Происшествие в Никольском - Владимир Орлов

– Чтой-то это? – спросила она у соседки.

– Может, проворовались, а может, заболели, – ответила та. – Это у нас бывает.

– Бывает, – согласилась Вера.

Некоторые люди, стоявшие в очереди, были ей известны, с иными она поздоровалась, но никого не нашлось, с кем было бы сейчас приятно поговорить, и Вера, держа у колен сумку, потихоньку двигалась вперед, от скуки считала банки сгущенного молока и рыбных консервов, голубыми и зелеными пирамидами высившиеся на полках. И тут она человек за десять впереди себя увидела Мишу Чистякова. «Интересно, какое у него будет лицо, – подумала Вера, – когда он обернется?» Ей почему-то очень хотелось, чтобы Чистяков, встретившись с ней взглядом, покраснел, или смутился, или сказал и сделал нечто такое, из чего и ей и людям вокруг стало ясно, что Чистякову теперь стыдно. Однако Миша не оборачивался, возможно, он уже успел заметить Веру и больше видеть ее не желал. Или боялся. «Ну и черт с ним!» – решила Вера. И ей было неловко.

Стояла она яркая, красивая, уверенная в себе и даже воинственная на вид, как бы предупреждая всех в очереди: «А ну, только попробуйте сказать обо мне вслух что-либо дурное, попробуйте пошептаться обо мне с недобрым сердцем или губы скривить в презрении, попробуйте, попробуйте, что же вы?..» То есть она старалась быть такой. Однако никто в магазине, казалось, и не обращал на нее внимания. Народ в долгой очереди всегда становится сердитым и нервным, люди, оказавшиеся впереди, неприятны ему, а если они еще и канителят у прилавка, то непременно вызывают раздраженные реплики сзади, парни же или мужики, желающие получить водку и вино без очереди, тут же оказываются терпеливому народу врагами. Теперь как раз отгоняли мужика, норовившего подсунуть продавщице свою посуду и получить «два бутылька».

– Да уж разрешите, – улыбался мужик заискивающе, – а то ведь что же… Меня ведь уже за углом, в сквере, ждут, закусь разложили, работяги все…

– Иди, иди, здесь не подают!

– Жена небось где-нибудь тоже в очереди с авоськами, а он ишь!..

– И я вот только за бутылкой. И ничего, стою.

Мужик не отчаивался, надеялся уловить мгновение и все же просунуть свою посуду, однако двое мужчин покрепче оттеснили его влево, мужик сплюнул, выругался, обозвал всех бессовестными и встал в хвост очереди. На минуту очередь успокоилась, заговорила благодушно, однако тут же в магазин с шумом вошли двое парней и, не скрывая своих намерений, решительно направились к прилавку. Были это Колокольников и Рожнов. Веру они не заметили, оттого что спешили. С Колокольниковым Вера сталкивалась, и не раз, а вот Рожнов впервые на ее глазах появился в Никольском.

– Ну, чего будем брать? – сказал Рожнов громко, советуясь как бы и не с Колокольниковым, а со всеми людьми в магазине. – Две водки и три вермута, что ли?

– В очередь, ребята, в очередь, – робко сказал кто-то.

– Да бросьте вы, в какую очередь! – засмеялся Рожнов.

Однако и теперь ему возразили.

– Неужели нам, калекам, инвалидам, героям-пограничникам, – начал Рожнов уже иным голосом, с деланным плачем, в надежде развеселить очередь и смягчить ее, – и не отпустят? Ведь мы же упадем сейчас и умрем на этих досках!

– Вставайте в очередь, ничем вы не лучше нас!

Поняв, что шутки не помогут, Рожнов с Колокольниковым, видимо, решили действовать молча и силой стали протискиваться к прилавку. Двое мужчин, вызвавшиеся было поддерживать порядок, поначалу удерживали их, но и они скоро поняли, что перед ними не робкий мужичок, только что урезоненный и отправленный в хвост очереди, а здоровенные и отчаянные парни, которые по злобе могут и пришибить их на улице или тут же в магазине. Общее мнение стало уже склоняться к тому, чтобы парням дали водку и скорее, пока не случилось какого греха. Но тут старик Дементьев, стоявший именно за одной бутылкой, сказал сердито:

– Ты чего, парень, хулиганишь? Я ведь милицию сейчас позову. Жизнь, что ли, тебе на свободе не дорога, так сядешь. А хулиганить мы никому не позволим.

– Милицию? Да зовите! – Рожнов обернулся и смотрел теперь на Дементьева презрительно и с жалостью. – Испугали! И потом я вам не тыкал.

– Не тыкал! – возмутился Дементьев. – Слишком образованные стали. А без очереди лезут…

– Ну и образованные! Образованней тебя-то… Вот шумишь, а ты ответь: как правильно сказать – лошадь сдохла или пала? Ну что, старик, молчишь-то? Лошадь сдохла или пала? А?

Дементьев опешил, стоял растерянный, губы его шевелились беззвучно и обиженно, и очередь примолкла, словно все думали сейчас о том, как же на самом деле сказать правильно, лошадь сдохла или лошадь пала, и были смущены собственным незнанием.

– Ну вот, старик, и подумай, а то сдохнешь скоро и стыдно тебе будет от бесцельно прожитой жизни, – бросил Рожнов и опять стал подталкивать Колокольникова к прилавку.

И тогда Вера подскочила к Рожнову, схватила за руку, дернула сильно и зло, так, что Рожнов отлетел назад метра на три, сказала:

– А ну, вставайте в очередь!

Рожнов выпрямился, готов был кинуться на обидчицу и ударить ее, но, узнав Веру, замер на секунду. Однако он не покраснел от стыда, не провалился сквозь землю, не убежал, обхватив голову руками. Он будто бы даже обрадовался Вере и чуть ли не закричал:

– Вася, Вася, смотри, кто к нам пришел! Это же сама Вера Алексеевна Навашина!

– Или уходите отсюда, или тихо вставайте в очередь, – сказала Вера, сдерживая себя.

Оставив толкотню у прилавка, выпятив богатырскую грудь, к Вере подошел Василий Колокольников, и он, как и Рожнов, был уже навеселе, однако ноги держали его хорошо.

– А что это ты нами командуешь?

– Вам бы глаза от людей прятать, с головой опущенной ходить, а вы обнаглели!

– Это отчего же нам глаза прятать? – растягивая слова, с удовольствием спросил Колокольников. – Мы люди рабочие, нам стыдиться нечего, покупаем на свои средства.

Вера заметила, что Рожнов, пользуясь тем, что вся очередь наблюдает теперь за ее с Колокольниковым разговором, тихонечко приткнулся к прилавку и сунул продавщице деньги.

– Простили вас, – сказала Вера, – так и будьте людьми…

– Простили? – громко протянул Колокольников. – Это еще неизвестно, кто кого простил! Это, может, мы тебя простили. Сама ведь тогда прилипла. А с досады потом хотела посадить нас…

– Ах ты гад! Вы теперь и следователю на меня наговариваете! – Вера шагнула к Колокольникову, хотела ударить его по лицу, но Колокольников увернулся и отскочил в сторону.

Тут же подбежал к нему Рожнов, будто опомнившийся, бутылки торчали из его сумки, схватил Колокольникова под руку:

– Пойдем, Вася, пойдем. Она ведь не в себе!

– Ну ладно, – сказала Вера тихо, – погодите, пожалеете, да поздно будет.

Рожнов все тянул Колокольникова, тому бы уйти, а он не уходил.

– А ты нам не грози, – сказал Колокольников. – Нас опять к следователю тягают. Желаешь доказать, что чистая?

– Ничего я не добиваюсь…

– А доследование-то из-за кого начали! Ах ты, сука!

Колокольников двинулся к Вере, зверем глядел, но пошел все же к выходу и крикнул:

– Эй вы! А все равно по ее не будет! И что вы с ней в очереди стоите? Она ведь заразная! Она с неграми гуляет! – И исчез.

Очередь опять зашумела. «Вот ведь распоясались, вот распустились. Совсем обесстыдели. И ведь слова им не скажи – десятью словами ответят, а то и кулаком, силища-то в них как в буйволах…» Долго не могли успокоиться в магазине, долго обсуждали случившееся и печалились о современной молодежи. А Вера молчала. Она сразу же хотела бежать домой, но заставила себя остаться: «Это они должны убегать, они, а не я!» Она двигалась в очереди, и с ней о чем-то говорили, а она словно бы ничего не слышала и не замечала. Будто бы ее ранили и она, превозмогая боль, ползла теперь к лазарету. Только однажды она увидела, что Чистяков смотрит в ее сторону, в глазах его была усмешка. «Ну как же, – подумала Вера, – этот доволен». Чистякову-то, по мнению Веры, очень бы хотелось, чтобы она считалась дрянью и те двое, а не он, он-то еще отмоется, еще встанет на ноги и далеко пойдет, сам будет другим читать мораль…

Как она только дошла до дома, как ее ноги донесли… В зеркало поглядела – не поседела ли? «Ну, все, – сказала она себе, – ну, все…» Зубы ее стучали, все в ней, казалось, дрожало, и когда она мыла на кухне посуду, вилки и ножи то и дело звякали в ее руках.

По дому Вера ходила молча, на вид была мрачной и усталой, в разговоры с матерью и сестрами не вступала, ссылалась на головную боль. И когда приехал Сергей и она пошла с ним гулять к пруду и к Поспелихинскому лесу, она молчала, Сергея не слушала и повторяла про себя: «Ну, все… Ну, все…» То ли себе она это говорила. То ли обращалась мысленно к своим обидчикам. Только расставаясь с Сергеем, она рассказала ему о встрече в магазине и так рассказала, будто дело было не с ней, а с кем-то другим.

На следующий день нервное ее возбуждение как будто прошло. Вера чувствовала себя вялой, подавленной. На занятиях ей хотелось спать, она зевала, прикрывая ладошкой рот. «Давление, что ли, у меня понизилось?» – думала Вера. Вернулась домой и легла с книгой в своей комнате на кровать. Но и книга ей стала скучна. Задремала, и когда проснулась, на часах увидела половину шестого. «Колокольников скоро появится на станции», – подумала она сразу же. Она знала, что Колокольников обычно возвращается с работы в шесть двадцать семь, львовской электричкой. Если не задерживается в Силикатной, у своей девушки.