Смерть в рассрочку - Борис Сопельняк

Вдруг рапсодия Глена Миллера оборвалась, и из динамика полилась величественная мелодия Гимна Советского Союза. Американцы тут же подтянулись и замерли по стойке «смирно». А русские недоуменно переглядывались, не понимая, что происходит.

— Дорогие друзья! — раздалось из динамика. — Дорогие наши союзники! Извините за оплошность. Мы не учли, что многие из вас почти с самого начала войны оторваны от Родины, и поставили пластинку, не объявив, что это — новый Гимн Советского Союза. Впервые он прозвучал по радио в ночь на первое января сорок четвертого года.

Толпа радостно загудела! Послышались крики с просьбой повторить!

— Хорошо, хорошо, — донеслось из динамика. — Учитывая необычность ситуации, мы идем на нарушение протокола и исполним гимн еще раз.

— Слова, слова… Запоминайте слова, — разнеслось в толпе. — Каждая шеренга по строчке!

И вот над небоскребами Нью-Йорка плывет величавая мелодия Гимна Советского Союза. Замерли четкие шеренги бывших пехотинцев, летчиков, танкистов, артиллеристов… Все собраны, подтянуты. Гордо вскинутые головы. Многие, не скрывая слез, плачут. При словах «Славься Отечество наше свободное, дружбы народов надежный оплот» стоящие в одном строю русские и узбеки, грузины и казахи, армяне и азербайджанцы, латыши и украинцы, туркмены и белорусы крепко взялись за руки! Эти люди, как никто в мире, знали, что на войне можно выжить только благодаря дружбе, что не попасть в крематорий фашистских концлагерей можно только благодаря дружбе, что вынести все нечеловеческие испытания, выпавшие на их долю, они смогли только благодаря дружбе.

Потом звучал американский гимн, и вчерашние солдаты, впервые ступившие на землю Америки, слушали его не шелохнувшись.

— А теперь один вопрос, — донеслось из динамика, — всего один вопрос, на который каждый из вас доложен ответить со всей ответственностью. На первый взгляд он прозвучит странно, но… Мы задаем его с одной-единственной целью: проверить, не затесался ли в ваши ряды какой-нибудь заяц.

Шеренги насторожились.

— Итак, мы просим поднять руки тех, кто считает себя гражданином Советского Союза.

Пауза — и взметнулся лес рук.

— А теперь пусть поднимут руки те, кто не считает себя подданным СССР.

Ни одной руки.

— Этого и следовало ожидать! А теперь минутку внимания. За воротами — три колонны машин. Одна пойдет в лагерь Форт Дикс — это в штате Нью-Джерси; другая — в Винчестер, штат Вирджиния; и третья — в Руперт, штат Айдахо. Списки у командиров колонн. Счастливого пути!

Грянула музыка, и пленные потянулись к машинам. Люди пели, смеялись, обнимались, обменивались рукопожатиями с американцами… Вот ушла первая колонна крытых «студебеккеров». Растаял дымок за второй. Исчез последний грузовик третьей. И — тишина, будто не было нескольких тысяч русских солдат, будто не совершилось по отношению к ним величайшее предательство, для многих из них означавшее смерть.

США. Вашингтон. Посольство Советского Союза в Соединенных Штатах Америки.

Сидя в кресле и время от времени поглядывая на портрет Сталина, посол СССР в США Андрей Громыко диктует стенографисту:

— «Государственному секретарю Эдварду Стеттиниусу! Нам стало известно, что за несколько месяцев, прошедших со дня высадки во Франции, американские войска освободили из немецких концлагерей 28 тысяч советских военнопленных. Многие из них содержатся в наскоро организованных лагерях на территории Англии и Франции, где им оказывается необходимая медицинская помощь.

В то же время вызывает крайнее недоумение, что немалое количество русских военнопленных переправляется непосредственно в Америку. Объяснение, что это делается для их же блага, что морской путь из Англии в Мурманск крайне опасен, что разумнее переправить их в Америку, а затем через Тихий океан, где, кстати, тоже идут боевые действия, не выдерживает никакой критики. Вам, несомненно, известно, что 7 ноября в Мурманск прибыл первый транспорт с русскими пленными, отправленными из Ливерпуля.

Советское правительство решительно настаивает на том, чтобы все граждане СССР, освобожденные войсками союзников, были бы немедленно отправлены на Родину».

Громыко посмотрел на портрет Сталина, подумал и спросил стенографиста:

— Не жестко? Не слишком категорично?

— Я бы, если не возражаете, вместо «немедленно» предложил бы «в самое ближайшее время».

— Хорошо, — кивнул Громыко. — Разумно. А теперь последний абзац.

«Разделяя Вашу озабоченность судьбой американских военнопленных, освобожденных Красной Армией на территории стран Восточной Европы, заверяю Вас, что им будет оказана необходимая медицинская и другая помощь. Что касается их возвращения на Родину, то этот вопрос подлежит самому внимательному изучению. Нам кажется, что в данный момент не следовало бы рисковать жизнью этих людей, так как на всех путях их возможного возвращения домой ведутся активные боевые действия. Искренне Ваш.

Посол СССР в США Андрей Громыко». США. Вашингтон. Кабинет Государственного секретаря США Эдварда Стеттиниуса.

— Письмо, как видите, довольно жесткое. И с весьма прозрачными намеками, — говорит он собравшимся на совещание. — Генерал Брайэн, ваше мнение?

— Если позволите, не столько мое, сколько Военной полиции, помощником директора которой я пока что являюсь.

— Разумеется, — кивнул Стеттиниус.

— Последние строки письма я бы рассматривал не как намек, а как ультиматум. Думаю, что наших парней не заполучить, пока не отдадим всех русских.

— Всех? — вскинул брови Генеральный прокурор Роберт Джексон. — Вы хоть понимаете, что это незаконно, что мы нарушаем краеугольные положения иммиграционных законов о депортации, а также договор о выдаче иностранных граждан?!

— А голосование в порту! Ведь это же факт: все, как один, признали себя гражданами СССР, — заметил генерал Брайэн. — Несмотря на то, что многие из них были взяты в плен в немецкой форме!

— Генера-ал, — поморщился Джексон. — Это не по-мужски. Нельзя так беззастенчиво использовать правовую неграмотность этих несчастных людей. Они совсем не знают наших законов, а мы с вами знаем и хорошо представляем, какими могут быть последствия этого голосования.

— Знаем, — стушевался генерал.

— Есть еще один вопрос, — продолжал Джексон. — Ответ на него может иметь серьезные последствия, причем не для кого-то лично, а для правительства Соединенных Штатов Америки. Да-да! — повысил он голос. — Заявляю об этом со всей ответственностью. Убежден, что ни избиратели, ни политические противники, ни мировое общественное мнение не простят нам такого грубого нарушения Женевской конвенции.

— Точнее! — попросил Стеттиниус.

— Как известно, в свое время, то есть в 1929 году, Советский Союз отказался подписать Женевскую конвенцию о военнопленных. Как же мы можем передавать военнопленных стране, которая не связана конвенцией?!

— Вы правы, — задумчиво потер подбородок Стеттиниус. — Но вот что мне пишет начальник штаба президента Рузвельта адмирал Леги. «Поскольку Военное министерство и министерство иностранных дел Великобритании пришли к решению о возвращении советским властям всех без исключения советских граждан, для правительства Соединенных Штатов было бы нецелесообразно предлагать советскому правительству какое-либо иное решение в отношении лиц данной категории». Вы понимаете, что это мнение не только и не столько адмирала… Поэтому я склонен согласиться с его предложением и ставлю на обсуждение следующую формулировку меморандума нашего совещания, — лукаво прищурился он. — «Политика Соединенных Штатов в этом вопросе заключается в том, что все те, кто объявляет себя советским гражданином, должны быть переданы советскому правительству вне зависимости от их желания».

— Прекрасно! — вскочил Брайэн. — Сегодня же издам приказ, чтобы мои парни спрашивали русских прежде всего о том, считают ли они себя советскими гражданами. Если «да», им придется отправиться в Россию; если «нет», останутся у нас.

— Иначе говоря, если парень достаточно умен, он скажет: «Я немец» или «Я поляк», — усмехнулся Джексон. — Недурно! Но… надо сделать так, чтобы об этих нюансах узнали все русские. Короче, необходимо организовать утечку информации.

— За этим дело не станет, — ухмыльнулся Брайэн.

— Я рад, что мы поняли друг друга, — поднялся Стеттиниус. — Но прошу помнить: мы затеяли опасную игру. Противник, вернее, партнер у нас очень жесткий. Наш сотрудник Мелби, оказавшийся 7 ноября в Мурманске, видел, как всех русских, которые были на «Скифии», прямо на причале окружили автоматчики и загнали в лагерь. Больше об этих людях никто ничего не слышал. Поэтому прежде чем выдавать кого-либо Советскому Союзу, мы должны убедиться, что выдаем его не для казни или наказания.