Александрия. Тайны затерянного города - Эдмунд Ричардсон

пытались вчитаться в последние сообщения оттуда. Массон «указывал доктору Бьюсту на невозможность для Бёрнса остаться в Кабуле без войск и твердил о своей уверенности, что вопреки всему сказанному раньше он найдет доводы, чтобы их задержать. Я говорил, что удивлюсь, если его стерпят в Кабуле даже с войсками». Повсюду ходили слухи о назревающем восстании против британцев, и Массон говорил Бьюсту: «Если оно произойдет, то, помяните мое слово, приведет к разгрому армии»[1148].

Массон не знал и не мог знать, что восстание уже началось. Возглавлял его давний друг и сторонник Массона, сын Дост-Мохаммеда Акбар-Хан. Когда-то Массон и Акбар-Хан пили вместе чай в кабульском дворце и рассказывали друг другу разные истории. На крыше, высоко над городом, они погружались в прошлое, перебирали находки из Баграма и восторгались красотой изящных статуэток… И вот теперь Акбар-Хан дерзнул отнять свою страну у Ост-Индской компании.

Если у тебя осталась хоть одна правдивая история,

То сядь и поведай ее.

Поведай о битвах молодого льва,

Поведай о герое Акбаре,

Разбившем чужестранцев в пыль и прах[1149].

1 ноября 1841 года пароход Ост-Индской компании Berenice готовился к отплытию из Бомбея. На борт торопливо затаскивали последние тюки с почтой, в котлы забрасывали уголь, отдавались концы, начинали вращаться два больших гребных колеса. Массон провожал взглядом удаляющуюся сушу, форт и верфи, длинную дугу набережной Марин-драйв, остров с могилой Пир-Хаджи-Али-Шаха, бесконечную, невероятно узкую дамбу, связывавшую остров с материком. (Могила Хаджи-Али, к которой пристроен ныне Центр его имени, и по сей день прощается с путешественниками, мчащимися на север, в аэропорт.) Вдали исчезали Башни Безмолвия, где парсы Бомбея поколениями смиренно оставляли своих мертвецов на волю ветров, солнца и стервятников.

Массона мучил страх, что вскоре всей его истории придет конец. Оставалось лишь дописать ее финальные строчки.

Он написал:

Усмири свои желания и знай,

Что несбыточен желанный тебе рай.

Счастлив тот, кто большей радости не знает,

Чем вернуться и забыть блаженства рая[1150].

Тем временем «второй Александр» готовился к блестящему завершению своей собственной истории. Правда, порой Бёрнса терзали сомнения. «Я все спрашиваю себя, – писал он, – так уж ли я гожусь для высшей власти здесь, как хочу думать. Иногда мне кажется, что это не так, хотя вся власть в моих руках. В одном я полностью убежден: второе место – не для меня»[1151]. В тот вечер, когда пароход с Массоном на борту отходил от индийского берега, Бёрнс встретился со своим старым другом, индийским ученым Мохан Лалом, и тот предостерег его, что гнев против британцев нарастает и несет смертельную опасность. Бёрнс «встал с кресла и сказал со вздохом, что ничего про это не знает, но что пришло их время покинуть эту страну»[1152]. «Я очень устаю от восхвалений, – признается он в дневнике, – как, наверное, устану со временем от порицаний»[1153].

Прошло несколько часов. Глубокой ночью Бёрнса разбудили. По всему Кабулу вспыхнули бунты, никто не знал, что предпринять. Вместо того чтобы вступить в город, британская армия сидела по казармам с внешней стороны стен, позволяя Кабулу пылать. Дом Бёрнса в старом городе быстро окружила разъяренная толпа. Вскоре загорелись ворота. Бёрнс хотел было ускользнуть в одной набедренной повязке через черный ход, но его быстро узнали. «Сотни людей набросились на него и изрубили на куски». Перед смертью, падая, он слышал вопль всего города: «Это Сикандар!»[1154]

Утром вышедший на палубу Массон уже не увидел вдали Индию.

21

Фонарщик

Сумерки пахли опавшей листвой.

Чёрч-стрит в лондонском районе Эдмонтон – неприметная улица на севере города, вдоль которой тянутся викторианские дома, некогда белые, но успевшие посереть. При последних лучах солнца закутанные ребятишки, вбирая головы в плечи, торопятся по домам, не оглядываясь на каменную колокольню церкви Всех Святых. На кладбище при этой церкви прячется за деревьями неприметная могила. Место упокоения Чарльза Массона.

Покидая Бомбей в 1841 году, Массон и не подозревал, что его ждет безликая могила на лондонской окраине. В его планы входило неторопливо добраться до Британии, собраться с силами и вернуться в Афганистан, чтобы завершить начатое там. Корабль Berenice доставил его из Бомбея в Суэц. Оттуда он поехал через Египет на север, еще в одну Александрию, самый прославленный из всех городов Александра Македонского. Из Александрии, с южного берега Средиземного моря, он собирался плыть в Британию.

В Египте время и история выглядели по-другому. Последние десять лет Массон раскапывал то, что было для него седой стариной, продирался сквозь легенды и бесчисленных царей вспять, к Александру Македонскому. Но к тому времени, когда Александр пришел в Египет, Великой пирамиде в Гизе было уже более 2000 лет. От эпохи Александра она отстояла так же далеко, как он – от нашего. Греческих авторов, уверенных в древности своей культуры, в Египте ожидало жесткое осознание. Геродот радостно повествует о посрамлении фиванскими жрецами одного из его соперников, Гекатея Милетского. Тот имел неосторожность похвастаться перед жрецами, будто может проследить свой род на 16 поколений назад, до одного из богов. Геродот пишет, что жрецы пригласили Гекатея в свой храм, как потом и его, хотя Геродот «и не рассказывал им своей родословной. Они привели меня в огромное святилище [Зевса] и показали ряд колоссальных деревянных статуй»[1155]. Каждая из статуй изображала того или иного верховного жреца храма, поскольку традиция требовала, чтобы «верховный жрец ставил в храме еще при жизни себе статую. Так вот, жрецы перечисляли и показывали мне все статуи друг за другом: всегда сын жреца следовал за отцом. Так они проходили по порядку, начиная от статуи скончавшегося последним жреца, пока не показали все статуи. И вот, когда Гекатей сослался на свою родословную и в шестнадцатом колене возводил ее к богу, они противопоставили ему свои родословные расчеты и оспаривали происхождение человека от бога. Противопоставляли же они свои расчеты вот как. Каждая из этих вот колоссальных статуй, говорили они, это – пиромис и сын пиромиса, пока не показали ему одну за другой 345 колоссальных статуй»[1156].

В Каире Массон бродил по базарам Старого города, в гуще голосистых торговцев, среди рулонов тканей, груд пряностей и золота, среди верблюдов, ишаков и заблудившихся путешественников. Здесь выставлялось на продажу почти все, на что хватало его воображения, а также кое-что, чего официально никогда не существовало. Массон нырял в базарную толпу как рыба, истосковавшаяся по воде. Совсем скоро он уже болтал с