Тени предательства - Джон Френч

«Вот, — сказал он воронам. — Еда на сегодня».

«Мясо, мясо, мясо», — откликнулись они.

Он рассмеялся, когда несколько черных птиц сели ему на плечи и вытянутую руку.

«Мясо, — согласился он. — Мясо скоро. Крошки сейчас».

«Мясо сейчас, мясо сейчас».

Он слушал их жалобы, пока птицы хватали хлебные крошки, сухие и твердые, как камни.

«Мясо сейчас, — сказал он, когда с крошками было покончено. — Подождите».

Вернулся он довольно скоро, запыхавшийся и весь в поту. От веса другого мальчишки, труп которого он втащил по ступенькам, ныли мышцы рук.

«Мясо, мясо, мясо», — закаркали вороны.

Яго отпустил лодыжки убитого паренька и присел, переводя дыхание.

«Мясо, — ответил он и добавил, обращаясь к слетевшим на труп птицам. — Оставьте немного и мне».

«Да, Мальчик, — горланили они. — Да, да, да. Оставить немного Мальчику».

«Можете съесть глаза, — предложил он. — Я не люблю глаза».

Вороны раскаркались, хрипло смеясь по-вороньи над этой самой старой из их общих шуток. Они знали, что Мальчик никогда не ест глаза. Однажды он попробовал и начал бредить. Часами из носа и ушей Мальчика текла сладкая человечья кровь. Он проспал всю ночь, вздрагивая и подергиваясь на камнях.

Во время вороньей трапезы Яго сидел молча, прислушиваясь к шороху темных крыльев и наслаждаясь прикосновениями облезлых перьев к щекам. Никакой другой звук его не успокаивал. Никакое другое ощущение не усмиряло головную боль настолько, чтобы он мог поспать.

Эпилог

ПРЕДАТЕЛИ

Они швырнули его в камеру, лишив оружия и доспехов. Это было мудро.

Они заперли его с девятью другими братьями, что было уже совсем не мудро.

Севатар, прислонившись спиной к силовой стене, вслушивался в спокойное дыхание братьев. Звуки вплетались в пульсацию энергетического поля вокруг них. «Непобедимый разум» был в варпе. Куда они направлялись, Севатар мог только гадать.

Он знал, что Курц бросил почти семьсот воинов со «Свежевателя» в эту скороспелую и неразумную атаку. Среди них был и Вар Джахан. Возможно, Рукокрылого брата заперли в другую камеру. Севатар тешил себя этой мыслью, но он был не из тех, кто слепо надеется.

Им не удалось захватить примарха. Это он знал наверняка. Об этом говорили уцелевшие братья — о последнем сокрушительном ударе Темных Ангелов и о том, как лорд Курц, наконец, осознал, что ведет своих сынов прямиком в преждевременную могилу.

В тот миг он развернулся спиной ко Льву, к сражению и… бежал.

Если Курц все еще жив, он и сейчас призраком бродит по нижним палубам «Непобедимого разума». Возможно, он собирается прийти на помощь своим сынам, но, опять же, Севатар не цеплялся за несбыточные надежды.

Он знал, что флоту удалось уйти: план адмирала Юла сработал хотя бы отчасти. Пятьдесят оставшихся кораблей пронеслись сквозь рассеянный строй Темных Ангелов, как игла, прокалывающая нарыв. Он видел, как по меньшей мере половина из них прорвалась на ту сторону, и видел, как некоторые начали варп-переход. Но кроме этого ему ничего не было известно. «Свежеватель», вероятно, погиб. «Сумеречный» погиб почти наверняка.

Значит, Трез мертв, как и Тея. Первое огорчало, потому что примарх нуждался в своем маленьком пожирателе грехов. Последнее огорчало по причине настолько нелогичной, что Севатар ни за что бы не признался в этом никому из братьев, не говоря уже о самой смертной девушке. Его чувства распространялись и на четверых других смертных слуг легиона, и он заботливо присматривал за ними по той же самой причине.

Можно было поразмыслить о давно умерших родственниках и об их сходстве со смертными, живущими больше века спустя — но здесь явно было не место для подобных размышлений. К тому же он не знал наверняка. Они могли быть его кровной родней — потомками двоюродных братьев, оставшихся на Нострамо — но точно выяснить это ни за что бы не удалось. В последнее столетие своего существования его родной мир погряз в городских войнах, и у его обитателей-падальщиков не осталось ни культуры, ни морали, не говоря уже об исторических записях. Однако Севатар не мог отделаться от чувства близости с этими людьми, как и от ощущения, что они очень похожи на оставленную им когда-то семью.

Севатар без особого труда отогнал мрачные мысли. Он не был склонен к унынию, как, впрочем, и к оптимизму.

По крайней мере, в плену у первого капитана было время поразмыслить, подвести итоги и составить план дальнейших действий. Трамасский крестовый поход закончился. Большая часть Восьмого легиона скрылась, рассеявшись на солнечных ветрах. Основные силы Повелителей Ночи присоединятся к походу на Терру, хотя Севатар сильно сомневался, что многие удержатся в первых рядах вплоть до осады Тронного Мира. Он предчувствовал, что в будущем легион ждет множество грабительских набегов. Это мысль заставила бы его улыбнуться, не сиди он в тюремной камере Темных Ангелов за четырьмя мерцающими энергетическими стенами.

В первой камере, куда его швырнули, стены были из более традиционного железа. Не прошло и четверти часа, как Севатар плевками проделал в одной из них здоровенную дыру — кислотная слюна разъедала металл. Когда охранник явился с очередной проверкой, первый капитан просто ткнул пальцем в шипящее отверстие, куда почти уже мог пролезть.

— Полагаю, это сделали крысы, — заявил он. — Большие такие крысы.

Темные Ангелы перевели его в силовую клетку, где уже сидели несколько его братьев. Видимо, все они успели разрушить свои прежние камеры, как и он.

Без брони, прячущей от посторонних глаз аугментические протезы, Вальзен выглядел крайне жалко — в нем было больше хрома и гемолюбриканта, чем плоти и настоящей крови.

— Прекрати пялиться на меня, — бросил он Севатару, щуря живой черный глаз.

Бионическая линза съехала набок и зажужжала, пытаясь скопировать движение.

— Я просто размышлял, — откликнулся первый капитан. — Ты — живое свидетельство нежелания легиона чему-либо или кому-либо подчиняться. Ты оказался слишком упрям даже для того, чтобы умереть на Исстваане.

Некоторые из узников фыркнули. Вальзен криво улыбнулся — не потому, что улыбка была саркастической, а потому, что половина его лица застыла неподвижно, как после инсульта.

— Зачем ты приказал нам присоединиться к этой атаке? — спросил Тал Ванек. — Неужели Чернецы пережили Исстваан лишь затем, чтобы передохнуть до последнего в этой безумной попытке самоубийства?

Севатар заломил темную бровь:

— Думаешь, сейчас подходящее время для мелких свар?

Тал Ванек широко ухмыльнулся в ответ, продемонстрировав все зубы и сверкнув широко распахнутыми черными глазами.

— Самое подходящее время, Сев.

— Приказ об атаке отдал примарх.

Воины заворчали.

— Примарх, — парировал Тал Ванек, — безумец и глупец. Те, кто не знал об этом раньше, теперь убедились сами.

Это заявление вызвало одобрительный ропот. У Севатара не было ни терпения, ни желания ввязываться в философский спор.

— Посмотрим, — только и сказал он.

Единственным, кто все время хранил молчание, был Рушаль. Белую кожу Ворона, не прикрытую сейчас синевато-черной броней, пересекали десятки воспаленных рубцов — следы перенесенных под пытками мучений, а не шрамы, заслуженные в честном бою. Он глядел на Севатара с другого конца камеры, сидя в точно такой же позе, спиной к силовой стене.

Севатар кивнул Ворону.

— Я лишь сейчас понял, что ошибся, — сказал он. — Я обещал себе, что не проиграю Ангелам во второй раз.

Покрытые рубцами, потрескавшиеся губы Рушаля изогнулись в жуткой улыбке. Другой ему не оставили ножи Севатара.

— Сев, — окликнул первого капитана один из его людей, — у тебя кровь из носа идет.

Он поднял руку, ощутив под пальцами горячий ручеек.

— Так и есть.

— С тобой все в порядке?

«Нет. Секрет, который я хранил целое столетие, вырвался наружу — и все потому, что я не смог отказаться от увеселительной прогулки по сознанию нашего папаши».

— В порядке, — ответил он вслух. — Лучше всех.

— И из уха тоже течет кровь.

— Это меня не убьет. Думаю, нам скоро пора будет отсюда выбираться, — добавил он.

— И как ты планируешь это сделать? — поинтересовался Вальзен.

Севатар глядел на него пару секунд, не понимая, всерьез ли тот спрашивает. По лицу Вальзена ничего нельзя было прочесть, но первый капитан не мог сказать наверняка, в чем причина: в пластических операциях или в какой-то шутке, смысл которой от него ускользнул.

— Это действительно вопрос? — наконец проговорил он.