От лжекапитализма к тоталитаризму! - Михаил Антонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возможно, Салазар продолжал бы свой курс на сохранение сложившихся в Португалии общественных отношений, но изменились условия в стране и в мире.
Экономический рост привёл к тому, что Португалия превращалась из аграрной страны в индустриально-аграрную, в ней росли и рабочий класс, и средний класс. В то время как верхи общества жили в роскоши, заработки и вообще уровень жизни даже квалифицированных рабочих не достигли предвоенного уровня. Несмотря на запрет, в стране всё чаще вспыхивали забастовки, порой становившиеся всеобщими. Даже верные правительству руководители псевдопрофсоюзов, начиная с 1942 года, стали говорить, что корпоративизм не принёс ожидавшейся социальной справедливости. А ведь власть повторяла свой лозунг: «Пока хоть один рабочий остаётся без хлеба, революция продолжается».
Кроме того, португальцы стали выезжать на заработки в другие страны Западной Европы и могли убедиться в том, что там уровень жизни значительно выше. Вступало в жизнь новое поколение, которое не помнило хаоса и голода начала 20-х годов, от которых тогда спас страну Салазар. В стране росла оппозиция его диктатуре.
Сильный удар по режиму Салазара нанесло возникновение национально-освободительного движения сначала в Анголе, а затем и в других заморских частях империи, покончившее с мифом о «единстве» Португалии и её колоний. Постепенно Португалия потеряла все свои заморские владения.
Одряхлевший режим пытался обновить корпорации и провёл ряд мер по улучшению социального обеспечения населения: были введены пенсии, страхование по болезни и в связи с увечьем на производстве, выплаты в целях охраны материнства и детства. Но это уже не могло спасти отживший общественный строй, а португальский «фюрер» не видел оснований для беспокойства.
В общем, Салазар оказался фигурой чудаковатой для диктатора. Чудным был и его конец. В 1968 году Салазар упал с шезлонга и получил инсульт (специалисты до сих пор спорят, что тут было первичным, а что вторичным). Говорят, что и этот несчастный случай явился следствием его аскетизма. Ткань на шезлонге, на котором он любил отдыхать, до того прогнила, что не выдержала тяжести тела диктатора. Салазар был частично парализован, даже его дыхание пришлось искусственно поддерживать. Но авторитет его в стране был так велик, что правящая элита не сразу назначила его преемника. Лишь когда стало очевидным, что управлять государством он уже не сможет, его отстранили от власти, но сделали это крайне деликатно. По уговору, министры посылали ему свои записки, якобы отчитываясь о своей работе, иногда ездили к нему и получали новые указания. Умер он в 1970 году, будучи уверенным, что по-прежнему управляет страной.
Скромный итог
Хотя режим Салазара считался «самым стабильным в Европе», это была наименее успешная из всех попыток создания корпоративного государства. Исследователи отмечают, что он воплотил в жизнь главным образом отрицательные стороны этой идеи, обеспечивающие контроль над трудящимися со стороны власти и работодателей, и мало что сделал для подлинного приобщения широких слоёв народа к делам государства. Фактически в Португалии всеобъемлющей системы корпоративизма создано не было. Эта система не интегрировала различные «горизонтальные» организации буржуазии (торговые, промышленные ассоциации и пр.), общенациональные корпорации так и не были созданы. В реальной экономической жизни корпорации значили мало. В целом они служили интересам крупного капитала, который получил в них дополнительное средство давления на мелкое предпринимательство и наёмных работников.
Формально этот вывод правилен. Однако, на мой взгляд, справедливо и замечание Жоржеля, который упрекал современных авторов в том, что они судят о событиях, происходивших 30–50 — 80 лет назад, с точки зрения нынешнего понимания ситуации в мире. Но, по его мнению, деятельность Салазара следует оценивать с позиций того времени, и тогда выводы могут оказаться существенно другими.
Жоржель напомнил, что под влиянием мирового экономического кризиса в Португалии, а также вследствие ожесточённой конкуренции внутри страны, начиная с 1930 года, в условиях резкого падения цен, возникла прямая угроза полного развала экономики. В этих условиях корпоративизм оказался единственным способом спасения страны.
Что же касается скромных итогов попыток построения корпоративного государства в Португалии, то надо иметь в виду, что сам Салазар говорил: он вовсе не собирается «корпоративизировать» всю экономику. Свою задачу он видел в том, чтобы внедрить корпоративную идею в сознание народа и постепенно, по мере роста сознательности граждан, создавать условия для возникновения корпораций. А итогом этой работы должно было стать, с одной стороны, освобождение государства, «гипертрофированного и монструозного», от излишних функций, которые можно передать частному бизнесу. С другой стороны, надо было вписать систему корпораций в реальную жизнь людей, семейств, профессиональных интересов, вообще в жизнь общества. Корпорации не должны были расстроить экономику страны, а для этого рабочим и работодателям необходимо было ещё осознать, что их интересы не антагонистические, им нужна солидарность, а государство поможет поддерживать эти отношения солидарности, выступая арбитром в конфликтных ситуациях. Преемник Салазара на посту премьер-министра Марселу Каэтану также говорил, что Португалия — корпоративное государство ещё не в действительности, а в намерениях. Но сам же Каэтану писал:
«Без борьбы, без ущерба, без разрушений, португальские рабочие получили все те заслуженные блага, достижение которых очень дорого обошлось трудящимся и экономике в других странах».
Да, корпорации в Португалии вошли в реальную экономическую жизнь страны в ещё меньшей степени, чем в Италии, тут исследователи правы. Однако надо иметь в виду обстановку, в которой Салазар пытался их создать. Диктатор принял страну крайне бедную, отсталую, с почти совсем неграмотным населением. И он знал, что Португалия и останется надолго бедной страной. Тут даже при благоприятных условиях для такого дела, как заметный рост благосостояния народа, если не посягать на частную собственность, потребовались бы многие десятилетия. Только революция могла бы создать предпосылки для резкого ускорения этого процесса. В России такая революция произошла, пусть и на основе ложной идеи коммунизма. Однако наш опыт кровавой гражданской войны, проиллюстрированный ещё раз в ходе гражданской войны в соседней Испании, убедил португальцев в неприемлемости коммунистического подхода. И им была понятна дилемма, сформулированная Салазаром: трудящиеся могут стать причастными к делам государства либо следуя за коммунистами, которые внушают народам иллюзию, либо строя корпоративное государство, которое даст им хотя и не очень значительные, но ощутимые блага. Отвергая коммунистическую утопию, они автоматически становились сторонниками корпоративизма. Естественно, что Салазар считал коммунистов своими злейшими идейными врагами и сурово их преследовал (Генеральный секретарь Коммунистической партии Португалии Алвару Куньял неоднократно сидел в салазаровских тюрьмах, подвергался пыткам, и лишь в 1960 году ему удалось совершить побег из крепости Пенише вместе с группой других руководителей ПКП.)
Как отмечает Капланов, «салазаризм, сам многим обязанный чужеземным доктринам, оказал значительное идеологическое влияние на ряд родственных по духу политических систем», таких, как режим Виши в разгромленной немцами Франции или диктатура Варгаса в Бразилии.
По сути, корпоративные государства в Европе возникали только в странах традиционно католической ориентации. Франция, ещё с конца XVIII века, по сути, порвала с католицизмом и стала вполне светским государством. До своего поражения во второй мировой войне она избежала корпоративной революции, но уже режим Виши внимательно присматривался к опыту строительства корпоративных государств. В Италии католическая Церковь поддерживала идею строительства корпоративного государства. Франко в Испании также нашёл общий язык с Церковью. В католической Австрии идеи корпоративного государства начинали воплощаться в правление федерального канцлера и министра иностранных дел Энгельберта Дольфуса, одного из лидеров Христианско-социальной партии. Но он в 1934 году подписал так называемые Римские протоколы, поставившие политику Австрии в зависимость от фашистской Италии. Но в том же году он был убит сторонниками аншлюса, а вскоре Австрия была включена в состав германского Рейха. Но только в Португалии Церковь стала одной из главных опор режима Салазара. Там позиции католицизма были особенно сильны. Видимо, не случайно и знаменитое «Фатимское чудо» (когда Матерь Божия явилась трём португальским детям и говорила им о судьбах мира, — последняя из свидетельниц этого потрясающего события умерла совсем недавно) произошло именно в Португалии.