Трое - Георгий Иванов Марков

в горле, от противной угольной пыли, которую он не мог выплюнуть изо рта. Потом — боль в висках. Ему казалось, будто он не человек, а нечто раздавленное и не совсем уничтоженное.

Долгое время после того, как поезд миновал последний туннель, он не мог прийти в себя… В сознание его привел утренний холод.

Только тогда к нему подошел рабочий с тормозной площадки. Он заметил «зайца» на предыдущей станции. Парень посмотрел на него твердо, полный решимости, если будет необходимо, сбросить его с платформы.

Тот смеялся.

— Мать моя родимая, из-за каких-нибудь пяти левов, на какую обезьяну стал похож!

— Из-за пяти левов? — отрезал Сашо. — И за пятьдесят левов никто бы не решился на такое путешествие!

Железнодорожник призадумался. Это был пожилой человек.

— Еще немного осталось, — сказал он. — Запрещено, да уж ладно. Так и быть, иди ко мне!.. — может, не заметят…

Парень пошел за ним. Вошел в небольшой тамбур и свернулся на лавке.

Рабочий накрыл его тяжелой меховой шубой.

— Запрещено… — опять сказал он… — если кто тебя увидит, скажешь, что работаешь по ремонту… — дал ему сигарету.

Какая сигарета! Она стоила всех выкуренных им до этого сигарет.

— В Софию? — спросил железнодорожник.

— Да.

— Тебе повезло! Мы направляемся прямиком туда! — рабочий наклонился и подал ему бутылку с водой.

— Вымой лицо! На арапа похож!

Парень наклонился наружу и одной рукой плеснул в лицо воды. Потекли мутные струйки.

— Еще! Еще! — сказал за его спиной железнодорожник. Вода кончилась. Парень вытер кое-как лицо и сел на лавку рядом со своим новым знакомым.

Уже было совсем светло. Ясно просматривалась вся местность. Но что видел беглец?

Покрытые снегом высокие скалистые горы — грозное вечное безмолвие.

Туманная снежная равнина — клочок смятой бумаги, на которой ничего невозможно прочесть.

Плоское ровное небо — саван мертвеца, рабская покорность судьбе.

И поезд — галоп уродливых секунд, грохочущих по рельсам — та-ка-та-ка… та-ка-та-ка…

Рабочий молча смотрел на него. С еле уловимой улыбкой.

«Знаю, что у тебя на душе, очень хорошо знаю, со всеми случалось».

Парень тоже улыбнулся. Он не знал, что сказать. Почувствовал, как отошло горло. Он был в закрытом тамбуре, рядом с человеком. Не под открытым небом…

— Попробуй уснуть! — сказал рабочий. — Когда приедем, я тебя разбужу! — и опять накрыл его шубой.

Он поднял ее высокий воротник, чтобы скрыть слезы… человек плачет не только от боли или радости…

— Завернись, простудишься! — говорит Иван. — Курить не хочешь?

— Давай! Брось и спички!

— Ну и твердые же! — говорит Иван. — Словно карандаши делают!

— Который час?

— Не знаю! Какое это имеет значение…

— Огонек в углу, у окошка, вспыхнул пару раз.

— Это был человек, как тебе сказать… двадцать три года возится с тормозами… Спросил я его, как он мог без малого всю жизнь провести в такой дыре?..

— Судьба! — сказал рабочий. — Нужно же что-то делать на этом свете!

— А ты не пробовал заняться чем-нибудь другим, более легким? — Я подумал о моем местечке в банке и добавил: — Например, считать деньги…

Он засмеялся.

— Это не для меня. Мне и здесь хорошо… Что еще нужно человеку? Оно, конечно, бывает тяжело, но бывает и радость, ведь всюду так! Привыкаешь! Раз родился, нужно как-то жить. Если б не был должен жить, то и не родился бы!

Парень удивленно посмотрел на него.

Неужели только у него в голове все перемешано?

«Не хочу работать в банке! Не буду делать того, что мне не нравится. Ничего!» — думает он.

Получился бы и из него такой рабочий, или нет? Очень уж тесная эта каморка, а он человек простора… почему он не стал летчиком, ведь мог бы легко оформить поступление… И там нужны дисциплинированные люди, вроде Младена… А его дисциплина? Об этом говорить даже не стоит — только из-за нее его и наказывали… Ему нужна работа, где его никто не оскорблял бы, не командовал. Где найти такую?

— Подъезжаем! — говорит рабочий. — Еще немного и конец!

Сашо проснулся. Он чуть вздремнул. Теперь ему уже не хотелось покидать каморку. Такой снег…

— Почему бы тебе не стать строителем! — сказал железнодорожник. — Ты парень здоровый, сильный, в такой холод, наверное, ищут рабочих… Те, что хотели подработать, небось разбежались, лето кончилось. Хорошо будешь зарабатывать. И мастером можешь стать… хорошая это работа. Строишь себе и смотришь, что получается. Был бы я помоложе, непременно стал бы штукатуром или каменщиком.

Сашо представил себе, как бы выглядел он в испачканной известью старой одежде. Что бы сказал Иван?

Поезд проехал мимо какого-то завода. За стеклом мелькнул ослепительный свет электросварки.

— От этого болят глаза! — сказал рабочий. — Но им, наверное, хорошо платят. Можешь и на заводе попробовать!

— Дядя, — сказал Сашо, — я себе работу найду! Я другого боюсь… — ему хотелось рассказать все, что приключилось с ним этой ночью, в последние дни, о том, что он ищет… но у него зародилось сомнение, поймет ли его железнодорожник.

— Страх страхом! — задумчиво сказал тот. — А жизнь жизнью. Страху вот сколько, — он показал мизинец, — а жизни… вот она жизнь… — показал он рукой наружу.

С тамбура были видны заледенелые улицы. Вблизи железнодорожного полотна дома были маленькими, но дальше, за ними, возвышались большие корпуса.

— Выйдешь через эту дверь. Спрыгнешь на ходу перед остановкой поезда.

— Хорошо.

Рабочий ощупал карманы.

— Возьми! — сказал он и подал ему полтинник. — Наверное, ни стотинки у тебя нет!

— Дядя… дорогой… — сказал он, еле сдерживая чувство.

— Прыгай! — железнодорожник открыл дверь.

Парень спрыгнул…

— Ванко, — говорит он, — никого я в ту минуту не любил так, как этого рабочего… ведь не знал меня человек, ни знакомый я ему, ни друг, даже имени не спросил… не сказал, где снова увидимся… встретились и разошлись… вот и все. Кто он, откуда… не знаю! Человек!

Иду по городу, ищу тебя, а сам думаю:

— Смотри, Сашо, мир-то какой, а ты шляешься, места себе не можешь найти! Дай еще одну!

— Они же у тебя!

— Забыл… Закопчу я твою комнату…

— Ничего…

— Что ты скажешь об этом железнодорожнике?

— Человек, как человек! Что я могу сказать! — Иван кашляет. — Комната совсем остыла!

— Человек! — повторяет Сашо и сразу же повышает голос. — А ты сегодня вечером притащил в ресторан этих гусынь!

— Думал, тебе будет приятно! Ты ведь всегда любил женщин! Вот я и перестарался… Дора хороша собой, а Марта — просто прекрасна… Я даже надеялся, что ты поблагодаришь меня…

— Спасибо, я чуть не ушел… и вообще эта затея с рестораном была глупейшей. Я приезжаю и спрашиваю тебя: «Профессор, что мне делать?», а ты: «Надевай этот костюм, пойдем в ресторан!» И привел двух дам!