История Лорда: Лед и Пламя - мортифактор

Я заставил себя выпрямиться, тяжело дыша. С громовым выхлопом явились невырозимцы и мракоборцы. Маги выстраивались редутами напротив моей армии, возглавляемые Роном и Малфоем. Сила, как верный пёс, ласкала и защищала меня. Второй раунд противостояния вновь был объявлен.

Наблюдая, как маги выстраиваются, я отдал приказ своей армии оставаться неподвижными; мысленно вычертив границу, за которой они получили право на атаку. Нежить лишена разума, но безошибочно воспринимает команды некроманта. Прикажи мёртвому пилоту управлять самолетом, и он сделает это.

Удивительно, не правда ли? Всё заключается в мышечной памяти: тело помнит и ждёт приказа. Гончие — это иная история. У них есть разум, откуда он и чей — загадка для меня.

Даже я оглох от внезапного рёва мертвецов. Маги спешно двинулись к моему холму. Когда я осматривал пое боя то едва не ослеп: сияние Эгиды невозможно спутать ни с чем. После яростного Огня Тьмы, Эгида казалась ослепляющим солнцем. Они справятся, надо работать.

Я отрешился от всего, контролируя сферу магии, которая бесконечно вливалась в гептаграмму, отзываясь глухим звоном о внешний круг защиты. Огромный поток мертвой силы уже был виден в реальности. По лучам гептаграммы бежали зеленоватые отсветы.

Донёсся рык Рона, и я подметил, как две армии столкнулись, создавая какофонию звуков. Вот мы и встретились. Друзья, невольно ставшие врагами. Я рассмеялся, хотя всё сознание было занято удержанием магии заполняющей землю кладбища. Не торопись, Певерелл; спешка может повлечь утрату контроля. Время потеряло для меня смысл — час, десять минут, неделя или секунда? Сознание уплывало в объятиях магии.

Пришло время вернуть внимание к действительности: боевые маги готовились к штурму холма, а Рон и Малфой мчались ко мне. Эгида их больше не защищала. Один из вариантов сулит мне шансы на выживание — я выбираю его.

Две дюжины вожаков, словно тёмные молнии, стремительно рванули вперёд, обтекая Рона и Малфоя по бокам. На такой свирепой скорости лишь единицы из вала заклинаний смогли их достать, и вожаки стремглав влетели в Эгиду. Что повергло строй магов в смятение, Эгида звонко треснула, отразившись гулким эхом по полю; кое-где всколыхнули бреши в защите и раздались крики боли. Затем вожаки рассыпались, образуя круг вокруг боевых магов, стремясь проникнуть за защиту и нанести удар. В ответ заклинания рвались в воздух, и, к моему счастью, даже вожаки в бешеном вихре успевали уклоняться или пропускать за спиной магию мракоборцев и невыразимцев. Однако, как бы то ни было, ряды магов стояли крепко под напором вожаков. Нет, я не рассчитываю что даже две дюжины вожаков костяных гочих смогут перебить две сотни боевых магов. С учётом Эгиды, там нужны: сила и плотность заклинаний, а не физическая мощь. Вопрос оставался только один: надолго ли они свяжут магов министерства магии.

Но дальнейшее наблюдение за противостоянием гончих и боевых магов прервалось появлением Рона и Малфоя. Изрезанные, с гарью на лицах и одежде, с порванными плащами они поднялись на холм. Вокруг Малфоя, словно змея, шипела раскрученная плеть Адского огня, надёжно защищая его от заклинаний. Рон, напротив, шёл без какой-либо защиты, но я знал, на что способен мой верный друг. Мы втроём остановились, напряжённо играя в гляделки. В глазах Рона читалась злость и усталость. Явная обреченность и боль в глазах, как будто задавал молчаливый вопрос: «Что, чёрт возьми, ты творишь, Гарри?»

Он узнал меня, точно знаю. Мы научились понимать друг друга с полувзгляда, и я чувствую радость. Счастье, увидеть его взгляд после стольких лет разлуки.

Никто из нас не произнёс ни слова. Внизу погибали их товарищи, с их опытом понятно: я на финальной стадии ритуала. Они должны его прервать любой ценой. Плащ скрывал моё лицо, но они прочли мою улыбку и одновременно ударили. Плеть огня с шипением вонзилась мне в грудь, меня охватил жар, а затем мягко обнял леденящий холод. Вспомнив наш бой с Мастером, я вызвал стихию Светлейшей в наш мир. Вихрь кристаллизованных снежинок встретил плеть Малфоя, и удар отразился во мне, обжигая и принося резкую боль.

Чем прекрасно воспользовался Рон, заваливая меня лавиной опасных, но не смертельных заклинаний. Первые я отразил Экскалибуром, едва не оторвав себе руку от импульсов при каждом ударе. Ощущения как как при ударах локтевым нервом о твёрдый предмет. Рука онемела, меч чуть не выскользнул, и острая боль пронзала правую руку. Я был рад этому. Огонь можно тушить огнём. Боль от удара Малфоя едва не лишила меня сознания, в тот момент как удары Рона возвращали в реальность. Шипя от фантомной боли, я выпрямился, отражая щитом праха пару неприятных проклятий. Миг, и встречаю лавину Рона, таким же потоком заклинаний. В этом противостоянии щиты бессмысленны; мастерство не спасет от поражения, лишь сила и скорость заклинаний. В лицо ударили снопы искр, слепя глаза фейерверком ярких вспышек.

Мы бились молча, холм дрожал, а пар заволок всю местность, уменьшая видимость. Романтика. Теперь ни я, ни Рон не могли прекратить это стремительное сражение. А Малфой не мог отменить завязнувшую плеть в снежной стене. Он не дурак, прекрасно осознавал, что если адский огонь не растопил снег, то это тоже одно из воплощений стихии.

А мне приходилось невыносимо тяжело, как Цезарю, совмещая три дела одновременно. Магия, как невидимый поток, продолжала равномерно стекать в землю, и я ощущал мощную пульсацию глубоко в недрах. Долгих две минуты истекли. И наконец, эта сила откликнулась, возвращаясь в гептаграмму. С трудом вздохнув, я улыбнулся — работа завершена. Наша дуэль не утихала, мы уже все трое едва стояли на ногах с глубокими ранами из которых струилась кровь. Но никто не одержал победы: Рон и Малфой, переоценив свои силы, не смогли превозмочь меня. Теперь уже было поздно.

— Surge ad vitam! — произнёс я, ощущая странный восторг, наблюдая, как Малфой и Рон отлетают с холма, беспомощно кружась в воздухе. Хорошо что их откинуло.

Земля пробудилась, отшвыривая мелких насекомых с пути. Последние кости на кладбище, нашей семьи и Дамблдора; они мутировали и порождали Это. Земля взвилась, дёрн сорвался в воздух, рождая из своих недр Дракона. Костяного дракона.

Обсидиановая шкура, сверкающая как холодное пламя, натянутая на туго переплетенные мускулы с выпирающими костями, излучала ауру величия. Не стоит надеяться, что дракон ослаблен или изнеможден; от него исходила ощутимая волна холода, силы, опасности и смерти. В его глазницах и узкой пасти пылал синий огонь, в котором догорала всякая надежда на спасение, а взгляд, полон бездны: