Эхо войны. - Ольга Шумилова

— Здравствуйте, комендант.

— Морровер, неужели вы все еще здесь? Не верю своим глазам, — ядовито сказал он. — Признаться, думал, что вы умнее — и находитесь на полпути к Солярике.

— Вы правы. Ко всем своим недостаткам я еще и глупа, — бесцветным голосом отозвалась я и посмотрела на него в упор. — Вы, к слову, тоже.

— Этан, ты точно хочешь, чтобы я ушел? — осторожно поинтересовался Бэйсеррон, с непонятной мне тревогой глядя на коменданта. — Мне это не кажется хорошей идеей.

— Иди. Трупов не будет, — неожиданно устало сказал он. — Но с вами двоими я не справлюсь.

Бес кивнул и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Я проводила его взглядом и спросила:

— Могу я узнать, зачем меня вызвали?

— Почему вы спрашиваете об этом у меня?

— Потому что вызвали вы. Кто бы этот вызов не озвучил. Не так ли?… — я посмотрела коменданту в глаза. И не отвела их, когда он вышел из тени дверного проема и сел за стол, скрестив руки на груди. Ну и что ты ожидала увидеть?…

Те, кто может разговаривать со Смертью, не умеют лечить. Они умеют другое — умеют, и не делают этого никогда. Потому что кто в своем уме возьмет чужую болезнь или увечье на себя? С теми же шансами на излечение — становясь смертниками, потому как кто же просит богиню о пустяках…

— Ну, говорите, я же вижу, что вас просто распирает от желания сказать мне что–нибудь мудрое и вечное, — резко и зло сказал он наконец. — Даю вам ровно десять минут, можете болтать, что хотите. Читайте нотации, душеспасительные проповеди, или чем вы там обычно занимаетесь, сколько угодно. Но потом говорить буду я. А вы — молчать, хоть раз в жизни.

— Как вы верно заметили, я слишком глупа. Мне следовало сесть на ближайший рейс до Солярики на следующий же день после прибытия, — деревянным голосом отозвалась я и замолчала.

Прошла минута. Три. Пять…

За окном отцветало лето. Туда я и смотрела. За окно.

— Не слышу ваших аргументов, — оборвал тишину комендант. — Поторопитесь, ваше время истекает.

— Скажите, какие аргументы вы хотите услышать, я их озвучу, — я пожала плечами.

— Неужели не хотите спасти лишнюю душу от подвалов Бездны?

— Вы превосходно спасете себя сами. А то, что я способна сказать — или спросить, боюсь, только затолкает вас еще глубже, — я перевела взгляд на пустую стену. — Я понимаю все, даже почему вы с таким трудом переносите меня лично. Но неужели ради заталкивания в Бездну ближнего своего, пусть даже и меня, вы готовы на все?

— Неужели в вас заговорила совесть?… Успокойтесь, и успокойте заодно и ее. Вы ничего мне не должны, — отрезал он.

— Я говорила вам то же самое. Так что вы не следуете своим собственным советам.

— Ну хорошо, видимо, придется прояснить этот вопрос, пока вы не додумались до какой–нибудь благоглупости самостоятельно — ритуального самоубийства или попытки вернуть все на круги своя, — он закусил губу и забарабанил перетянутыми бинтами пальцами по столу. — У меня это сойдет в течение месяца–двух, максимум полугода. И оставит шрамы не намного более заметные, чем у вас сейчас. Так что можете считать, что мне это ничего не стоило, и закроем на этом данную тему.

— Вы вообще сол?…

— Насколько можете видеть, даже чистокровный, — он раздраженно предъявил мне поднявшийся над столешницей кончик хвоста. — И обстоятельства моего появления на свет я с вами обсуждать не собираюсь.

— Вы говорите, что это не стоило вам ничего… — я подняла на него глаза. — Тогда скажите, что впервые за всю историю Короны нашелся тот, кто смог сделать это сам. И тогда, воистину, я приравняю вас к богу, — я отвернулась. — Это делает Смерть, мы лишь просим ее об этом. Не думайте, что я этого не знаю, — я понимала, что хожу по тонкому льду, но останавливаться уже не было смысла. — С ней ведь как минимум необходимо было заговорить. Снова, верно?…

Барабанящие по столу пальцы застыли в воздухе.

— Ее ведь по–прежнему нужно уговаривать? И она до сих пор берет плату за услуги?

— Не вижу признаков того, что это ваше дело, — деревянный голос звучит будто из подземелья. Глухо и не по–настоящему.

— Выполнить ее желание, так ведь?… Не слышала, чтобы в этих желаниях она была милосердной.

— Ваши десять минут истекли, — руки опустились на столешницу. Невидящий взгляд уперся в стену. — Уходите.

— Если не ошибаюсь, вы вызывали меня, чтобы что–то сказать.

— Уходите! — если бы слова имели вес, меня бы раздавило одним этим словом.

— Но…

— Да уберетесь вы когда–нибудь, проглоти вас Бездна?! — считыватель просвистел в локте от моей головы, от удара о стену разлетевшись на куски.

— Как пожелаете, фарр, — я отвесила прощальный поклон, по–придворному низкий и церемонный, развернулась и вышла, чтобы, бродя по ломанным и путанным коридорам первого этажа, думать ни о чем и во всем сомневаться.

Смертью я наделена талантом видеть больные места, и бью в них безо всякой жалости — тогда, когда это принесет пользу.

Впервые я сомневаюсь, что поняла богиню правильно.

За свою жизнь я видела подобных себе только мельком. Чьей теперь меркой мерить его — той же, что и саму себя, или — всех прочих?…

Правильный ответ — никакой, поскольку это действительно не мое дело.

А еще я начала всерьез сомневаться, что между ним и его богиней стала женщина. Бывают куда более надежные вещи…

— Фарра! — Бес окликнул меня посреди коридора. — Не спешите так.

Я остановилась.

— Вы решили все же объяснить, что он от меня хотел? — угрюмо поинтересовалась я.

В ответ на простой вопрос он замялся.

— Фарра… Мне не хотелось бы выражаться словами «по вашу душу пришли», но фактически это так. Час назад приехал представитель СБ Центра. На этот раз — с беседой к вам лично.

— По поводу Колониста?… — я встревожено посмотрела на него. — В таком случае, скажите сразу, что мне нужно говорить, и…

— Нет, — перебил он. — И, учитывая ваш уже вполне адекватный внешний вид, этот вопрос вообще всплыть не должен. Но наш черный друг все еще нам аукается… Помните, что по официальной версии он лежит в коме в изолированном боксе. Он об этом предупрежден, — счетовод посмотрел на меня и внезапно улыбнулся. — Но волноваться вам не стоит. Думаю, Этан именно это хотел вам сказать. Пойдемте, — он развернулся и направился в библиотеку.

У сэбэшника был профессионально–невыразительное лицо и цепкий взгляд. Этот взгляд впился в меня, едва я показалась в дверях, и не отпускал до конца разговора.

Невнятно представившись, он начал задавать вопросы, так же, как стреляет «мать» — коротко, быстро и зло. Вопросы ходили по кругу, почти в точности повторяли допрос двухмесячной давности и не оставляли времени подумать, рассчитанные исключительно на запутывание собеседника.