Глаза ребёнка - Ричард Паттерсон

— Я должен связаться со своим адвокатом, — обратился он к Монку.

Тот только пожал плечами. Паже подошел к висевшему на бетонной стене телефону и набрал номер Кэролайн. Нет ответа; только записанный на пленку голос Кэролайн, утонченный и слегка суховатый, умоляющий оставить сообщение для нее.

— Это Крис, — сообщил Паже. — Я в окружной тюрьме. Мне нужна камера особого режима.

Когда он повернулся, Монк протянул ему оранжевый комбинезон заключенного.

— Мне нужна отдельная камера, — сказал Паже.

Монк сунул комбинезон ему в руки.

— Оденьте это, — буркнул он.

— Послушайте… — начал было Крис, и тут зазвонил телефон.

— Это вас, — обращаясь к Монку, сказал помощник шерифа.

Монк взял трубку. С минуту он молча слушал, потом произнес несколько отрывистых фраз и повернулся к Паже.

— Оденьте, — повторил он.

Паже послушно натянул комбинезон. Помощник сложил его вещи в мешок и отнес в камеру хранения.

— Ну все, — произнес инспектор, — идемте.

Затем Паже очутился перед зарешеченной дверью, ведущей в окружную тюрьму; по обе стороны от него стояли Монк и тот заместитель шерифа, который обыскивал его, когда он разделся. Сквозь прутья решетки был виден тянувшийся метров на шестьдесят проход между двумя рядами камер; перед камерами, откуда раздавались крики заключенных, стояли надзиратели из службы шерифа. Лампы горели отвратительным желтым светом.

Раздался звонок, и дверь открылась. Монк пропустил Паже первым. Он услышал, как дверь за ним захлопнулась: послышался какой-то шепот, потом лязгнул замок.

Паже охватил страх; в то же время чувства его были обострены до предела. Он ощущал себя куском мяса, брошенным на конвейер, который неумолимо увлекал его в недра системы правосудия, и не было никакой силы, чтобы заставить этот конвейер остановиться. По обе стороны от него тянулись камеры, полные шального вонючего сброда — черномазые по левую руку, латиносы и азиаты — по правую; их содержали отдельно, чтобы избежать драк. Пройдя несколько шагов, он увидел камеры для душевнобольных, к которым были прикреплены санитары; услышал бессвязное бормотание и увидел обращенные на него пустые взгляды людей, пребывавших, казалось, в кататоническом ступоре. На полу блеснула лужа мочи.

— Куда мы направляемся? — спросил Паже.

Монк остановился.

— За покупками, — буркнул он. — Вы должны выбрать пятерых, которые внешне смахивали бы на вас. Хотя здесь едва ли наберется такое количество.

Паже в изумлении обернулся.

— Вы что, собираетесь провести опознание?

Монк кивнул.

— Выбирайте. Разумеется, это должны быть добровольцы.

«Думай», — приказал себе Паже.

Они не спеша подошли к очередной, отделенной прутьями, общей камере. Одни обитатели взирали на него с нескрываемой враждебностью, скукой или любопытством; другие дико орали, словно только что отловленные питомцы для какого-нибудь зверинца. Из толпы выступил бородатый латинос с изрытым оспинами лицом и морской татуировкой на теле; прижавшись вплотную к прутьям.

— Иди сюда, моя куколка. Я тебя жду не дождусь, — нежно заворковал он, при этом непристойно дергаясь.

Стараясь не смотреть на эту образину, Паже заглянул внутрь камеры. Там было человек двадцать: они ходили или валялись на койках; ни один из них не принадлежал к белой расе.

— Великолепный материал, — пробормотал Паже. — Кто бы ни был ваш свидетель, он все же должен отличить белого от черного.

Монк в ответ только хмыкнул, то ли соглашаясь, то ли выражая свое неодобрение.

— Пойдем дальше, — промолвил он.

Они подошли к следующей камере.

Там, растянувшись на койке, лежал смуглый парень с рыжеватыми волосами; на вид ему было лет двадцать. Когда Паже указал на него, он лишь пожал плечами, все своим видом давая понять, что ему смертельно скучно — так что почему бы и нет. Заместитель шерифа открыл камеру и жестом предложил ему выйти.

Добровольцев прибавлялось. Сухощавый бородач-шатен. Угрюмый человек примерно одного с Кристофером возраста и подходящий по росту. Коротышка с темными волосами, но зато с голубыми глазами. Они угрюмо тащились вслед за Паже и полицейскими, прикидывая, что бы это могло значить. Никто не произносил ни звука; ни у одного из них кожа не была такой светлой, как у Паже.

Проходя мимо последней камеры, Паже остановился, увидев белого заключенного.

Этот человек выглядел моложе, ему можно было дать лет тридцать пять, и волосы у него чуть больше, чем у Паже, отдавали в рыжину. Но он был одного с Крисом роста, имел такую же светлую кожу и голубые глаза. Они разглядывали друг друга сквозь разделявшие их стальные прутья.

Паже молча кивнул заключенному. Тот не спеша подошел к решетке.

— В чем дело? — спросил он с едва заметным южным акцентом.

— Я хочу, чтобы вы участвовали в процедуре опознания, — сказал Паже.

— Зачем мне это надо? — пожав плечами, проронил тот.

Паже кивнул в сторону остальных добровольцев и произнес:

— Дружище, ты мой единственный шанс выбраться отсюда.

Заключенный, прищурившись, бегло оглядел остальных, и по его скептическому выражению было понятно, что ни один из них и близко не напоминает Паже.

— Хорошо, — согласился он и протянул через прутья решетки руку. — Меня зовут Рэй.

— Крис, — ответил Паже и пожал его руку, которая на ощупь оказалась холодной и влажной. Больше говорить им было не о чем.

Рэя вывели из камеры.

Паже, а вслед за ним пятеро отобранных им заключенных проследовали по коридору назад к выходу; Монк держался сбоку, замыкал процессию заместитель шерифа. Двери отворились; в сопровождении двух охранников они проследовали по какому-то коридору, потом еще по одному и наконец оказались в забранном решеткой закутке, из которого вела металлическая дверь.

— Надеюсь, за этой дверью меня ждет мой адвокат, — сказал Кристофер, обращаясь к Монку.

Дверь открылась, и Паже вошел вместе с остальными. Они очутились на сцене какой-то аудитории, Сама сцена была освещена, в зале же царил полумрак. Вглядываясь в темноту, Крис мог различить какие-то тени, оттуда раздавались приглушенные голоса, однако самих людей он не видел.

— Кристофер, — услышал он голос из зала, — я здесь.

Паже молча кивнул. Тот факт, что Кэролайн обратилась к нему по имени, означал, что по каким-то причинам свидетель еще не прибыл.

— Так, — произнес Монк. — Теперь построились.

Все шестеро встали в одну линию. Монк раздал каждому карточку с номером; Рэй получил номер 3, Паже — номер 5. Взоры всех шестерых устремились в темное пространство перед ними.

Вспыхнула фотовспышка. Паже непроизвольно моргнул: это делали снимок процедуры опознания для суда. Затем темноту прорезали новые вспышки: теперь каждого участника снимали по отдельности.

Повисла тишина; потом со стороны тех, кто наблюдал за ними из темноты, возник какой-то шорох. Паже почувствовал, как накалилась атмосфера, — видимо, в зал только что привели свидетеля.

Там во мраке чей-то голос сухо и формально зачитывал: «Лица, обвиняемого в преступлении, здесь может и не быть. Вы можете не называть никого. Не следует выбирать кого-то ради того, чтобы угодить нам. Прежде чем назвать кого-то, убедитесь…»

Оттуда из темноты их пристально разглядывал свидетель.

— Номер первый, — произнес тот же официальный голос.

Вперед выступил темноволосый коротышка.

Тишина, потом слабый шепот.

— Хорошо, — произнес голос. — Номер второй.

Снова тишина, шепот и отбой.

— Номер третий.

Рэй сделал шаг вперед. Он стоял, распрямив плечи и напряженно вглядываясь в темноту.

— Повернуться направо, — скомандовал голос.

Рэй повиновался; Паже судорожно сжал в руке свой номер.

— Налево.

Рэй снова повернулся. Паже начал считать секунды. Когда он дошел до двадцати одного, тот же голос произнес:

— Встать в строй. Следующий номер четвертый.

Четвертого отмели сразу.

— Номер пятый, — сквозь шум в ушах услышал Паже.

Он вышел вперед.

Он вперил взгляд во тьму, почти физически ощущая присутствие там невидимого свидетеля. В зале воцарилось тягостное молчание.

— Повернуться направо, — прозвучала команда.

Приглушенные голоса в темноте; наконец на тридцатой секунде — новая команда:

— Повернуться налево.

У Паже увлажнились ладони. Он больше не считал, но ему показалось, что прошла вечность, прежде чем услышал:

— Встать в строй.

Номер шестой не отнял много времени.

Шесть человек стояли на сцене, обратив взоры к невидимой аудитории.

— Можно вернуться к номеру третьему? — Это был уже другой голос.

Женский — низкий и чуть хриплый. Паже впервые слышал его.