Евгений, Джек, Женечка (СИ) - Горышина Ольга

По лицу Рыкова пробежала тень.

— Проваливай! — повысила я голос. — У Сомова плохое настроение сегодня. И у меня тоже. Так что рожей сильно рискуешь, если я решу ему пожаловаться.

— Возгордилась, что ли? Думаешь, он тут по тебе двадцать лет убивался? Все ждал, когда тебе Москва надоест?

— Сейчас, кажется, убью тебя я! Без Женькиной помощи!

Я села в машину и захлопнула дверь. Идиотус Обыкновениус! Идиоту говори правду, все равно ж не поверит…

Завела машину и завела ее в ворота, но у ворот снова столкнулась с Рыковым. Нет, ну он точно решил вывести меня из себя!

— Сереженька, вали отсюда. Я сегодня тоже злая. Злее моей собаки. Сейчас позвоню, чтобы ее выпустили… И скажу волшебное слово «фас»!

И даже взяла с пассажирского кресла телефон, но не вызвала Ленин номер. В оповещениях высветилось новое корпоративное письмо. Матвеев, ты со мной только с адвокатом и тремя телохранителями теперь общаться будешь?

— Мама!

Женечка не дождалась меня в доме. И шнауцер снова выбежал с ней за компанию. Так что с их помощью я закрыла ворота и не услышала от Рыкова больше ни слова. Мужское самолюбие задето — так что ж, вынь и положь извинения за его несложившуюся жизнь? Ну да, легче на другого свалить все несчастья, чем расписаться в собственной глупости… Вот пусть не смеет обвинять меня в своих личных неудачах. Сам нехороший человек, редиска!

— Берька, достал уже!

Но лаять шнауцер не перестал. Все кидался и кидался на забор, хотя обидчика давно след простыл. Пришлось взяться за ошейник, но пес выкрутился. Сам побежал на веранду. Давай, давай! Маши ушами и виляй обрубком хвоста — сейчас приедет тот, кто и тебя к порядку приучит. Своему бывшему хозяину ты нафиг не сдался! Как и я… Еще один с обиженным мужским достоинством!

Я отпустила Лену. Вчера, узнав про залитую квартиру, чуть не предложила ей жалованье за все лето вперёд. Ангел уберег меня от неверного шага. Сейчас мне дорога каждая копейка. Залезать в карман к Джеку — последнее, что мне хочется делать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Ещё мне не хочется готовить ужин… Вообще и из полуфабрикатов в частности. Однако из свежего только овощи. Я их нарезала, а Женечка перекладывала в салатницу. Пару раз правда бегала наверх посмотреть в окошко, не едет ли дядя Женя. Сомов полностью завладел умом маленькой девочки — она вообще перестала спрашивать про папу. Нет, я не собираюсь приглашать ее папочку в гости. Матвеев последний, кого мне хочется видеть в этом доме. Я даже письмо не прочитала. Интересно, какими словами он просил эйчаровцев назначить в Питер кого-то другого, только не Матвееву, за которую так рьяно хлопотал меньше месяца назад. Подлец! Просто подлец!

Берька залаял раньше, чем я услышала шум мотора. Площадка возле дома большая, но я не думала, что на ней возможно припарковать две машины. Джек меня полностью заблокировал, чтобы не сбежала. Не только ж невесты стегают, но и жены… Иногда! На машине из Москвы в Петербург.

— Жень, не лезь! — сказал брат сестре, отталкивая от чужого Рава, у которого собирался открыть багажник. — Уйди! Это сюрприз!

Снова сюрприз? За что?

— Женя, ну кто тебя просил? — обратилась уже я и уже к Джеку, когда Ярослав попытался самостоятельно вытащить огромную коробку с песочницей.

Понятно, кто просил — ну вот какого фига? Или Сомов пытал моего сына, как подлизаться к моей дочери ещё больше?

— Мать, не мешайся!

Ну вот какого чёрта так со мной разговаривать? Чему ты, Сомов, ребёнка учишь?

— Только не смейте до ужина ее собирать!

— Без тебя разберёмся!

И Сомов даже подвинул меня плечом. А Женечка задвигалась сама — следом за ними вприпрыжку. Что ж, и мне пришлось идти на лужайку.

— Мы ещё качели на дерево купили, — заявил Ярослав, когда Сомов отошёл к сараю за инструментами.

— Мы? Или дядя Женя? Ярослав, это некрасиво… Я сама собиралась это купить.

— И мешок с песком тащить тоже сама собиралась? — услышала я за спиной голос мужа. Видимо, говорила я слишком громко для дачного двора. — Ты даже не знаешь, где тут строительный магазин и какой песок пригоден для детей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ну да… Ты все знаешь, я — ничего… — буркнула я уже себе под нос.

— Ну так это ж правда, Ясь…

Он даже хотел по-отечески приобнять меня за плечи, да вовремя убрал руки. До того, как Ярослав к нам обернулся. Женечка настаивала на песочнице прямо вот сейчас, и я поняла, что мой ужин плакал горькими слезами, как и я сама недавно.

Ярослав помогал разрезать картонную коробку, чтобы убрать в баню, и звонок застал его с ножом в руках.

— Пап, я не могу сейчас говорить. Я дяде Жене помогаю. Я тебе перезвоню.

Ну все, капец… Теперь Матвеев и из уст сына услышал ненавистное имя. Только не перезванивай мне, только не перезванивай!

60. Мопед

Влад не перезвонил ни мне, ни сыну. И Ярослав за работой так проголодался, что предпочёл сначала поесть, а потом уже поговорить и даже не прокомментировал мой скудный ужин. Женечка тоже уплетала все за обе щеки, но точно не потому, что было вкусно. После ужина у неё будут качели — и ни минутой раньше. Так сказал дядя Женя.

Да, раньше в моей семье было все гораздо проще, а теперь… Скажем так, веселее. Только веселье не бывает долгим. К счастью, я поела, потому что до чая дело у нас не дошло. Ярослав достал телефон и радостно объявил, что папочка прислал ему билет в Москву на… Воскресенье. Хорошо ещё не на субботу. Или вообще в сегодняшнюю ночь.

Спросить, с какого перепугу, я не смогла, потому что реально испугалась и попыталась молча проглотить горькие слюни. Это явно были слёзы, перепутавшие двери на выход. Зато сухими глазами поймала блестящий взгляд Джека. Но ничего сказать он не сумел или не успел, потому что Ярослав на радостях позвал его делать качели. Джек подскочил. Но во вторую секунду уже пришел в себя и напомнил моему сыну, что выходя из-за стола принято говорить «спасибо» и уносить свою тарелку. Ярослав перестал улыбаться, но больше пары секунд не смог удержать на лице похоронного выражения. Зато я резво переняла у него эстафетную палочку.

В дверях Джек все же задержался на лишнюю долю секунды, но так и не задал мне никакого вопроса. Я тоже не могла задать их Владу, потому что Женечка ещё доедала свой ужин: бедная так спешила во двор, что хватала руками то, что рассыпалось вокруг тарелки. У неё качели, и это вот такая неконтролируемая детская радость. Можно обзавидоваться! Позавидовать простоте ее мирка…

Я схватилась за телефон, но не нажала на три буквы «муж», а вызвала почтовую программу. В корпоративном письме говорилось, что за мной сохраняется место в московском офисе. И в качестве компенсации они повысят зарплату на пять процентов и оплатят обратный переезд. Никакого объяснение такому решению не было дано, но мне оно уже и не было нужно… Работать под одной крышей с Матвеевым я не стану. Так и написала, что по личным обстоятельствам не могу принять их предложение. Благодарность за ценный опыт и годы успешного сотрудничества вышла ещё корявее отказа. Хорошо ещё нужные буквы нажала трясущимися руками. И снова опустила телефон, не вызвав номера Матвеева.

На столе лежал забытый Ярославом айфон и, к моему стыду, только незнание пароля удержало меня от прочтения переписки сына с отцом. А эти знания были бы ох какими нелишними в сложившейся ситуации войны.

— Заценишь качели? — спросил возникший на пороге Сомов.

Я подняла на него глаза, пытаясь оценить время, на которое выпала из реальности. Не спросила, который час. И он не спросил, что у меня с глазами. Сама во всем призналась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Так что я теперь безработная, — закончила я свою тираду и отвернулась, испугавшись, что разревусь.

Господи, ну ведь ничего страшного не произошло… Почему же меня накрыло такой детской обидой… Почему…

— Ясь, это такие мелочи…