Те же и Скунс - Елена Милкова

– Вашими устами да мёд бы пить, – остановилась другая женщина, уже направлявшаяся к кассе. Она держала в руках маленькие потрёпанные кроссовки. – Люди каждый день говорят, теперь что милиция, что урки, всё едино. Вот у зятя с работы молодого парня так избили, так избили! Сам чернявый, а паспорта с собой не было показать…

Андрей Журба слышал этот разговор, поднимаясь наружу по бетонным ступенькам. Он усмехнулся, незаметно поправляя ремень. Кажется, тренировка начиналась успешно.

Очень вкусный чак-чак

– Ты за кого меня держишь, дядя Кемаль? За идиота?.. Кемаль Губаевич Сиразитдинов опять сидел в пустой квартире на углу Оранжерейной, наедине с таинственным посетителем. После двух предыдущих визитов (получал заказ на Петрухина, потом приходил за наличными…) сын астраханского бахчевода попривык к ночному велосипедисту. И почти перестал бояться его, окончательно решив для себя, что приезжает к нему, конечно, не Скунс. Нормальные киллеры так себя не ведут. А уж эту публику дядя Кемаль насмотрелся. Знал, что к чему Вот и вышло, что он надумал изложить Скунсову посреднику личную просьбу, которую, зная способности дяди Кемаля по решению деликатных вопросов, передал земляк и добрый знакомый.

Кемаль Губаевич никак не ждал, что нарвётся на такой резкий и даже грубый отпор…

– Не сердись, дорогой, – он примирительно поднял руку, успокаивая строптивого гостя. Да кто ты есть, чтобы так со мной разговаривать, неслось тем временем у него в голове. Сын ишака!.. Ты должен сказать «Слушаюсь, хозяин!» и бежать делать, что тебе говорят!.. Дядя Кемаль улыбнулся, полагая, что собеседник не догадывается о его истинных чувствах. – Ну ты сам посуди, человек о помощи просит. Пропадает, можно сказать. Хороший, уважаемый человек…

И с какой стати я тебя, скотину, ещё уговариваю? Я вообще должен был бы тебе конвертик отдать и ни о чём больше не беспокоиться…

Земляку Кемаля Губаевича, правду сказать, жилось в Питере и в самом деле несладко. По обмену ему досталась комната в трёхкомнатной коммуналке на Петроградской, куда он и въехал с престарелой матерью, детьми и супругой. Две другие комнаты в квартире занимал одинокий сосед. Неравенство было вопиющим уже само по себе, и к тому же сосед, словно в насмешку, на своей жилплощади появлялся не чаще раза в неделю. Где-то на Васильевском острове у него была невенчаная жена, у которой он большей частью и обитал.

То есть самое естественное решение вопроса прямо-таки напрашивалось. Кемаль Губаевич был уверен, что посредник даст согласие так же легко, как и в их первую встречу. Ну действительно. Если этот Скунс вправду так хорош, как все о нём говорят, – трудно ему «сделать» ничего не подозревающего мужичонку? Лёгкая разминка. Неужели деньги не нужны стали? Тогда зачем было Доверенное Лицо заводить?..

– А может, – осторожно спросил дядя Кемаль, – Скунс ещё немножко подумает? А, дорогой?

Такую форму общения он сам для себя придумал и очень ею гордился. То ли «а я знаю, кто ты такой, но не скажу», то ли «я со Скунсом через тебя говорю, а самого тебя мелко вижу». В общем, «Виннету всё сказал», как у индейцев в кино.

Однако вопрос задан был зря. Дядя Кемаль осознал это, ещё не успев закрыть рот. Зрачки его собеседника вдруг жутковато расширились во весь глаз и стали двумя дырами в августовскую темноту за окном. Продолжалось это мгновение, но дядя Кемаль, что называется, сразу всё понял.

– Твой земляк – идиот, – очень тихо проговорил ночной гость. – Денег ему на киллера сколько собрали? Полтинник? Приличную квартиру в любом районе можно купить… Ах, он именно эту? Привык?.. Значит, соседу квартиру купит пускай. Он у тебя кем работает?

– Да он пока… Он творческий человек, приехал в Союз писателей поступать…

Дядя Кемаль услышал собственный голос и с отвращением понял, что пролепетал эти слова. Он, Кемаль Губаевич Сиразитдинов, уважаемый, известный в городе человек, чьим речам внимали с почтением и опаской. Он испугался, и всерьёз. А тем, кто пытался на него наезжать, дядя Кемаль не прощал.

– Творческий, – недобро усмехнулся велосипедист. – Ещё один графоман явился Петербург завоёвывать! Два года уже, и всё «пока»?

И опять дядя Кемаль не подал виду, хотя очень обиделся. Он не вполне конкретно представлял себе, что такое графоман, но к земляку это не относилось. У земляка было восемь книжек, отпечатанных за свой счёт ещё в Астрахани и красиво переплетённых в дерматиновые обложки с тиснением. Одну книжку дядя Кемаль даже прочёл, и она ему понравилась. Больно уж смелым и благородным был главный герой.

– Семью-то небось жена на себе тянет?.. – издевательски поинтересовался гость. – И как только отдавать собирается, в такие долги влез…

Дядя Кемаль понял, что разговор следовало дипломатично свернуть. Пускай шайтан их обоих заберёт, и Скунса, и его мерзавца-посредника. Ещё несколько раз – и от обоих можно будет отделаться. Радикально и навсегда. Но в ближайшее время, по проверенным сведениям, наклёвывалось два очень выгодных дела, суливших лично ему неплохие комиссионные. Значит, следовало потерпеть.

– Забудем то, что нас огорчило, дорогой, – сказал он гостю, – Алла баерсэ, другие дни будут… Ты кофе пей, эчпочмак бери, чак-чак бери… Очень вкусный чак-чак…

Симагинские страдания

Варвара Сергеевна ехала в полупустой электричке в Питер ради важного общественного дела. Настолько важного, что симагинские пенсионеры скинулись и сообща наскребли ей двенадцать тысяч на автобус в оба конца. Городским старикам в загородных автобусах приходится раскошеливаться на билет. Хорошо хоть, электричка бесплатная…

Лет десять назад Варвара Сергеевна и муж её Пётр Андреевич знать не знали о таком населённом пункте – Симагино. Да и пункта какого следует, по правде сказать, не было – лишь белая табличка на Верхне-Выборгской дороге, предписывающая снизить скорость до шестидесяти, и на расстоянии полутора километров друг от друга – два небольших деревянных домика. Вот и всё тогдашнее Симагино. Излюбленное место грибников и гаишников. «Хозяева дороги» прятали свою машину за дерево у шоссе и летом в выходные выполняли по штрафам месячный план.

А потом в Симагине нарезали участки под садоводство.

Как старая сотрудница, отработавшая инженером радиоаппаратной больше тридцати лет. Варвара Сергеевна получила свои шесть соток вне конкурса. И место ей досталось одно из лучших – вдали от дороги. Они с Петром Андреевичем, помнится, размечтались, как выстроят домик окнами прямо на лес…

Этот-то вид на лес и стал через несколько лет их проклятием.

Участок был кстати – оба супруга как раз выходили на пенсию. Будет где и самим отдохнуть, и внуков на лето вывезти. Да кто из городских жителей тогда не мечтал хотя бы о мизерном, но личном кусочке природы!.. Картошку вырастить, яблони развести, клубнику, смородину… Варвара Сергеевна и Пётр Андреевич были энтузиастами. Набрали у родственников взаймы, взялись за строительство. Лишь они сами знали, как тяжело им эта «дача» далась. Городские жители, непривычные к деревенской работе, ошкуривали деревья после корчёвки, окультуривали землю, где веками росли только кустики черники да папоротник…

Теперь ещё по осени они наклеивали на узкие полоски бумаги семена, с февраля их замачивали, проращивали. Затем начиналась эпопея с рассадой. Сначала помидоры и перчики, потом капуста – белокочанная для засолки, красная для салатов, цветная, пекинская… Потом огурцы с кабачками… Каждое растеньице было взлелеяно, вынянчено под люминесцентной лампой на подоконнике. Кто заглядывал в апреле-мае на любой питерский вокзал, на перроны, откуда стартуют пригородные электрички, кто видел безропотно ждущие поезда толпы немолодых людей с картонными коробками из-под телевизоров, в которых торчат зелёные уши рассады, тот понимает. Но мало, глотая валидол, довезти зелёную малышню: только высадишь, и снова волнения – какой прогноз, не будет ли заморозков… А ещё – смородина чёрная, белая и красная, крыжовник… Каждый могучий куст был когда-то тоненькой веточкой с жалким хвостиком корешка. И каждый надо уберечь от вредителей, которых, как быстро выясняет любой садовод, – тьма египетская. И все тут как тут, прожорливые и неистребимые, – крестоцветные блошки, минирующие мухи…

А потом привозят внуков. Их у Варвары Сергеевны с Петром Андреевичем четверо: все пацаны и все рыжие. Зять для семейства немецкий микроавтобус завёл, на нём и прибывают. Вместе с серебристым ризеншнауцером. По кличке Дракон. Радость, конечно, но и хлопот полон рот. Целое лето на симагинских улицах детский крик, плач, гавканье собак всех мыслимых пород и размеров. Взрослые дети приезжают на выходные, помогают полить, прополоть, что-нибудь подколотить в доме, – известно же, работы в садовом хозяйстве всегда непочатый край…