Евгений, Джек, Женечка (СИ) - Горышина Ольга

Джек развернул меня к себе, и я рухнула ему на грудь. И не смогла уже оторвать носа от футболки, потому что на голову и лопатки легли его большие и тёплые руки.

— Ну, блин… Нашла из-за чего реветь! Ты же знала, что в итоге так будет… Знала…

И ещё я знала, что он обязательно меня поцелует, и зажмурилась. А когда открыла глаза, увидела на пороге сына. Джек стоял к дверям спиной и поэтому не убрал от меня рук, но я сумела увернуться от очередного поцелуя, хотя все равно было поздно.

— Ясь, ну что ты в самом деле…

Да, что я… Я во все глаза смотрела на Ярослава. Вернее, уже на его спину. Джек, видимо, заботливо смазал все петли, и когда обернулся, увидел уже закрытую дверь.

— Куда ты?

Я с трудом не бросила ему в лицо «Пусти, дурак!». Не бросила. С трудом. Но вырвалась и хлопнула дверью у него перед самым носом, хоть и не обернулась.

— Ярик! Ярослав!

Тот тоже не обернулся. Даже быстрее скакнул к калитке, и я лишь чудом не получила по носу увесистым куском рифлёного железа.

— Ярик!

Мой голос перекрыл визг тормозов и шелест гравия. На секунду я замерла. А во вторую передо мной вырос Джек. Спиной! Он вытащил моего сына из канавы, в которую Ярик с криком отпрыгнул после столкновения с мопедом.

— Стоять можешь? — спросил Джек у Ярослава, хотя, кажется, сам стоять не мог, потому что держался за руль чертова мопеда.

Я как-то стояла, ещё и посреди дорожки, так и не дойдя до угла, где произошло столкновение. Куда Ярослав бежал, я не знала… Но важен ли конечный пункт, когда сын бежал от меня и от увиденного в доме.

Наконец побежала и я. Схватила Ярослава за плечи, но не увидела его глаз. Он смотрел на ногу, и я схватилась за нее раньше, чем несчастной коленки коснулись его руки. Ярослав снова вскрикнул, но повалился не на кусты, росшие подле забора, а на меня.

— Что с ногой?

— Больно, — только и ответил сын.

Я обернулась к Джеку попросить отнести Ярослава в дом, но тот был занят перетягиванием каната. Да-да, мопеда…

— Одно из двух: я забираю мопед, и вечером за ним приходит твой отец… Или вызываю гайцев, и ты сам разбираешься с законом…

После этих слов Сомов вырвал мопед.

— Идти можешь? — спросил уже у Ярослава.

Тот стиснул губы и пробурчал, что «да». Вернее, выплюнул это «да» вопрошающему в лицо. Я понимала, что если бы не нога, Ярослав оттолкнул бы и меня.

— Вы не имеете права! — это уже кричал владелец мопеда.

— Ты сейчас свои права и обязанности узнаешь… Я принесу тебе правила дорожного движения. Ознакомишься, пока отца ждёшь. Шаг назад, или я вызываю полицию, и тогда ты узнаешь, что бывает за вождение без прав и сбитого человека.

Голос Джека дрожал. Я зажмурилась и подтолкнула сына из травы на дорожку. Ярослав сильнее стиснул губы, поджал ногу и запрыгал кузнечиком, с каждым новым прыжком морщась все сильнее и сильнее. Джек шёл следом, не оборачиваясь на матерные угрозы, летевшие ему в спину. Женечка стояла у калитки в качестве швейцара, а мы о ней вообще забыли…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Тебе больно? — спросила она брата, хотя больно было нам всем.

— Нет, не больно, — простонал тот и решился отойти от меня, но тут же привалился обратно к моему плечу.

Джек запер калитку и прислонил мопед к бочке.

— Нога цела? — шагнул он к нам.

— Не знаю, — простонал Ярослав и попытался вырваться из цепких рук Джека, которые оторвали его от меня и от земли. — Я сам!

— Тихо! — рявкнул Джек, и Ярослав сник, но постарался удержать щеку подальше от плеча своего похитителя.

Джек внёс его на веранду и усадил в кресло, а потом опустился на колени, чтобы снять кеды и ощупать ногу. Ярослав морщился и пищал, но я понимала, что уже больше от обиды, замешанной на унижении, чем от самой боли.

— Жить будешь. Сиди. Сейчас из аптечки лёд принесу.

И шагнул в дом. Ключи от машины Джек уже по-хозяйски повесил на ключ.

— Как так получилось? — спросила я сына, удерживая за руку дочь.

— Я его не видел, — буркнул Ярослав и отвернулся.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— И не слышал?

Сын отвернулся. Мое сердце сжалось в шарик пережеванной жевательной резинки. Он видел и слышал совсем другое. И именно это ошарашило и сбило его с ног, а не мопед.

Мы оба молчали. Тараторила только Женечка, пытаясь жалеть брата. Джек принёс компресс.

— Ты знаешь этого парня? — спросила я его в спину.

— Я знаю мопед. Видел пару раз у его отца. Они из нового садоводства. Похоже, что взял без спроса. Ну, так легче? — спросил уже у Ярослава.

Тот молча кивнул.

— Тогда сам держи!

И отошёл от ребёнка ко мне.

— Ну чего стоишь? Ничего интересного тут нет. Иди лучше качели проверяй! Да, Жень?

И он протянул Женечке руку, но у качелей все же обернулся ко мне.

— Считаешь, я должен вызвать ментов? Я вызову…

— А что ему будет?

— Ну… Детская комната милиции… Больше ничего нельзя по закону. Ну, если ты, как мать, заявишь.

— А ты не хочешь, чтобы я заявляла?

Глаза в глаза. И немота…

— Ремня ему надо. Вот что… — пробормотал Джек себе под нос и подсадил мою дочь в качели. — Ну… Взлетая выше ели, не ведая преград…

Но песню пришлось оборвать, потому что в калитку настойчиво постучали. Нет, забарабанили.

61. Дядя Женя

Крики за забором так и не слились в связную речь — а голоса Джека в этой какофонии я вообще не слышала. Да и ничего не слышала, кроме взбесившейся крови в ушах. Я смотрела на свои поджатые пальцы и перевёрнутый ремешок сандалии, в которую влезла на бегу.

— Женя, покачайся сама, только не спрыгивай… Пожалуйста.

«Пожалуйста» я добавила уже скорее для себя, но внутренний голос напрасно просил меня успокоиться. Куда там! Сердце только сильнее стучало в ушах. Я шла к веранде на негнущихся ногах и схватилась за балку, державшую навес над крыльцом.

— Как нога? Легче?

Ярослав не поднял на меня глаз, изучал полотенце, которым придерживал компресс.

— Нормально, — все же соизволил ответить он почти что через минуту полного игнора.

— Что тебе папа ещё написал? — не сошла я с крыльца. — Кроме как про билет.

— У меня телефона нет.

Так и не посмотрел на меня. Может, конечно, следил за моими ногами, когда я прошла в дом за его телефоном. Но отдавать аппарат не хотелось. Сейчас помогли бы объятия, но руки не поднимались, и я все же протянула сыну телефон. Только Ярослав не сразу схватил его — для начала осторожно переложил компресс в другую руку.

— Если не больно, то можно уже убрать…

Он не убрал, открывал телефон одной рукой.

— Ничего нет, — ответил, по-прежнему не глядя на меня.

— Просто билет прислал? Безо всяких объяснений? — говорила я почти что шёпотом, с трудом ворочая сухим языком.

— А что он должен был мне объяснить?

Теперь я увидела взгляд сына. Это был взгляд его отца.

— С кем ты там будешь?

— Бабушка приезжает с дачи.

Вот как… Смог, значит, уговорить мать. Когда я просила, Влад даже не попытался это сделать.

— Давай ты все же останешься со мной? До сентября.

Ярослав снова спрятал глаза. Как и я — все эмоции с лица. Сердце щемило от бессилия что-либо изменить.

— Не хочу… Сама приезжай.

Позвал в гости или плюнул в ноги — и не разберёшь.

— А я, может, и приеду. Мой перевод в Питер отменили.

На этих словах Ярослав поднял на меня глаза. Но ничего не спросил, если даже и хотел.

— Ярослав, нам нужно серьезно поговорить.

Продолжил смотреть молча.

— О дяде Жене.

— Не хочу о нем, — выплюнул сын уже мне в лицо.

— Ярик, нам нужно поговорить… — снова видела я его макушку. — Мы с папой боялись сказать тебе правду… Думали, не поймёшь… Мы с папой развелись. Я теперь замужем за дядей Женей, — выдала даже без секундной заминки и перестала дышать… Совсем.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ярослав вскинул голову и опустил. Снова. И я ушла — меня позвала его сестра. Послушалась — не стала спрыгивать сама, но качели сами по себе, без дяди Жени, ей быстро наскучили. А Сомов все не возвращался, хотя за воротами стало тихо. Может, и давно. Не знаю. Я взяла дочь за руку и пошла к сыну. Только на веранде его не нашла. Там остался лишь брошенный на столик компресс.