Самурай из Киото - Михаил Белозеров

– Ну тогда почему ты сидишь, как больной?!

– Я хочу домой! Пожрать охота мамкиных муругай.

«Опять двадцать пять! – подумал Натабура. – Наму Амида буцу! Как ему объяснить, что его деревни нет? Что идти некуда? – Натабуре почему-то вовсе не хотелось воспользоваться знаком Мус, словно чувства с этой стороны у него притупились. – Будь что будет». На самом деле он всего лишь незаметно перешел в такое состояние, при котором, что бы он ни делал, у него все выходило, словно он сам влиял на события и окружающий мир.

– Будда терпит лишь до трех раз, – сказал он, намекая, что Язаки достаточно начудил.

– Скоро будет светать, – напомнила Юка из сада, поглядывая в глубину зала с плохо скрываемой тревогой.

То там, то здесь, все ближе и ближе мелькали огоньки ищеек-карабидов, которые, не испугавшись ночи, шарили по городу. Слышались голоса и лай собак. Но странное дело, ни одна из них не шла к дому Юки, словно чувствуя присутствие крылатого тэнгу.

– Ты уверен? – терпеливо спросил Натабура, устраивая за спиной кусанаги, а на груди годзуку, который замурлыкал, и знак Удзи-но-Оса.

– Конечно! – радостно воскликнул Язаки в надежде, что теперь-то они наверняка повернут прочь от дурацкого города со странным названием Думкидаё.

– Нет, мне кажется, что ты меня разыгрываешь. – Натабура бросил взгляд в сторону реки, где в полной темноте притаилась черная Карамора. Ему тоже не хотелось идти. Он бы с удовольствием поспал до рассвета. Но дела были поважнее. – Ладно, как хочешь, – равнодушно произнес он. – Афра, пошли!

Щенок прекратил жевать палку, взглянул на него ясными, как у оленя, глазами с голубоватой поволокой, вскочил и был готов бежать куда угодно и зачем угодно. Хозяин зовет! Это больше, чем радость, больше, чем мозговая косточка, это… это… В общем, жизнь прекрасна, когда ты любишь хозяина, а он любит тебя! Он с обожанием глядел на Натабуру. Натабура щелкнул его по мокрому носу.

– Точно?.. – с опаской спросил Язаки, отступая к выходу спиной. Его щека болезненно дернулась. Он ни разу не видел, чтобы Натабура отказывался от задуманного. Здесь крылся подвох, но Язаки не знал еще какой.

– Конечно, – как можно более равнодушно произнес Натабура. – Иди домой. Отсюда недалеко. За город, по дороге.

– Спасибо… – робко, как эхо, отозвался Язаки, глядя на него крайне недоверчиво.

Он еще не представлял, куда пойдет и что будет делать один. Он даже не думал, что останется один. Ему просто хотелось бежать подальше. Ноги сами несли его в противоположную сторону от замка Карамора.

Кажется, Юка все поняла. Она следила за ними внимательным взглядом.

– Топай, топай, не оборачивайся.

Они вместе с Афра вышли из зала следом. «В дружбе тоже есть границы. Однажды ты их перешагиваешь, чтобы сделать доброе дело, – думал Натабура. – Если я сейчас не сделаю доброе дело, то все пропадет. Я буду казнить себя всю жизнь, и Боги не поймут меня».

– Он боится идти с нами, – догадалась Юка. – Он помнит боль.

«Он делает глупость», – хотел сказать Натабура, но промолчал.

Со стороны реки, за два квартала отсюда, бесшумно крались карабиды. А над головами давно мелькали их летучие отряды. Но, недолетая, отклонялись вправо или влево. Юка могла только предполагать, что это все еще действует «колотушка» дайкуку. Все чувства Натабуры обострились. Он видел как кошка и чуял как медведь, за десять ри. Пахло ядовитыми цветами белого дерева такубусума, которые карабиды очень любили.

– Стой! – Натабуре еще не приходилось делать гофу, он только видел, как его применяет учитель Акинобу. Да и жаль было Язаки. Одно дело применять гофу по отношению к врагу, другое – к другу. «Да опомнись, опомнись! – хотелось закричать ему. – Я тебе ничего плохого не сделаю».

Язаки вдруг побежал – глупо и безнадежно, путаясь в деревьях и кустах. На звуки, которые он производил, тотчас среагировали карабиды – они тоже отлично слышали. Цепочка огней в темноте поменяла направление и потянулась в сторону дома Юки. Их хорошо было видно на покатых склонах окрестных холмов.

Натабура догнал друга в три прыжка и дунул ему в лицо прежде, чем тот закричал. Вынул душу и сжал ее в кулаке, чтобы она не дай Бог не превратилась в чистый дух. Кими мо, ками дзо! Язаки уснул еще до того, как коснулся щекой земли. Натабура взвалил его на плечо и потащил к дому. Теперь он не сомневался ни капли. Эх ты, думал он, эх ты… Ему было жаль глупого Язаки, у которого помутился разум. Наверное, это было следствием пребывания в пыточной башне.

Юка уже была готова. Она подхватила колчан, в который они спрятали Карту Мира. Для маскировки Натабура оставил три стрелы. Афра весело путался под ногами. Луна наконец выглянула из-за туч, чтобы посмотреть, как они скрываются в овраге, противоположном ближайшему склону холма. Через десять кокой карабиды вошли в дом Юки и тупо все обыскали. Собаки пугливо жались к ногам карабидов, чувствуя запах Афра. Потом они осмелели и стали слегка повизгивать и тянуть вслед за беглецами. Правда, делали это настолько робко, что карабиды их не поняли. Капитан Аюгаи лишь формально выполнял приказ Субэоса. Он давно все для себя решил: история сделала еще один зигзаг, осталось только наблюдать последствия. И хотя он знал, что вне гвардии карабидов он вряд ли проживет и сутки, ему почему-то не хотелось обнаружить беглецов. Поэтому он вздохнул с облегчением, когда ему доложили о том, что усадьба пуста, а собаки не взяли след. Слава Будде, подумал он. Слава Будде!

Харчевник Мурмакас устал ждать смерти. Он клевал носом и то и дело проваливался в теплый, вязкий сон, как в болото. Бороться не осталось сил. С детства он был большим соней и таким же, как Язаки, любителем поесть. В возрасте двух лет, чтобы он спал, ему стали давать чанго – пиво, поэтому он никогда не отличался худобой, а, напротив, рос упитанным и краснощеким, как наливное яблоко. Его судьба была предопределена заранее, и Боги не поскупились на толщину как его чресл, так и на то, что у нормального человека называется талией.

Некоторое время он еще слышал, как его главный помощник – управляющий Нагамас – обходил дом. «Скрип, скрип, – звучали его уверенные шаги. – Скрип, скрип». «Вот я вам! Вот я вам! Не спать! Не спать!» Иногда слышались тычки, подзатыльники и ругань, что только радовало слух Мурмакаса. Срок службы Нагамаса давно вышел. Он уже не умел летать. Плохо владел мечом. Да и из лука вряд ли выстрелил бы. Санэ его треснул посередине, а по краям покрылся глубокими царапинами. Но Нагамас был огромен и силен. Он доживал свой век в харчевне и был предан хозяину как никто иной. Однако из-за жадности Мурмакас платил ему только едой. Спал же Нагамас в кладовке на соломе.