Сага о Фафхрде и Сером Мышелове. Роман т. 1 - Фриц Лейбер

— О боги! — вскричал он. — Дайте мне выйти отсюда! Сокровище ваше, только выпустите меня, иначе я обречен. Оно играет со мной, как кошка с мышью. Это невыносимо, невыносимо!

— Ах, теперь мы запели по-другому? — рявкнул Мышелов. — Сперва мечем кинжалы, потом в панике умоляем?

— Это все грязные трусливые увертки, — добавил Фафхрд. — Сам спрятался в безопасное местечко, а его вассалы храбро погибли.

— Безопасное? Ты говоришь, безопасное? О боги!

Раннарш уже почти визжал. И тут выражение его искаженного лица немного изменилось. Нет, ужаса в нем было не меньше, если даже не больше. Но сквозь этот ужас проступил стыд — стыд от того, что он так низко пал в глазах этих двух мошенников. Губы лорда скривились, обнажив стиснутые зубы. Левая рука вытянулась в жесте мольбы.

— О пощадите, пощадите меня! — жалобно воскликнул он, выхватил правой рукой из-за пояса второй кинжал и снизу метнул его в Фафхрда.

Северянин отбил клинок неуловимым движением ладони и решительно заявил:

— Он твой, Мышелов. Убей его.

Это было похоже на сцену, которая разыгрывается, когда кот загоняет мышь в угол. Лорд Раннарш выхватил из золоченых ножен сверкающий меч и кинулся вперед, размахивая им, как одержимый. Мышелов чуть отступил, и его тонкий клинок замелькал в контратаке, с виду не слишком решительной, но на самом деле смертоносной. Раннаршу пришлось сдержать свое рвение и остановиться. Меч Мышелова двигался столь стремительно, что, казалось, ткал вокруг противника паутину из стали. Затем Мышелов сделал три выпада подряд. От первого удара его меч согнулся чуть ли не пополам, угодив в спрятанную под одеждой Раннарша кольчугу. Вторым ударом Мышелов пронзил ему живот, третьим — шею. Задыхаясь и давясь кровью, лорд Раннарш рухнул на пол, судорожно вцепился пальцами в горло и испустил дух.

— Бесславный конец, — мрачно заметил Фафхрд, — хотя с ним обошлись по чести, чего он не заслуживал; правда, мечом мерзавец владел неплохо. Мышелов, не нравится мне это убийство, хотя Раннарш бесспорно сам во всем виноват.

Вытирая свой меч о бедро поверженного противника, Мышелов догадался, что имел в виду Фафхрд. От победы он ощущал не радость, а лишь холодное, тошнотворное омерзение. Еще миг назад он был вне себя от ярости, но теперь гнев покинул его. Стянув с себя серую куртку, Мышелов осмотрел рану на плече. Из нее еще сочилась кровь, сбегая вниз по руке.

— Лорд Раннарш не был трусом, — медленно проговорил он. — Он убил себя, вернее, дал убить, потому что мы видели его испуг и слышали, как он вопил от страха.

Едва Мышелов произнёс эти слова, как невероятный ужас ледяным панцирем сковал сердца обоих друзей. Казалось, страх перешел к ним в наследство от лорда Раннарша. И что-то сверхъестественное было в том, что у друзей не было и тени предчувствия, ни намека на его приближение. Страх не возник, как обычно это бывает, в виде слабых ростков, которые постепенно становились все больше и больше. Он нахлынул внезапно, мгновенно парализовал и ошеломил друзей. Хуже того, для него не было никакой видимой причины. Еще секунду назад друзья равнодушно смотрели на скрюченный труп лорда Раннарша, и вдруг ноги у них подкосились, внутри все похолодело, по спине побежали мурашки, зубы застучали, сердца неистово заколотились, а волосы поднялись дыбом.

Фафхрд чувствовал себя так, словно неожиданно попал в отверстую пасть гигантской змеи. Его разум варвара был потрясен до самых глубин. В голову ему пришли мысли о мрачном боге Косе, скитающемся среди ледяного молчания Стылых Пустошей, о тайном могуществе Судьбы и Случая и об их играх, ставка в которых — кровь человека и его разум Он гнал от себя эти мысли, но леденящий ужас словно выкристаллизовывал их, и они снежными хлопьями заносили его сознание.

Постепенно ему все же удалось справиться с дрожью в ногах и сведенными судорогой мышцами. Он медленно, словно в кошмарном сне, огляделся, внимательно рассматривая каждую подробность окружения. Комната, в которой они находились, имела полукруглую форму и занимала половинку главного купола. Свет в нее проникал через два маленьких окошка, прорезанных высоко в потолке.

Внутренний голос непрерывно твердил: «Не делай резких движений. Осторожно. И главное, не беги. Другие побежали, оттого-то их и настигла столь быстрая смерть. Не спеши. Не спеши».

И тут Фафхрд обратил внимание на лицо Мышелова. На нем был написан точно такой же ужас. Интересно, подумал Фафхрд, сколько это еще продлится, как долго он сумеет держать себя в руках, чтобы не убежать отсюда сломя голову, как долго он сумеет бороться с ощущением, что какая-то громадная невидимая лапа тянется к нему, неумолимо, пядь за пядью.

В нижней комнате послышался тихий звук шагов. Размеренных, неторопливых шагов. Вот кто-то прошел по коридору. Вот начал подниматься по лестнице. Вот миновал площадку и теперь двинулся дальше, вверх по ступеням.

Вошедший в комнату человек был высок, худощав, стар и тщедушен. На высокий лоб свисали редкие пряди иссиня-черных волос. Над впалыми щеками торчали высокие скулы, восковая кожа туго обтягивала короткий нос. В глубоко запавших глазах горел огонь фанатизма. Одет он был в простой монашеский балахон без рукавов. На веревке, которой он был перепоясан, висел кошель.

Устремив взор на Фафхрда и Серого Мышелова, человек проговорил замогильным голосом:

— Приветствую вас, жестокие люди.

Затем он с неудовольствием посмотрел на труп Раннарша.

— Здесь снова пролилась кровь. Это скверно.

С этими словами костлявым пальцем левой руки он нарисовал в воздухе причудливый тройной квадрат, священный знак Великого Божества.

— Молчите, — бесстрастно и монотонно продолжал он, — цель ваша мне известна. Вы явились, чтобы взять спрятанные в этом доме сокровища. Многие пытались сделать это. Но их постигла неудача. Постигнет она и вас. А мне никакие сокровища не нужны. Сорок лет я живу на черством хлебе и воде, посвятив свой дух Великому Божеству. — Старик опять начертал замысловатый знак. — Самоцветы и украшения этого мира, равно как драгоценности и безделушки мира демонов не способны ввести меня во искушение или совратить. А цель моего прихода сюда — уничтожение зла. Я, — тут он прикоснулся рукою к груди, — Арвлан Ангарнджийский, девятый прямой потомок Ургаана Ангарнджийского. Я всегда это знал и сокрушался об этом, ибо Ургаан Ангарнджийский был злой человек. Но лишь две недели назад, в день Паука, я обнаружил в древних документах, что Ургаан построил этот дом, дабы он вечно служил ловушкой для неблагоразумных и дерзких. Он оставил здесь стража, и страж этот до сих пор на посту. Хитроумен был мой проклятый предок Ургаан, хитроумен и злобен. Самым искусным архитектором во всем Ланкмаре был Ургаан, человек, умудренный в обработке камня и геометрических науках. Но он насмехался над Великим Божеством. Он стремился войти в сношение со злыми силами. Он совершил сделку с демонами и получил от них неслыханные сокровища. Но они оказались ни к чему. В стремлении к богатству, знаниям и могуществу он утратил способность к радости и даже вожделению. Поэтому он спрятал свои сокровища, однако сделал это таким образом, чтобы они непрестанно несли миру зло — точно так же, как, по его мнению, многие мужчины и одна гордая и высокомерная женщина, жестокая и бездушная, как этот храм, причинили зло ему самому. Моя цель и мое право — уничтожить зло, порожденное Ургааном. Не пытайтесь разубедить меня, иначе проклятие падет на ваши головы. А причинить вред мне не может никто. Великое Божество простерло надо мною свою длань, готовую отвести любую опасность, которая будет угрожать его преданному слуге. Молчите, жестокие люди! Я пришел, чтобы уничтожить сокровища Ургаана Ангарнджийского.