Пристрастные рассказы - Лиля Брик

24.1.1931. Осик говорит, что у меня характер совсем Володин. Я и сама это знаю.

Прочла «Про это», чтобы объяснить Асееву — мучительно читать.

Идиотская Литгазета.

28.1.1931. Ося видел пьяного Олешу, кот. сказал, когда Ося проходил мимо него: «Вот и Брик нас не любит». Ося: Кого вас? Обывателей? Олеша: Да. Ося: Это верно, что не люблю. Олеша опять повторил Зелинскому: Вот и Брик нас не любит. Ося: Да кто это — вы? Олеша: Мы, дерьмо. Ося: А! ну, тогда, конечно не люблю.

29.1.1931. Поругалась на выставке с Бромбергом. Болван с горящими глазами. Ему хочется сделать выставку Бромберга, а не Маяковского.

Ося обдумывает завтрашний доклад.

30.1.1931. Ося делал доклад, Говорил, что стихи надо делать умеючи. Интересно прочесть стенограмму.

12.2.1931. Читаю Ленина «Государство и революция». Систематизирует то, что случайно знаю. Ужасно интересно.

2.3.1931. Большевизм, по-моему, не убеждение, а характер. Убеждение — вещь хлипкая, важна конструкция человека. И только умному человеку знания полезны, а если ты дурак, то, чем меньше ты знаешь, тем это безопаснее, а то запутаешься — столько книг и все разные. Не разберешь, где правда.

6.3.1931. Цветы жизни отбили Бульке лопатой почки и она еле ползает.

11.3.1931. Ревела из-за статьи Бонч-Бруевича в 4-м номере «На лит. посту». Слишком уж man merkt die Absicht![128] Сволочи!

14.3.1931. Читаю «Принципы коммунизма». Убедилась в том, что понимать Маркса может только человек с марксистской природой, с марксистским характером. Ося и я — были марксистами, не изучая Маркса. Это — отношение ко всему окружающему, мироощущение, характер. Научиться марксизму, конечно, нельзя. Но чудесно было бы изучить Маркса.

18.3.1931. Читаю Энгельса «немецкий социализм в стихах и прозе». А «Нищета философии» сегодня показалась трудной. Не понимаю, почему так хвалят это издание Маркса и Энгельса. Может быть комментарии хороши, а перевод пока плохой.

20.3.1931. Читаю Салтыкова-Щедрина, письмо Маркса к Анненкову и всякую Марксову мелочь.

22.3.1931. Читаю переписку Маркса и Энгельса.

23.3.1931. Читала Маркса по письмам и воспоминаниям. Обчитаю его кругом да около и попробую взяться за «Капитал».

2.4.1931. Приснился Володик вместе с Норой — дарил ей что-то.

Вчитываюсь в Маркса и Ленина; привыкаю; всё время об этом думаю.

Страшно, что нет Володика. Мало осталось кого любить.

4.4.1931. Как это я сумела почти не знать Салтыкова-Щедрина?! Блестящий гиперболист, похож на Володю.

6.4.1931. Осик правильно говорит, что всё поддающееся вычислению много проще философии и литературы.

Очень много думаю. У меня на все всегда вырабатывается своя точка зрения. Если бы не такое отсутствие памяти!

15.4.1931. Прочла Маркса «Гражданская война во Франции в 1871 г.». Кончила «Государство и революция».

В 10-м номере литпоста Колино письмо, ответ на Бонч-Бруевича с идиотской заметкой от редакции.

Не пошла на вечер в комакадемии и отчитывала А. по телефону за Бонча минут 15, как только умела. Долго будет помнить. Жулики!

Говорят, Луначарский выступил блестяще, а остальные совсем тускло.

Вася нашел в архиве Гиза Володину ненапечатанную книгу о франц. живописи.

Ося сегодня пошел на службу в Мол. Гвардию.

17.4.1931. Соскучилась по Володиной горячности, по беспокойству, постоянной заботе.

Нашлись Володины три теревсатовские[129] пьески. Думала, совсем пропали.

18.4.1931. Вчера на вечере в Фоспе Семка покрыл докладчика. Звонили из Фоспа советоваться. Один из оппонентов кричал, что Асеев, после стихов в Литгазете, и Кирсанов, после этого выступления поставили себя вне поэзии, на что Семка ответил — если так, то поэзия вне себя.

21.4.1931. Люд.[мила] Влад.[имировна] отказалась выступать на вечере воспоминаний вместе с Ермиловым.

Неизвестно как быть с кабинетом при комакадемии. Никто не звонит.

22.4.1931. Коля говорил, что есть уже бумажка о переименовании Триумфальной пл. в пл. Маяковского.

Семка мечтает о Рефовском сборнике.

24.4.1931. Вчера вечером сожгла столько любовных писем, что сегодня утром Ося удивился отчего в ванной колонка горячая.

25.4.1931. Москва-река вот-вот выльется. Летают и плавают чайки.

Без конца все работаем за Володю.

Козлинскому в шутку рассказали, что Коле будто бы предложили лететь на луну на выдуманной американцами ракете. Козлинский повернулся к жене и сказал завистливо: вот видишь, Леночка, я всегда говорил, что Денисовский умеет устраиваться!

4.5.1931. Была на первомайском параде на Красной площади. Расплакалась там о Володике, когда все оркестры заиграли интернационал. Осик пишет для Жемчужного сценарий «Кем быть» и ходит в Мол. Гвардию.

О. М. Брику в Москву (Свердловск, 23 мая 1931)

Милый мой любимый сладенький самый лучший на свете Кислит!

Хотя утром говорила с тобой по телефону, но сейчас уже соскучилась и потому пишу тебе письмо.

Ехали мы хорошо, но очень пыльно. В ресторане ели рябчиков, жареные грибы и свежие огурцы. Дорого немыслимо! Например за рябчика, бифштекс, порцию грибов, бутылку нарзана и сотню папирос «Норд», мы заплатили 29 рублей! За одни папиросы — 15 р. Читали lauter[130] Сенкевича, Страшно много спали. Опоздали все-таки на три часа.

Виталия прикрепили к очень хорошему распределителю и с едой теперь совсем просто.

Вчера в час дня уехали за 12 километров и отпустили машину. Взяли с собой два пледа, подушку, чемодан с едой и питьем и до 6-ти часов (в 6 ч. приехала за нами машина) провалялись под огромным кустом цветущей черемухи. Виталий разжег костер, и не было ни единой мошки. Мы кипятили воду в банке из-под консервного компота и пили горячий чай — ничего вкуснее не пила в жизни!

Снимались во всех видах — вместе и врозь.

В Казань поедем, должно быть, 27-го. Хочу непременно кончить там книжку. Хочу приготовить ее для печати (!), переменивши большинство имен и фамилий. Дам тебе прочесть целиком и самому, и ты тогда скажешь, не стыдно ли ее печатать.

Ослит, спроси у Нины Владимировны,[131] что, кому и куда должен написать Виталий, чтобы получить квартиру у них в доме. Она говорит, что это возможно и что там частые перемещения. По-моему там очень хорошо было бы жить. И ты как думаешь? По-моему лучше, чем в новом доме.

В Казани буду лежать в гамаке и писать книжку, хотя она мне кажется уже неинтересной и глупой.