Земля воров (ЛП) - Халле Карина

Я делаю глубокий вдох. Прохладный дым наполняет мои легкие и, кажется, проясняет мой разум, как будто сдувая паутину. Он избавляет от лжи, раскрывает все, что я хотела бы скрыть. Я чувствую, как он выталкивает из меня правду.

— Я… скорблю, — говорю я просто, хотя это не так. Я хочу объяснить подробнее, но не могу. Мой подбородок начинает дрожать, слова застревают в горле.

— Это очевидно всему миру, — говорит Сэй Белак. — Я сожалею о кончине твоей тети. Я не буду докучать тебе банальностями о ее духе и лучших мирах, потому что знаю, что ты здесь не для этого. Ты здесь только для того, чтобы научиться, как Видар, преодолевать свою скорбь.

— Но я не хочу ее преодолевать, — говорю я, почти рыча, гнев внутри меня быстро нарастает.

— Ты боишься забыть, — говорит Мастер Истины. — Ты боишься, что если не будешь скорбеть, то забудешь свою тетю, своего отца, свою мать.

Полагаю, нет смысла спрашивать, откуда он знает о них.

— Скорбь — это любовь, — говорю я. — Я не хочу переставать чувствовать ее, как бы больно это ни было. Моя скорбь сохраняет их в живых.

— Она может сохранять их в живых, но ценой твоей жизни, — говорит он. — Тебе нужно найти баланс, иначе ты не будешь жить полноценно.

Услышав это, я замолкаю, плотно сжав губы. Я боюсь, что если не буду постоянно думать о своей тете, то потеряю связь с ней, как это произошло с моими родителями.

— Ты — сосуд для своего нерастраченного горя, и это только подпитывает твою ярость, которая в конце концов всегда выгорает, превращая тебя в пепел, — бесстрастно говорит Видар.

Я удивленно смотрю на него. Он некоторое время ничего не говорил, его холодные глаза изучали меня сквозь дым.

— Очень верно, Видар, — говорит Сэй Белак, прежде чем снова обратить свой металлический взгляд на меня. — Эти сеансы не для того, чтобы стереть людей из твоей жизни, а для того, чтобы почтить их память. Это даст им возможность продолжать существовать, а тебе — со временем восстановить с ними связь.

— Я просто… — начинаю я. — Последние две недели я была так занята, что у меня не было времени скорбеть, а потом все это обрушилось на меня сразу. Я не хочу, чтобы это продолжалось, удары безжалостны, как будто горе пытается поглотить меня.

— И поэтому это место — он взмахивает руками, его мантия раскачивается и разгоняет дым — то, где ты можешь выпустить все наружу. Чтобы ты могла продолжать жить так, как хотела бы твоя семья, зная, что ты будешь чтить их энергию и память в священном месте, под присмотром богинь. Ты не будешь одинока, но нам и не следует скорбеть в одиночестве. В основе своей мы — социальные существа, и скорбеть вместе с другими, делясь своей болью и создавая пространство для нее, — это то, о чем общество давно забыло. Возможно, все войны и все смерти сказались на нас, заставили нас забыть, что означает разделять коллективную скорбь.

Я смотрю на его лицо, его бледную кожу, низкие брови и темные тени под глазами и на щеках, волнистые рыжие волосы, обрамляющие его лицо, и, конечно же, глаза из металла. Я задаюсь вопросом, кто он на самом деле и откуда он, с каким горем он, возможно, столкнулся за эти годы и как давно он родился. Что он видел. Каких людей знал.

— Хороший маг никогда не раскрывает все сразу, — говорит он тихим голосом, улыбаясь мне кривой улыбкой. — Со временем ты многое увидишь. Многое узнаешь. Когда будешь готова. А пока давай начнем с того, что посмотрим на огонь.

Я смотрю на языки пламени. Раньше это были маленькие оранжевые, красные и синие огоньки, которые окутывали кусок смолы. Но теперь всполохи стали большими и танцующими. Они движутся в унисон, как будто каждый — это отдельная сущность, обладающая сознанием. У меня такое впечатление, что они двигаются для меня, пытаясь показать мне что-то каждым мерцанием.

Я не знаю, как долго смотрю на них, мой мозг кажется липким, как будто он превратился в кашу внутри головы, и я полностью загипнотизирована огнем.

И тогда я вижу это. Языки пламени сливаются, образуя изображение. Сначала очертания, как будто тени в пламени пытаются создать форму. Затем это превращается в нечто совершенно, до ужаса реальное. Я вижу цвет и текстуру, как будто смотрю через портал в другой мир, в другое время.

Я ахаю.

— Я вижу… я вижу что-то. Я действительно вижу что-то.

Остальные молчат, пока я пытаюсь понять и описать то, на что смотрю.

— Я думаю, это пещера. Пещера с черными стенами, а в середине пещеры находится чаша с лавой. Бурлящая лава, которая медленно вытекает через узкий канал, шириной примерно в фут. Чаша… У меня такое ощущение, что это Мидланд. Да, где-то в Мидланде. Она похожа на многие пещеры, в которых я бывала раньше, включая ту, в которой ночевала с Андором, но ни в одной из этих пещер, очевидно, не было лавы, иначе мы бы никогда не рискнули туда зайти.

Затем лава начинает двигаться, она не просто пузырится и потрескивает, а вздымается, как будто внутри нее что-то есть.

Вдруг из середины чаши появляется голова. Голова женщины, которая кажется одновременно смутно знакомой, ужасающей и прекрасной.

— Там женщина, — тихо вскрикиваю я, боясь отвести взгляд от этой сцены.

— Какая женщина? — резко спрашивает Мастер Истины.

— Она из лавы, — взволнованно говорю я и смотрю, как она выходит из чаши: полная грудь, тонкая талия, узкие бедра, длинные ноги. Ее тело местами слегка остывает, сохраняя форму, но чернеет, а остальные части тела пылают раскаленным жаром. — Она женщина, сотворенная из лавы.

— А что еще ты видишь? — спрашивает он. — Она что-нибудь тебе говорит?

— Почему она должна мне что-то говорить? — спрашиваю я, но он не отвечает. Не похоже, что я являюсь частью этой сцены с женщиной, тем более что ее внимание приковано к задней части пещеры, где…

— Она не одна, — говорю я. — Там дракон, я думаю, что вижу когтистую лапу, я… — Я замолкаю, моргнув при этом. — У дракона две головы. Он синий с металлическим отливом, и у него две головы. Она разговаривает с ним, а он слушает ее, как будто…

— Змеегдраг, — шепчет Видар. — Дракон, который откладывает яйца бессмертия. Это значит, что мы на правильном пути.

Я наблюдаю, как она продолжает что-то говорить дракону, а затем дракон наклоняет голову и поднимает что-то.

Тело.

Я снова ахаю, прижимая руку к губам, но прежде чем я успеваю разглядеть, чье это тело, человеческое оно или нет, видение внезапно исчезает, и передо мной снова кусок смолы.

— Оно исчезло, — шепчу я, чувствуя головокружение. — Оно исчезло.

Я смотрю на Сэя Белака.

— Как мне вернуть его?

— Ты не можешь, — спокойно отвечает он. — Тебе показали то, что нужно было знать на данный момент. Ты можешь вернуться в другой раз и попробовать снова, как делают Колбеки, но…

Я качаю головой.

— Жаль, что я не сделала этого раньше. Завтра мы отправляемся в Эсланд.

— Тогда это все, что, по мнению богинь, тебе следовало увидеть, — говорит Сэй Белак. — Включая Волдансу, богиню, которую ты видела. Непочитаемую богиню Мидланда.

— Это была Волданса? — спрашиваю я.

— Та самая, которую жители Эсланда предпочитают игнорировать и вместо нее верят в драконов. Это будет их самой большой ошибкой.

Ну, звучит зловеще.

— То, что ты видела, — это будущее, — тихо говорит Видар. — А я никогда не видел ни одной богини в своем будущем. Мы должны отнестись к этому серьезно. Мы должны воспринять это как знак.

— Но ты сказал, что смола — это наркотик, — протестую я, глядя то на одного, то на другого. — Что это галлюцинация.

— Галлюцинации нереальны, — говорит Сэй Белак. — Пророчества, телепатия — вот что реально. Наркотик просто открывает твой разум тому, что твое высшее «я» уже видело. Тому, что твое высшее «я» уже пережило. Сейчас ты существуешь на одном уровне реальности, но есть другие версии тебя на других уровнях, и наркотик открывает проход между ними, как тоннель во все временные линии твоей души. Твое будущее «я» посылает тебе что-то, что тебе нужно глубоко обдумать, возможно, даже принять на веру. — Он делает паузу, на лице мелькает слабая улыбка. — Время — это круг, леди Айр. Ты находишься везде и сразу.