Леди любят артефакты (СИ) - Яра Горина

Но не все записи леди Блэквуд были настолько образными и отвлеченными. Часто среди философских рассуждений попадались заметки, оформленные в виде писем, адресатом которых был некий «Д». Каюсь, сначала я подумала, что речь о тайном любовнике, но прочитав немного, поняла: несмотря на слова «милый и дорогой», с которых хозяйка дневников часто начинала обращение к собеседнику, чувства с ее стороны были исключительно дружеские, если не сказать, сестринские. Судя по количеству исправлений, леди Блэквуд имела привычку набрасывать черновики писем, а уже потом переписывать их набело и отправлять.

«Дорогой Д., должна признаться, сегодня ты вызвал мое искреннее восхищение. Генри неисправим и никогда не откажется от соперничества. Правду говорят, боевые маги навсегда остаются мальчишками. Да, он снова подтрунивал над тобой, но, поверь, не со зла. Перед сном мы обсуждали случившееся. Поклянись, что сохранишь это в тайне!

Генри, да-да, наш несносный забияка Генри согласился, что смелости тебе не занимать. Прежде мне не приходилось видеть никого, кто решился бы возразить его «смертоносному квартету».

Я несколько раз перечитала последнее предложение. Показалось? Нет! Так и написано — «смертоносный квартет». Что бы это значило? Признаюсь, я как-то не задумывалась об увлечениях лорда Блэквуда. Как он коротает свободное время? Наверняка занимается чем-то очень мужским вроде охоты. Память услужливо оживила картинку, которую я так усердно старалась забыть. Залитый солнцем дворик, внизу он, черный охотничий камзол удачно облегает широкоплечую фигуру, на лице насмешливая улыбка, а я в одной сорочке торчу на подоконнике и изучаю трещинки на стене…

«…принял вас за нереду», — голос лорда Блэквуда снова звучал у меня в ушах. Пришлось зажмуриться и хорошенько потрясти головой.

Упрекнув себя за привычку возвращаться в прошлое, чтобы по сотому разу переживать неловкие моменты, я вернулась к тексту письма.

При чем здесь квартет? Это слово совсем не вязалось с образом боевого мага. И очень сомнительно, что речь шла о струнном или духовом «оркестре».

Я представила лорда Блэквуда с флейтой в руках. В его крупных ладонях она напоминала бы соломинку. Мысленно заменила ее на скрипку. Результат оставался прежним.

Все музыканты, которых мне доводилось видеть, были худыми и бледными юношами с одухотворенными лицами и печальными глазами. Лорд Блэквуд же являл полную противоположность этому собирательному образу. Высокий и крепкий, с военной выправкой и фигурой, словно вылитой из стали… Загорелое лицо и глаза, наглые, насмешливые. В них не было никакой печали, только холодное бесстрашие и тот особый блеск, выдающий настоящих хозяев жизни.

Вероятно, леди Блэквуд просто шутила насчет какого-то отдельного вокального выступления. Такое могло произойти, например, во время игры в фанты. Голос у лорда, конечно, приятный, но если слуха нет, то немудрено, что пение легко превращается в пыточный инструмент. А если рядом еще три таких же приятеля? Тогда неудивительно, что приставкой к квартету стало слово «смертоносный».

Вдоволь похихикав над собственными фантазиями, я продолжила чтение.

Леди Блэквуд много рассуждала о магии и чародейской элите, мешающей прогрессу. Она, ее супруг и даже «квартет» (видимо, я все же угадала, и это были друзья по жизни и товарищи по неудачному исполнению какого-нибудь романса) сходились в том, что развитие магических технологий и нынешняя система не могут существовать вместе, ибо последняя обречена. С ними не соглашался некий полковник Кроуфорд. Я вспомнила, что уже слышала эту фамилию от Тони.

Точно! Речь шла о соседе и давнем приятеле лорда Блэквуда. Судя по записям, полковник очень категорично возражал против любого прогресса и считал, что магия должна оставаться привилегией людей, в которых течет благородная кровь, ведь только они понимают истинное значение таких понятий, как долг, справедливость и честь.

Кроуфорд не отрицал, что и среди людей «низкого» происхождения встречаются талантливые самородки, способные к магии, но это исключение. По его словам, простой народ — невежествен, глуп и ленив, следовательно, повсеместный доступ к магии непременно станет причиной новой волны хаоса.

Листая страницы дневника, я будто становилась участником этой беседы, горячего спора, в котором лорд Блэквуд переубеждал своего друга, настаивая на неизбежности прогресса.

Нравилось это полковнику или нет, но «глупых невежд» в мире с каждым годом становилось больше, чем «настоящих чародеев». Носители «благородных фамилий» вырождаются, их отпрыски все меньше хотят посвящать себя изучению магических искусств, отдавая предпочтение привольной жизни и возможности платить за нее родительским состоянием.

Особенно мне понравились слова лорда Блэквуда, что понятия о чести вовсе не зависят от происхождения. Он метко выразился на этот счет, заявив, что лично был свидетелем тому, как рожденные благородными родителями младенцы и дети из самых грязных лачуг одинаково пачкают пеленки и ни капельки при этом не заботятся о долге и справедливости.

Судя по записям леди Блэквуд, подобными сравнениями споры заканчивались не единожды. И каждый раз такая откровенная образность страшно выводила из себя беднягу Кроуфорда.

У меня больше не оставалось сомнений, что до трагедии, случившейся с хозяйкой замка, жизнь в Золотых холмах била ключом. Здесь устраивали дружеские посиделки и пышные приемы, пели, танцевали, вели философские беседы обо всем на свете, спорили и ссорились, но каждый раз мирились.

Впрочем, среди заметок попадались порой и очень странные вещи:

«Мне в очередной раз пришлось столкнуться с кучкой состоятельных идиотов, претендующих на звание радетелей за счастье простого народа. Возможно, я все принимаю слишком близко к сердцу. Но никто не сможет переубедить меня, что простейшие артефакты, облегчающие труд, способны сделать жизнь каждого отдельно взятого человека проще и лучше. Да в одном мизинце моего Тони больше благородства, чем во всех этих напыщенных индюках, что называют себя элитой Бринвилля!

Дорогой Д, не могу найти себе места. С одной стороны, я, как и ты, считаюсь избранной от рождения. У нас есть все, о чем остальные могут только мечтать. И мы принимаем это как должное. С другой, ум мой твердит, что не дар, состояние или фамилия делают людей благородными, а честность, смелость и стремление приносить пользу.