Дуэт в интерьере или Он, Она и Все Остальные - Макс Мах

от него веяло колдовством. Очень сильным колдовством, если называть вещи своими именами. Его явно зачаровывали и над ним проводили какой-то неизвестный ей ритуал. Но вот, что любопытно, таким жетон стал для нее только тогда, когда Кьяра покинула замок. Там, в самом замке, это была всего лишь золотая безделушка, но в большом мире жетон сразу же заиграл, если так можно выразиться, всеми красками магии. Именно поэтому она так и не показала его Герту. Рассказала о нем, но в руки не дала. Зря, наверное, он сильный маг и наверняка смог бы ей помочь и в этом вопросе, как помогает со всем остальным.

«Иррациональное поведение… К чему бы это?»

- Мне кажется, я понимаю, о чем ты говоришь. – Кьяра хотела закурить следующую сигарету, но не стала, имея в виду отношение Герта к «бессмысленному пусканию дыма». – Это что-то вроде пропуска или удостоверения, ты ведь об этом?

- И об этом тоже, - кивнул принц, - но я думаю, что в качестве идентификатора лучше все-таки использовать код. Его конечно можно забыть, зато он не потеряется. Полагаю, у жетона есть дополнительная функция или даже несколько. И вот еще что, обрати внимание, что ты прежде прожила в замке пять лет. Замок тебя спас. Но вот в сокровищницу не позвал, и жетон не отдал.

Что ж, об этом она уже думала, и кое-что даже придумала, но Герту свои мысли пока не раскрывала. Из жадности, наверное, или из ревности… Впрочем, неважно. Суть ее размышлений сводилась к следующему: в этот раз она приехала в замок взрослой. Трудно сказать, какой возраст был определен для «души замка», как возраст зрелости. В девятом или десятом веке, наверное, было достаточно быть половозрелой, то есть, учитывая этническое своеобразие региона, в диапазоне от двенадцати до четырнадцати лет. Но это для девочек, мальчики, возможно, признавались взрослыми несколько раньше. Однако в возрасте пяти лет трудно счесть ребенка в достаточной мере вменяемым, чтобы доверить ему или ей достояние семьи. Наверное, поэтому в то время замок молчал и заговорил с ней только тогда, когда их род оказался на грани исчезновения. Тогда он только помог, а теперь, похоже, готов был служить.

«Да, уж! Коллизия! А ведь я была готова «забыть и растереть», - последнее было очевидным выражением слабости, и думать об этом теперь было неприятно. Однако и замалчивать такое нельзя. Впрочем, излишне мусолить тему тоже не стоило. Увидела проблему, признала ее существование и в силу этого изменила свой опус операнди. И это все!

В этот момент им принесли заказ, и оба замолчали. Кьяра с невероятным наслаждением уплетала дессерты, - она бы даже застонала от удовольствия, если бы не пресловутый бонтон, - а Герт, к ее огромному удивлению, пил кофе и бренди. Большая чашка кофе и бокал с бренди.

«Интересный выбор!» – отметила Кьяра, но решила, что сможет обдумать это позже, потому что не хотела путать приятное с полезным. Тут одно из двух: или сибаритствовать, или напрягать извилины, потому что интенсивная мозговая деятельность мешает получать простые удовольствия от праздника жизни.

- Есть еще кое-что, - Герт закончил с кофе и вернул чашку на стол. – Возможно, проблема Конрада Геннегау именно в том, что он не твоей крови. Могу так же предположить, что даже если император дарует ему этот титул, князья Великого стола его в свой круг не примут. Не та кровь, не та магия, все не то.

- Звучит логично. – Кьяре не хотелось прерывать процесс смакования эклера, но Герт заговорил, и было бы невежливо оставить его реплику без ответа. Тем более, что она знала, Герт снова оказался прав. Воспоминания о том послании, которое ее дед внедрил в нее, как некий алгоритм действий, подсказывало: все не так просто с ее наследием. И желания императора в данном случае может оказаться недостаточно, о чем сам император может даже не знать.

– Однако, – она бросила быстрый взгляд на пирожное, на тарелочке оставалось еще не менее трети десерта, - возникает вопрос, а что император? Он не знает? Не верит? Или, может быть, его цель в другом, и он хочет низвести титул курфюрста до уровня обычного князя? А мой отчим, он что за все эти годы так и не сподобился разобраться с тем, что присвоил?

- Я не знаю, - развел руками Герт. – И, к слову, не факт, что твое убийство подстроил именно отчим.

- Is fecit cui prodest[4], - пожала плечами Кьяра. – У меня отец правовед, мне ли не знать принципы римского права?

- Cui bono? Cui prodest?[5] – покивал ей в ответ Герт. – Вот только думаю, здесь может быть несколько заинтересованных лиц. Во всяком случае, больше одного, и тогда вопрос в том, чье желание было более сильным. Ну, что, пойдем в банк?

***

Здание банка находилось в уютном тупичке, укрывшемся между старинными особняками на бульваре Гренадеров. Небольшое, всего каких-то два высоких этажа, не считая довольно приличного по размерам цокольного, с редкими крошечными окнами-бойницами, забранными в двойные решетки, сквозь которые даже руку не просунуть. Об их глубине, которая суть толщина стен, сложенных из гранитных блоков, и говорить нечего. Но, в целом, здание производило неоднозначное впечатление. С одной стороны, неприметный средневековый особняк в самом конце безымянного тупика, - который так и значился в почтовом управлении, как, «Безымянный тупик на бульваре Гренадеров», - а, с другой стороны, это здание буквально проецировало вовне древнее величие и опасную силу. И о том, что это банк, сообщала лишь потемневшая от времени бронзовая табличка у входа, так что, если не знать, что это и есть пресловутый Монте дей Паски ди Майен, хрен его найдешь. Но Кьяра уже однажды здесь побывала, и хорошо запомнила и вывеску, и здание, и тупичок. Так что к зданию банка они вышли буквально через двадцать минут после того, как покинули Le Cafe Blanc.

Подошли. Постояли немного, рассматривая фасад, и, наконец вместе вошли в здание, но, едва они попали в просторное фойе, Герт вежливо самоустранился, отойдя в сторону и заняв одно из расставленных здесь кресел. После этого Кьяре только и оставалось, что подойти к стойке, за которой находился немолодой мужчина в темно-сером костюме-тройке и белоснежной рубашке