Хроники российской Саньясы. Том 4 - Владислав Лебедько

Так вот: мне гораздо интереснее рассказать тебе о том, что я сейчас, и как мне сейчас радостно оттого, что мы есть такие, какие мы есть, чем рассказы о том, каким я был и как я к этому дошел. Это так же глупо, как рассказывать ученику, что только переступая по ступенькам последовательно, сначала на первую, на третью, потом на вторую, потом на шестую, потом на девятую, потом на пятнадцатую, как это сделал я, можно достичь этой пятнадцатой, к примеру, ступеньки. Можно и с первой прыгнуть на пятнадцатую, наверное… Можно просто сказать по другому. Мне очень нравится анекдот, который я люблю о свободе выбора. Мой любимый анекдот. Многие люди просто не знают, что существует свобода выбора во Вселенной.

Лев, царь зверей, собрал всех зверей и сказал: Медведь, придешь ко мне во вторник, я тебя съем. Лиса, придешь ко мне в среду, я тебя съем. Заяц, придешь ко мне в пятницу, я тебя съем. Вопросы есть? — Вопросы есть. — Задавай. — Можно не приходить? — Можно. Вычеркиваю, зайца.

Мы всегда забываем право абсолютной свободы воли. Мы ничто не можем принять для себя, кроме как по внутреннему соглашению. Нас могут убедить это принять, но со временем мы почувствуем фальшь, и мы имеем право это выкинуть, отказаться. Как, например, то же самое, что происходит у некоторых людей, которые были преданы какой-то Школе, Учению, а потом отошли… Я с этим неоднократно встречался… Они могут чувствовать вину оттого, что покинули своих единомышленников, которые наделили их какими-то дипломами, регалиями, званиями…

В: Знаниями…

А: Да, такие люди были учениками, которые с удовольствием восприняли интербредацию истины своих Школ и Учений, отчего им стало легче на душе. А потом ушли и, тем самым, как это не странно забрали бремя сомнений, которое Учителя и апостолы несли в своем знании… То есть, совершили для Учителей и апостолов благотворительность. А те для этих, соответственно. Это то мошенничество, в котором каждый чувствует, что он остался в выигрыше. Но, без каких-то дальнейших служений друг другу возникает у людей чувство вины. И у Учителей, кстати, возникает чувство вины оттого, что они тех, кто ушел от них, гнобят. И у тех, кто ушел, возникает чувство вины оттого, что они как бы кого-то предали. Да никого они не предали. Они попил из этой реки… Понимаешь: два путника идут по лесу. Зима, ночь, холод. И они, просто чтобы выжить, соединяются вместе, зажигают костер, один спит, другой подкидывает дрова, потом этот другой спит, первый подкидывает дрова. Один не справится в такой ситуации. Ночь длинная. Они не могут одновременно заснуть, иначе они замерзнут. Вот это называется осознанное взаимодействие. И вот они клянутся в вечной дружбе, вечной искренности, друг друга любят. Вдруг сезон зимы заканчивается, они выходят из этого леса, одному надо налево, другому надо направо, и у них такая неловкость возникает. «Понимаешь, у меня вообще-то невеста ждет». — «А у меня там родители, мне надо дом ремонтировать». — «Ты понимаешь…» И они оба боятся признаться в том, что были неправы. Что такое клятва? Это попытка пролонгирования того счастья, которое ты сейчас испытываешь. Если ты будешь сейчас им наслаждаться, ты его все в себя вберешь, и оно станет тобой. Это как та сметана, которую человек взял в рот, подбежал к своим друзьям, сказал: «Ребята, у меня сметана… была во рту». Когда она усвоилась, она стала тобой, она передала тебе все, и остатки неперивариваемые, которые не усвоились, вышли из тебя вместе с токсинами, которые она помогла вывести из организма. Поэтому когда в лесу два человека помогают друг другу, они выживают. Они выходят, и оказывается, что у каждого своя дорога. Хорошо, если эти люди поймут все и посмеются над своими заморочками, и скажут: «Спасибо, брат, до свидания. Если встретишь еще доброго человека, помоги ему. И вообще, спасибо тебе за то, что ты был, я буду помнить тебя. Если буду помнить. Прощай». И с чувством уверенности, радости они уходят. Когда люди одевают друг на друга наручники, говоря: «Нет, пойдешь к моим родителям знакомиться, потому что будешь теперь моей женой или братом названным, и похеру твое царство, в которое мы с тобой не пойдем». А тот говорит: «Пойдем в мое царство, ты будешь тоже правителем, я дам тебе полцарства». И вот они друг друга тягают. Да у каждого своя дорога. На каком-то этапе дороги ты находишься в одном классе со своими одноклассниками. И что, ты с ними до сих пор целуешься? Да ни фига подобного! Да, при разрыве после десятилетнего образования у тебя наверняка возникло чувство огорчения, что ты с ними уже не увидишься. Ну, это когда наручники снимаешь, ощущение незащищенности появляется, потому что ты так привык к ним, что без них ты чувствуешь себя немножечко голым. То же самое бывает и со смирительной рубашкой. Но дать человеку почувствовать его свободу и свободу выбора — это, наверное, очень здорово. Мне нравится свобода. Мне нравится осознанность и радость.

В: Ты вчера рассказывал про случаи, когда ты ходил к разным гуру и задавал вопросы, которые их ставили в непростые ситуации… Зачем это нужно было тебе, зачем это нужно было им, и что на самом деле в результате получалось?

А: Зачем это нужно было мне? Во-первых, я понял, что я свободолюбивое существо. Диверсант — это профессия. А то, что я делаю — разрушение систем страха и невежества. Просто когда я вынырнул из невежества сам, я увидел, какое количество людей с удовольствием пребывает (или оно думает, что оно с удовольствием пребывает) в состоянии невежественности и в состоянии так называемого служения другим, которые сели на трон и которым несут к ногам цветы, халву, одежду, деньги. Мне это кажется неправильным, потому что люди делают это без осознания выбора. Они говорят: мы сделали свой правительный выбор. Но выбор, когда человек на перекрестке сходил на все четыре стороны, понял, что там произошло, осознал, на каком пути какие случаи с ним случатся, и он пошел туда, куда он сделал выбор, в состоянии, когда он ушел с перекрестка вообще… Лев Николаевич Толстой по этому поводу сказал: «Чтобы изучить что-то, нужно сначала изучить это снаружи, потом изучить это внутри, полностью отдавая себя этому, потом выйти, отряхнуть лапшу с ушей и понять, кем же ты стал, — посмотреть на это со стороны». Поэтому, когда он понял, что такое православие, он просто оттуда ушел, потому что он понял, что такое жизнь и что такое женщина, и он даже сказал: «я даже на смертном одре не скажу, что такое женщина, потому что я боюсь». Но это его точка зрения. Мне почему-то кажется, что я понимаю, что такое женщина или кто такая. Поэтому все эти гуру и подгурьи и приближенные — это ребята, которые попались в ловушку сидхи, когда они имеют какую-то благодать или имеют возможность воздействовать на других людей в своих интересах. Поэтому, когда человек кричит, что он сделал осознанный выбор, я задаю ему несколько простых вопросов. А вы уверены, что вы были в другом состоянии? А вы уверены, что вы действительно сделали выбор? Выбор — это когда вы знаете, что есть это, что есть это. Когда вы говорите «я выбираю между молоком, шампанским и коньяком молоко», а вы раньше кроме молока и воды ничего не пробовали, то вы делаете выбор в сторону привычного действия, которое вам навязывали. Вы уверены, что вам навязали правильно? Вы просто не были проинформированы. С моей точки зрения, невежественность и страх — вот то, что ограничивает людей от свободы выбора… Страх это порождение невежественности. У каждого человека есть желание познавать мир, и у каждого человека есть осторожность. Когда человеку чувство осторожности подпитали до такой степени, что оно превратилось в чувство страха (гипертрофированная осторожность), человек боится исследовать мир. А все-таки хочется… И тогда он идет туда, куда его ведут те, кто садится ему на шею, вешает ему перед носом пучок морковки, и он пускает слюни, надеясь съесть эту морковку, и везет тех, кто сидит у него на шее, в их светлое будущее. Он сдыхает, потом люди садятся на другого ишака и везут себя туда, куда им надо. Это их этика. Но так как я вижу среди ишаков иногда достаточно красивых, серьезных и честных людей, я пытаюсь им помочь. Пытался, точнее говоря, потому что я перестал быть разрушителем с какого-то момента. Я просто вышел в состояние спокойного бытия. То есть я просто есть. Я ни с кем не воюю. Я помогаю тем, кто меня просит. Я делаю то, что я считаю нужным. Я несу за это ответственность. Кроме того, когда мне особенно становится скучно, я выискиваю среди толпы обезличенных людей того, у кого сияют глаза, того, у кого я вижу признаки, что он вот-вот проснется. И я пытаюсь ему помочь.