Кто вы, Лаврентий Берия?: Неизвестные страницы уголовного дела - Андрей Сухомлинов

Из истории советской дипломатии известно, что в июне 1948 года по инициативе ВКП(б) совещание Информационного бюро коммунистических и рабочих партий приняло резолюцию «О положении в коммунистической партии Югославии». В ней отмечалось, что «руководство компартии Югославии проводит в основных вопросах внешней и внутренней политики неправильную линию, представляющую отход от марксизма-ленинизма». Югославскую компартию обвинили в недружелюбной по отношению к Советскому Союзу и ВКП(б) политике, национализме и сближении с капиталистическими странами. В июле 1948 года на 5-м съезде КПЮ было принято решение об отношении к этой резолюции, в котором говорилось, что критика несправедлива, что ЦК КПЮ не отошел от марксизма-ленинизма, правильно применяет его в конкретных условиях Югославии. С этого времени отношения между КПЮ и ВКП(б) (позже КПСС) обострились, а в дальнейшем были прерваны и межгосударственные связи с СФРЮ, которые начали восстанавливаться лишь в 1954 году.

Так вот, у Берия, в период его 118 дней, возникла идея нормализовать дружеские отношения с Югославией. В июне 1953 года Берия как первый зам. председателя Совмина СССР поручил советнику посольства СССР в Югославии Федосееву через Ранковича выйти на Тито и передать ему, что он, Берия, и его «друзья» стоят за необходимость коренного пересмотра отношений с Югославией. На следствии Федосеев был допрошен об этом, и попытка наладить отношения с Югославией пошла Берия в обвинение. Правда, на измену родине она явно не тянет. История все расставила по своим местам. И уже в 1954 году после казни Берия отношения с Югославией стали дружественными, а послом туда позже уехал известный нам генерал МГБ А.А. Епишев.

Любопытно, что Хрущев и руководство СССР того периода, объясняя «прохладные» отношения с Югославией до 1953 года, уже после расстрела Берия всю вину в этом пытались свалить на… на кого бы вы думали? На Берия. Это он, мол, поссорил нас.

Во время первого визита в Югославию Хрущев сразу же по прибытии в Белград 26 мая 1955 года прямо у трапа самолета назвал югославских руководителей «дорогими товарищами» и сказал следующее:

«Мы искренне сожалеем о том, что произошло, и решительно отметаем все наслоения этого периода. Со своей стороны к этим наслоениям мы с несомненностью относим провокаторскую роль, которую сыграли в отношениях между Югославией и СССР ныне разоблаченные враги народа — Берия, Абакумов и другие. Мы обстоятельно изучили материалы, на которых основывались тяжкие обвинения и оскорбления, выдвинутые тогда против руководителей Югославии. Факты показывают, что эти материалы были сфабрикованы презренными агентами империализма, обманным путем пробравшимися в ряды нашей партии»[157].

Тогда-то и пошла в народе гулять уже другая частушка:

Дорогой товарищ Тито,За тебя я очень рад.Как сказал нам наш Никита:Ты ни в чем не виноват.

Из приговора:

«Действуя, как иностранный шпион, Берия использовал в своих преступных целях и других агентов иностранных разведок, оберегая их от разоблачения и заслуженной кары.

Судом установлены факты прямого покровительства, оказываемого подсудимым Берия с помощью подсудимых Кобулова и Деканозова преступникам, изобличенным в измене Родине и шпионской деятельности в пользу германской и английской разведок».

Для начала вспомним, что такое «шпионаж» и как производное — «шпион», да еще и «иностранный».

Из УК РСФСР (ред. 1926 г.).

Ст. 58–6: «Шпионаж, т. е. передача, похищение или собирание с целью передачи сведений, являющихся по своему содержанию специально охраняемой государственной тайной, иностранным государствам, контрреволюционным организациям или частным лицам, влечет за собою…»

Слово «иностранный» или «иностранец» понятно всем без комментариев.

Так вот. Ничего этого в действиях Берия и других не было.

Что касается «покровительства преступникам, изобличенным в измене Родине», речь, видимо, идет об уже известном нам племяннике жены Берия Т. Шавдия, которого привезли из Парижа в 1945 году и осудили на 25 лет в 1952 году. Кобулов в 1953 году приказал этапировать Шавдия в Москву, по своей инициативе. Шавдия так и отсидел свой срок в тюрьме. «Покровительство» Берия ему не помогло.

Из протокола судебного заседания.

«Берия: Я о Шавдия узнал только в процессе следствия. Никакого отношения к этому делу не имел никогда.

Член суда Кучава: Почему дело Шавдия, когда вы стали министром внутренних дел в 1953 году, было срочно затребовано в Москву, куда из места заключения был доставлен и Шавдия, с которым беседовали Кобулов и Влодзимирский.

Председатель Конев: По чьему распоряжению он был доставлен в Москву?

Берия: До 1953 года я ничего о Шавдия не знал. В период работы Рухадзе я слышал, что Шавдия был арестован. Жена также мне говорила об этом В 1953 году, когда я стал министром внутренних дел, мне Кобулов сказал, что Шавдия нужно доставить в Москву. Я ему ответил, что не надо этим заниматься. Но, как оказалось, Шавдия уже был вызван в Москву Кобуловым.

Председатель Конев: Подсудимый Кобулов, что вам известно о доставке Шавдия из лагеря в Москву?

Кобулов: Я поручений о доставке Шавдия ни от кого не получал, из ИТЛ[159] его вызвал по своей инициативе».

Как видите, Берия никому не покровительствовал. Кобулов — замешан, а Деканозова сюда записали «для связки слов», как бывшего зам. министра иностранных дел СССР.

Выдержка из приговора по делу Берия:

«Готовясь захватить власть, Берия стремился получить поддержку со стороны империалистических государств ценой нарушения территориальной неприкосновенности Советского Союза и передачи капиталистическим государствам части территории СССР».

Этот тезис попал в приговор на основе того, что один из помощников Берия — Б. Людвигов (начальник секретариата в МВД) показал, как накануне ареста 23 июня 1953 года Берия в беседе с ним в присутствии двух других помощников — Шария и Ордынцева высказывал мысль о том, что для улучшения международного авторитета СССР можно было бы отдать немцам Кенигсберг, финнам — Карельский перешеек, а японцам — Курильские острова. Никаких практических мер для осуществления этой идеи Берия не предпринимал. Включать мысли в обвинение и расценивать их как преступные никаких оснований не было. За мысли, как известно, не судят. Тем более высказанные только секретарям. Что же касается стремления Берия «получить поддержку со стороны империалистических государств», то в материалах дела об этом вообще нет ни единого слова.

Как одно из самых тяжких преступлений Берия в области международных отношений рассматривалось и его предложение, сделанное на заседании Президиума Совета Министров СССР 27 мая 1953 года: отказаться от строительства социализма в Германии и рассматривать ее как единое демократическое буржуазное государство (в то время ФРГ еще не была членом НАТО).

Берия считал, что это привело бы к существенному оздоровлению международной обстановки, созданию в Европе пояса нейтральных стран (Швеция, Германия, Австрия, Швейцария), своеобразного «водораздела» между противостоящими друг другу странами с различным общественно-политическим строем. Свое предложение он мотивировал и тем, что единая Германия стала бы серьезным противовесом американскому влиянию в Западной Европе.

Берия поддержал Маленков, но против решительно и безоговорочно выступили все представители «старой сталинской гвардии» — Молотов, Хрущев, Каганович, Булганин и более молодые Сабуров и Первухин. Своеобразным компромиссом стало издание 2 июня 1953 года распоряжения Совета Министров СССР «О мерах по оздоровлению политической обстановки в ГДР», что, кстати, не привело к улучшению ситуации, более того, уже 16 июня 1953 года в ГДР начались массовые выступления. Их подавили главным образом силой советских войск, оставленных там после победы еще в 1945 году.

Через полвека Германия объединилась. Но произошло это для нас на неизмеримо менее выгодных условиях, чем те, на которых это объединение могло состояться в 1953 году. Ведь невозможно подсчитать, во что обошлось нам существование ГДР. Таким образом, самый беспристрастный судья — время — показал, что в этом вопросе Берия был прав.

Что же касается уголовно-правовой оценки данного эпизода, то для нее в этой ситуации просто нет предмета, ведь имело место только предложение в качестве одного из вариантов решения проблемы, от которого сам же вносивший его потом и отказался, подчинившись мнению большинства. Если же говорить чисто юридическими категориями, то здесь отсутствует не только состав какого-либо преступления, но и само событие противоправного деяния.