс выпрямился, на его лице мелькнуло сожаление, и он вновь устало вздохнул.

— Тогда решено. Раз ты чётко показала, что не способна принимать решения беспристрастно, я вынужден отказать тебе в праве голоса по этому вопросу.

У меня и у Афродиты одновременно упали челюсти.

— Что? — взвизгнула она. — Пап, ты не можешь…

— Могу и, раз ты не оставляешь мне иного выбора, сделаю, — ответил он. — Персефона, твоя просьба удовлетворена. Когда вернёшься на землю, ты станешь смертной. У тебя есть время попрощаться. Афродита, за мной.

Она недовольно зашипела, но стоило ему выйти в один из коридоров, как её ветром сдуло следом. После их ухода зал погрузился в тишину. Я посмотрела вокруг на свою семью. Голова кружилась от осознания произошедшего.

Я стану смертной. Я умру.

И никогда больше сюда не вернусь.

Но в то же время я думаю о лице Адониса среди снега и о медведе, нависшем над ним. Даже если это не сработает, и он навсегда останется в своей ледяной тюрьме, я, по крайней мере, буду знать, что пыталась. Я найду его, даже если мне придётся обойти пешком весь Подземный мир. И если всё, что я смогу для него сделать, так это держать его за руку, потом он мёрзнет и истекает кровью, то проведу остаток вечности именно так.

Один за другим члены Совета подходили ко мне попрощаться. Братья и сёстры обнимали меня (даже Арес!). Гестия и Посейдон поцеловали в обе щеки. Гера улыбнулась и обняла меня, а её губы мазнули моё ухо, когда она прошептала:

— Ты сделала правильный выбор. Ты достойна сама выбирать своё будущее, а с Аидом ты бы никогда не была счастлива.

Что-то в её словах вызывает у меня холодок по позвоночнику, укрепляя стену, возникшую между мной и Аидом со дня нашей свадьбы. Но та война уже окончена, и ни один из нас в ней не победил. Что ж, по крайней мере, нас не постигнет участь Зевса и Геры.

Наконец пришёл черёд Гермеса. Он слабо улыбнулся мне, но глаза оставались грустными. Несмотря на всё, что было между нами, он притянул меня в свои медвежьи объятья.

— Я буду скучать по тебе, — сказал он. — Ничто без тебя уже не будет прежним.

— Ты знаешь, где меня искать, если станет скучно, — ответила я, хотя даже если он и найдёт дорогу, он прав: ничто уже не будет как прежде. — Береги себя. И добрый совет: держись подальше от Афродиты.

Он фыркнул, но в то же время на его лицо легла тень. Я не понимала, что это значит, но вполне возможно, что мне и не нужно. У каждого из нас есть свои демоны, и Гермес ещё встретится со своими, когда будет готов.

Как только он отпустил меня, я развернулась к маме. Она напряжённо стояла рядом со своим троном. Её взгляд был устремлён в пол, а руки соединены в замок. Я сделала шаг к ней, и она отпрянула. От одного этого движение моё сердце окончательно разбилось.

— Надеюсь, ты счастлива, — произнесла она странным, почти официальным голосом. — Зайду проведать тебя, когда смогу.

— Спасибо, — прошептала я. Мы обе знали, что если она и придёт, то совсем нескоро. Каждая из нас наделала немало ошибок, и так просто эту пропасть между нами не сократить. Но несмотря на всё случившееся, я искренне надеюсь, что однажды наши отношения нормализуются. Неважно, через сколько лет.

Гермес взял её за руку и повёл прочь из тронного зала. Он оглянулся через плечо, чтобы улыбнуться мне напоследок. Мама не оборачивалась.

Я сделала глубокий нервный вдох.

Мы с Аидом остались одни, лицом к лицу, и я не знала, что сказать. Стоило бы извиниться. И поблагодарить его. И сказать ещё миллион разных вещей, но я не могла выдавить ни слова.

— Ты готова? — тихо спросил он. Я кивнула. Он взял меня за руку. Я окинула взглядом Олимп последний раз. Небесно-голубой потолок и рассветный пол исчезли. Вот он — тот момент, к которому я стремилась с тех пор, как Адонис испустил свой последний вздох. Как бы ни пугала меня потеря бессмертия и всё сопутствующее ей — необходимость дышать, первое знакомство с физическое болью и восприятие мира глазами смертной, — я в то же время ощущала удивительное спокойствие. Я приняла правильное решение. Это всё, что мне нужно.

Когда мы приземлились, что-то острое пронзило мою пятку. Я распахнула глаза. Мы оказались в мамином коттедже. Лунный свет заливал каждый уголок пространства. Я отшагнула в сторону и обнаружила источник неприятного ощущения: камешек.

Так вот что значит быть смертной. Я приложила ладонь к груди, чувствуя сердцебиение, и осторожно делала каждый вдох. Всё вокруг воспринималось словно бы