Черные ангелы - Михаил Белозеров

— А это домик вахтавиков, я слышал о нем, — неизвестно кому пояснил Мирон. — Только не очень-то посидишь без еды.

Мы бросили астронома на крыльце — сил больше не было — ввалились в комнату и упали ничком на какие-то грязные матрасы.

— Как ты думаешь, где мы? — спросил Мирон через минуту.

— На Земле, — ответил я, с отвращением вдыхая прелый запах дома.

— Это ясно. А где именно?

— Понятия не имею.

— А ты заметил след от самолета?

— Заметил… — сказал я.

Действительно, длинное облако в небе очень походило на спутную струю от реактивного самолета, которую постепенно размывал ветер. Самого самолета мы не заметили.

В комнату влетела Люся с каким-то кульком в руках. Она высыпала содержимое прямо на матрас перед моим носом. Это оказались макароны — такие старые, что стали черными, к тому же внутри них была какая-то подозрительная паутина. Но все равно они показались нам восхитительными. Туда же в эту кучу она насыпала соли.

Следом за Люсей вошел Лука. По его обиженной физиономии можно было догадаться, что он попытался добиться от Люси взаимности за пачку макарон.

— Хотела сварить, но посуды нет, — посетовала Люся.

— И так сойдет, — похвалил Мирон, макая в соль и смачно хрустя макарониной.

Я тоже обмакнул макаронину в соль, и мне казалось, что это самой лучшей едой, которую я ел в жизни.

— Оставим профессору, — сказал Мирон, отодвигая в сторону несколько макаронин.

— Ешьте… ешьте… там еще есть… — заявил Лука постным голосом.

Похоже, с ним случился острый приступ альтруизма. Но с другой стороны, если бы он сам все слопал, то точно лопнул бы. Мирон хмыкнул, словно угадав мои мысли, но промолчал. После истории с куколками он вообще не замечал Луку. Я его понимал, потому что Лука надоел всем еще в редакции.

Я наелся и пошел осматривать дом. Он состоял из двух смежных комнат — большой и поменьше. В большой стоял продавленный диван, стена вдоль него была залапана сальными руками. На обоях — плесень, в углах черная паутина, окна мутные. Под потолком голая лампочка. Я щелкнул выключателем — она послушно загорелась.

В кухне, где кроме печки и облезлого шкафа, в котором Лука обнаружил продукты, грязного стола, рукомойника и колченогой табуретки больше ничего не было. Напоследок выглянул в окно: на лугу в низине, как бородавки, торчали стога сена.

— Слушай… — сказал я Мирону, вернувшись в комнату, — здесь кто-то живет…

Мирон заинтересовался и пошел посмотреть. Следом поднялась Люся. Когда она проходила мимо, я меня словно ударило током, и я невольно представил, что мы вдвоем в постели. Она словно угадала мои мысли, посмотрела на меня своими темными, как маслины, глазами и сказала, обращаясь к Мирону:

— Нашли место, где кормятся жуки?

Все так же не отрывая от меня взгляда, она тряхнула головой, и волосы упали на глаза, которые возбужденно заблестели.

— А что они могут есть? — спросил, оживившись, Мирон.

— Ведь они что-то едят? — снова спросила Люся.

— Должно быть, сено или траву, — предположил Мирон.

— Вот оно — сено и трава, — сказал я, показывая на лощину.

И наша мимолетная дуэль закончилась.

— Если мы нашли сено, значит, здесь должны быть черные ангелы.

Но я не успел договорить — Люся воскликнула:

— Я поняла, зачем косить сено в такой местности!

— Для жуков? — раздраженно обернулся Мирон.

Она снова сверкнула глазами:

— Для обычный коров!

— А где здесь коровы?

— Вон там на лугу.

Мы принялись разглядывать, но ничего похожего не увидели. Но Мирон все равно сказал:

— Точно, — и с облегчением вздохнул. — Я теперь всего боюсь.

Мы вернулись в маленькую комнату.

— Вставай, уходим, — Мирон беззлобно пнул Луку в бок.

— Никуда я не пойду, — проворчал он. — Чего ходить-то?!

— Ну и валяйся, — сказал Мирон.

— Может, выставить караул и поспать? — предложила Люся, поглядывая на меня очень странно.

В городе между нами давно бы начался бульварным романом, но здесь было не до любви, да и Лука активно протаптывал дорожку.

Мирон поморщился от головной боли. Я его понимал. Торчать в доме не было никакого резона, хотя место было удобное.

— Если мы каким-то чудесным образом вернулись на Землю… — сказал задумчиво Мирон.

По его тону была ясно, что он все еще сомневается.

— Разве это не Земля? — удивилась Люся. — Правда, растения совсем другие…

— Растения, свойственные средней полосе, — уточнил я. — У нас такие на Марсе растут.

— Вот именно, — сказал Мирон. — Что-то здесь не то, но что не пойму. — Зачем жукам косить сено на Земле?

Мы вышли на крыльцо, втащили астронома в дом и положили на матрасы. Он был похож на бревно. Даже глаза не открыл.

— Всем спать полчаса. Я подежурю, — сказал Мирон. — За одно подумаю.

Лука набивал брюхо макаронами — наверное, от жадности впрок. Я нашел старое одеяло и завалился в углу. Перед тем как уснуть, спросил:

— Сено кто косит?

— Крестьяне, — сонно отозвался Мирон.

— А-а-а… понятно… ты видел их?

— Слушай, — напоследок услышал я голос Мирона, который вернулся к старому разговору. — Должен быть еще кто-то, кто придумал эту базу и самих куколок… Не черные жуки же?!

Об этом же говорил и Лука, подумал я. О хозяевах. Какие они?

Проснулся я в своей постели. Сверху гремела музыка. За окном шелестел дождь, и мне почему-то вспомнилось, что Полина любила белые платья — любых моделей, но белого цвета. Я пришел в уборную и сказал, что у меня к ней дело.

— Что это за дело, которое не может подождать до конца спектакля? — лукаво спросила она, поправляя свои рыжие волосы.

Она ждала вызова на сцену, где должна произнести монолог бедной Лизы, который мне так нравился.

— Выходи за меня замуж, — предложил я.

Она удивилась. Она так удивилась, что забыла роль, и когда вышла на сцену, то заставила поволноваться не только партнеров, но и публику. И я понял, что она станет моей женой.

Потом к грохоту музыки добавился еще один звук, и я взвел курок. Кто-то открывал дверь. Я прицелился. Тяжело, как медведь, ввалился Леха. Его нетрудно было узнать по приметной шевелюре с перышками. На фоне окна и лотосов он смотрелся полным идиотом. Целое мгновение он пялился на меня, как на приведение. Слава богу, я не выстрелил, и дрема снова овладела мной. Но разве с Лехой уснешь — судя по звукам, он залез в холодильник и вернулся с бутылкой минеральной воды. За это время я увидел старый, знакомый сон и все вспомнил: и базу в космосе, и хлыстов, и черных ангелов, и даже сдвиги по времени — все нереальное, размытое, как бывает только во сне.

— Где ты был? — спросил я, с трудом открывая глаза. — Опять у нее?

— Ты ничего не понимаешь, — произнес он снисходительным тоном. — Она любит меня… я люблю ее… Мы будем жить вместе!

В отношении женщин суждения Лехи были весьма спорными, поэтому я поверил ему наполовину. Консьержка была замужем шесть раз. Одним мужем больше, одним меньше — не имело значения. Но момент был знаменательным — Леха решил жениться! Следовало его поздравить.

— Где? — спросил я.

Мне надо было выяснить, в каком промежутке времени я нахожусь. Ведь по логике я спал на грязном матрасе в доме. Но с таким же успехом мне это могло присниться. Потом я вяло подумал, что если произошел новый сдвиг времени, то следовало приготовиться к сюрпризам и здесь в городе.

— Господи! — радостно воскликнул он. — Да разве это важно?! Где угодно!

— У вас будет счастливая семейка, — сказал я с иронией сквозь дрему.

— Конечно! — воскликнул он. — Я по-настоящему счастлив! Я буду возить ее к океану и…

Ага, понял я, значит, он еще не доложил Алфену. Значит, это утро после пьянки, а я трезвый и Лаврова еще не пришла.

— …я буду покупать ей цветы… — добавил он неуверенно, терпеливо глядя на мое ироничное лицо.

— Который сегодня день? — остановил я его красноречие и окончательно проснулся.

Реальность, похоже, состояла в том, что это действительно была моя квартира, а значит, жизнь потекла по другому руслу — или она текла урывками, то в одном направлении, то в другом? Я еще не приспособился. Планета Земля стала очень смешным местом.

— День?.. — удивился Леха, — третье августа… — он допил воду и бросил бутылку на пол.

Раздался звук стрельбы. Во сне звуков не бывает. Мало того, во сне не должно было быть Лехи, который женится, потому что настоящий Леха не мог жениться по определению, иначе он не был бы Лехой.

— Как третье? — удивился я.

— Так, третье, вчера было второе, 'юбилей для покойника', мы же отмечали. Забыл? — Он жил одними чувствами к консьержке. Больше его ничего не волновало, а стрельбу, похоже, он даже не услышал.

Это смахивало на сумасшествие. Я рывком поднялся и подбежал к окну, за которым мирно горели фонари. Город жил обычной жизнью. А где же термоядерная война, взрывы, пожары, которые я видел из космоса? Мне почему-то было тяжело дышать, и я покрылся испариной. Сердце билось, как птица в клетке, а воздух был густым, как сироп. Состояние было примерно такое же, как в первые дни, когда я прибыл на Землю. Неужели на человека так действуют скачки времени или я с перепою? Впрочем, одно не исключало другого.