И все небо для нас - Юлия Лим

я, ни он не выглядим похотливыми подростками, держим мысли и желания при себе и лишь иногда целуемся (каждый раз дольше предыдущего). В поцелуях много пользы. Например, теперь я умею не дышать чуть дольше минуты, и если когда-нибудь мне придется погрузиться под воду, то я, скорее всего, смогу продержаться до прибытия помощи.

– Только ради безопасности Верусика, – Гордей подмигивает мне, точь-в-точь как его мама пару минут назад дяде, и садится вперед.

Важно надуваю губы и скрещиваю руки на груди, хоть и не могу избавиться от глупой улыбки. Бытует мнение, что только подружки могут называть друг друга уменьшительными именами. Если парень назовет девушку таким образом, то он в глазах окружающих мгновенно станет манерным, голубым или обоими сразу. Но лучше уж Верусик, чем «зайка» или «солнце». Так хотя бы не тошнит от банальности.

Мы едем в сторону трассы. Из-за вскрика Гордея «стой!» Алена резко тормозит, и ремни безопасности врезаются нам в грудь.

– Что такое? – взволнованно спрашивает она.

Дей поворачивается ко мне и с серьезным видом спрашивает:

– Ты взяла их? – Киваю. – Точно не забыла?

Вздохнув, выхожу из машины, открываю багажник и ковыряюсь в рюкзаке. Вытаскиваю фотографии из папки и верчу так, чтобы Гордей видел. Убираю все на место и возвращаюсь на место.

– Поехали, – с явным облегчением говорит Гордей.

– Что это было, детишки?

– Мы подготовили фотографии моих родителей. Хочу на их могилах поставить рамочки, чтобы им не было одиноко.

Мы обмениваемся с Аленой взглядами через зеркало заднего вида. Отворачиваюсь первой и рассматриваю проносящиеся мимо поля кукурузы и подсолнухов. Год назад я ничего не знала об этом месте и не думала, что смирюсь с потерей мамы. Сейчас воспоминания о ней хоть и причиняют боль, но я уже не плачу. Я стараюсь помнить все значимые моменты – плохие и хорошие, – которые связывают меня с ней. И Милу. И нас троих.

В рюкзаке лежит очередной альбом, который я купила для поездки. Хоть мы и недолго пробудем в городе, хочу обойти все места, заглянуть в каждый уголок, где мы с мамой и сестрой когда-либо бывали, и зарисовать их. Жалею, что не сделала этого раньше, погруженная в заботы о сестре. Год для большого города – довольно внушительный срок. А вдруг деревья в парке срубили? Вдруг наш дворик снесли и застроили бездушными высотками? Частично я смогу восстановить их по памяти, но многие детали не вспомню. Если бы только мама чаще делала фотографии…

– Детишки, если хотите где-то остановиться, предупреждайте заранее, хорошо?

Поворачиваю голову и киваю в зеркало заднего вида. Алена, улыбнувшись, переводит взгляд на дорогу. Гордей смотрит на меня через плечо с такой же, как у нее, улыбкой. Показываю ему сердечко из пальцев, отведя руки за кресло Алены. Дей беззастенчиво поигрывает бровями и отворачивается.

– Вечером остановимся в гостинице, – говорит Алена. – Номер возьмем один с двумя кроватями.

– Хорошо. А когда мы будем в городе? – спрашиваю.

– Завтра днем, полагаю. Если ничто не помешает.

* * *

В нашем номере есть балкон, где я сижу весь вечер, делая зарисовки черной и синей ручками. Луна над крышами кажется похожей на кольцевую лампу Гордея, увеличенную раз в сто. Ее свет отбрасывает блики на черепицу соседней крыши, утопающую в прохладе вечера. Ветер поддувает с совершенно неожиданных сторон, отчего по коже бегут мурашки.

– Я принес мороженое, – Дей протягивает мне упаковку с эскимо в шоколадной глазури и орешках.

Он садится на пол балкона и откусывает лакомство, хитро глядя на меня. Опускаю шуршащий фантик на деревянную палочку и держусь за обертку, чтобы мороженое капало внутрь, а не на пальцы.

– Вкусно. Спасибо.

– Что рисуешь?

– Пейзаж.

– А нарисуй нас с тобой.

Задумчиво разглядываю набросок:

– Это будет долго.

– Так у нас полно времени.

В этом он прав. Доедаю мороженое, выкидываю фантик и палочку и прижимаюсь спиной к балконной стене. На мне серое платье, кеды и джинсовая куртка. На Гордее – черная футболка с кармашком, на котором нашивка с крупным красным сердцем. Одна из его любимых футболок. Он купил ее из-за качественного хлопка, а позже сам добавил нашивку. Несменные летние джинсовые шорты снова на нем. Странно, что такой модник, как Дей, может носить некоторые вещи дольше одного дня. Его волосы распущены и заправлены за уши, спадают на плечи и чуть ниже. В уголках его губ остались следы шоколада.

Улыбаюсь и скетчу нас, сидящих друг напротив друга, согнувших одну ногу в колене, а вторую вытянувших навстречу другому. Гордей прислоняется спиной к стене, как я, поворачивает голову вбок и смотрит на яркую луну. Его лицо и волосы кажутся еще более бледными, чем обычно. Летний загар превращает его в совершенно другого человека, но Дей нравится мне любым.

– Я спать, детишки, – Алена появляется в балконном проеме. – Не учудите ничего, хорошо?

– Хорошо, – хором отзываемся мы, но хитро переглядываемся, как только она ложится на кровать.

Хоть у нас и была тысяча шансов остаться друг с другом на ночь, мы никогда ими не пользовались. Не потому, что стеснялись или опасались, что взрослые нас застукают; просто ни к чему торопить события. Ни я, ни Гордей не хотим, чтобы один поспешный поступок изменил то светлое чувство, что зреет между нами, как семечко в подсолнухе.

Когда солнце поднимается, озаряя окрестности золотисто-розовым, а птички щебечут, отдаю Гордею альбом и с удовольствием потягиваюсь.

– Отлично вышло, – он протягивает мне руку.

Беру его пальцы и сжимаю; перебираюсь к противоположной стене и прижимаюсь к Дею, прислоняясь головой к его плечу. Закрываю глаза.

– Давай посидим так немного, ладно? – прошу я, зевая с закрытым ртом – одна из моих суперспособностей, – и проваливаюсь в сон.

* * *

Просыпаюсь от запаха кофе и свежих круассанов. Сонно моргая, лениво выбираюсь из-под руки Гордея и верчу головой. Он тоже просыпается, щурясь от солнечного света.

– Проснулись, детишки, – Алена отпивает кофе и смотрит на нас с доброй улыбкой. – Берите завтрак, пока не остыл.

Мы с Деем поднимаемся друг за другом и плетемся к столу. Сажусь, не глядя на Алену.

– Долго не спали? – спрашивает она.

– Часов до пяти, – отвечает Гордей.

– Вы так мило обнимались, даже не хотелось вас будить.

– Мам…

– Да ладно. Как будто я не вижу, как вы влюблены.

Мы с Гордеем быстро переглядываемся.

– Ешьте уже, круассаны очень вкусные, – Алена двигает тарелки с круассанами ко мне и Дею, потом ставит перед каждым по чашке кофе.

Я вдруг осознаю, что впервые ночевала вне стен дома дяди, без