И нет любви иной… - Анастасия Туманова

– Переступишь – никогда и не будет.

Парень захлопал белёсыми ресницами. Неуверенно ухмыльнулся, обернулся на своих, но Илья видел, что он колеблется. А Роза тем временем плюнула в котёл, взмахнула над ним руками – и пламя костра, взметнувшись, стало зелёным. Ещё один взмах – и огонь порозовел. Ещё – и языки заиграли голубоватым светом. Толпа, ахнув, подалась назад. Роза, повернув к ним голову, зло вскричала:

– Ополоумели вы, что ли, крещёные?! Вон иконы в окнах торчат, откуда здесь жиды?! Идите своей дорогой, не мешайте мне! Настроение у меня сегодня плохое, не вводите в грех!

Погромщики в нерешительности молчали. С минуту можно было даже думать о том, что они действительно отправятся восвояси. Но беременная бабёнка в зелёном платке вдруг размашисто шагнула через проведённую Розой черту и остановилась прямо у огня. Её глаза без ресниц вызывающе сощурились.

– А ото ж я перешла! – визгливо выкрикнула она. – И що мине зробытся?! А нищо! Яка была, така осталася! Люди, дурит вас эта лахудра! Бей ее!

– Посто-ой, милая… – пропела Роза, и Илью даже передёрнуло: таким незнакомым, странным, низким стал ее голос. – Зря ты это сделала, медовенькая, ой, зря… Говорила же я – детей не будет?

Она опустилась на колени перед бабёнкой, протянула руки к её юбке, быстро приподняла подол. Та и опомниться не успела, как раздался мокрый шлепок, и в руках Розы оказался сердито бьющий хвостом живой бычок. Толпа ахнула. Бабёнка захлебнулась криком и зажала руками рот.

– О, пошли на выход, родимые! – удовлетворённо заявила Роза. – Гляди, еще один просится! И ещё… И ещё…

В истоптанную пыль из её рук попадали два бычка, жаба, немедленно скакнувшая под колодец, две протухшие мидии и под конец – белая крыса, тут же помчавшаяся к сараю. По толпе пронёсся вздох. Беременная бабёнка заверещала так, что у Ильи заложило уши, повалилась на спину, задрыгала ногами.

– Ой, спортила! Спортила, клятущая цыганка, спортила-а-а! Бей, бей ведьмаку, а-а-а!!!

– Стоять! – грозно выкрикнула Роза, с раскинутыми в стороны руками кинувшись прямо на толпу. Та отхлынула, но лишь на миг. Из задних рядов послышались крики:

– Одна она, крещёные! Ничего не сотворит боле! Бей чёртову ведьму! Супротив иконы не попрёт!

Передние ещё колебались, нерешительно глядя на бьющуюся в судорогах беременную бабу и на оскаленное лицо Розы, но сзади уже напирали, над толпой поднялись иконы и палки… Илья понял – всё. И, кляня Розу, себя и озверевших гаджэн, вылетел из спасительной тени сарая на двор. Следом, тяжело топая, выбежал Белаш, с пронзительным воплем прыгнула Юлька, воздымающая над головой свою сковородку. Мельком обернувшись, Илья увидел, что от трактира несётся, вращая единственным глазом, Лазарь с обрывком цепи в руках, а за ним – потрясая поленьями, с десяток молодых евреев. Толпа взвыла – и кинулась на них. Илью тут же сбили с ног, он вскочил, ударил кого-то палкой по ногам, выдернул из-за голенища нож, подумал – вот и конец пришёл… Но внезапно над толпой пронёсся ликующий голос Розы: «Рыбачки-и-и!!!» Резко повернувшись, Илья увидел бегущую берегом моря к трактиру толпу рыбаков с вёслами наперевес. Впереди всех летел Митька, и красный платок Розы в его поднятой руке напоминал победное знамя.

Драка закончилась очень быстро. В посёлке и без того не любили чужих, а сейчас обозлённые донельзя рыбаки, которых отчаянное Митькино махание платком с берега заставило бросить лов и со всей мочи грести в посёлок, разметали погромщиков в несколько минут. Вскоре поле битвы было покрыто обломками икон и палок, местами сбрызнуто кровью, а несколько человек оказались избиты настолько, что не смогли убежать и лишь стонали, лёжа ничком в жёлтой пыли. Юлька отливала их водой, вытаскивая из колодца ведро за ведром. Из держащих оборону серьёзно пострадал лишь Белаш, которого ударили цепью по голове и рассекли бровь. Илья отделался шишкой на затылке и порванной в клочья рубахой, а у Розы оказался выдранным клок волос, который она, сидя на земле, в кольце хохочущих рыбаков, безуспешно пыталась пристроить на место.

– Тьфу ты, нечистая сила, ходи теперь с плешью!

– Вот башка отчаянная! Лихая цыгануха! Да как тебе в голову взбрело? Ить порвали бы они тебя в мелку лапшу! – изумлялся дед Ёршик.

– А-а, сгорите вы все вместе со своими жидами… – сердито отмахивалась Роза, но Илья видел, какое бледное у неё лицо и как дрожат руки. – Лазарь, ты-то чего прилез, чёрт одноглазый? Я думала – в подполе вместе с роднёй хоронишься!

Евреев не было видно ни одного, даже тех, кто выбежал на помощь Розе: похоже, и правда забились в подпол. Юлька целовала в розовый нос свою белую крысу Машку, которую Роза «приняла» из-под подола беременной погромщицы. У последней в самом деле начались схватки, и Роза распорядилась отнести её к молдаванам: старая Парушоя слыла хорошей повитухой. Лазарь, которому расшибли нос, сидел на крыльце, прижимая к пострадавшему месту живую, бьющуюся макрель, и, казалось, забыл все слова, кроме матерных. Вскочил он лишь тогда, когда рыбаки, погалдев и поудивлявшись случившемуся, решили, что, коли лов всё равно пропал, требуется отметить победу, и дружно тронулись в кабак. Раненый Белаш, которого оставили было лежать с повязкой на голове в тени под грецким орехом, гневно заорал, вскочил и триумфально пролез в узкую дверь первым.

– Чачанка, идём с нами! – звали рыбаки.

Но Илья сгрёб Розу в охапку, утащил её в заднюю комнату, уложил, как девочку, на кровать, и только там цыганка, повалившись ничком на смятую подушку, зашлась в плаче. Илья сел рядом на полу, растерянно пробормотав:

– Ну, чего ж теперь-то, дура…

– Да-а… Тебе легко говори-ить… А знаешь, как я спугалась?

– А то… Сам чуть со страха не околел. Да зачем ты в это полезла-то? Нешто ты их сдержать смогла бы, кодлу такую пьяную?

– Что ты… не сдержала бы нипочём… Я время тянула, ждала: вот сейчас рыбачки подгребут…

– А… А если бы не подгребли?

– Да куда б они делись-то? – Роза всхлипнула в последний раз, высморкалась в полотенце и села на постели. – Тут, морэ, народ отчаянный, своих в обиду не дают.

Илья не стал уточнять, насколько «своими» были поселковым рыбакам прибежавшие из Одессы евреи. Он молча принёс Розе ковш воды – умыться, приложил к своей принявшей угрожающие размеры шишке ложку. Осторожно поинтересовался:

– Как это у тебя огонь разноцветным сделался?

– А, в цирке научилась… – Роза хмыкнула. – Просто порошочек особый сыплешь – и всё. Видел, как я над огнём-то руками махала?

– А с какой стати эта баба всякую дрянь рожать начала? Ты что, правда ведьма?

– А ты правда безголовый?! – всерьёз обозлилась Роза. – Фокусы, и больше ничего! Гляди, что это у тебя из носа торчит?