Осквернитель - Павел Корнев

Дотла выгоревшая за время схватки скверна обернулась усталостью, ноги и руки дрожали, в голове стоял звон. Но это нормально – когда тебя бьют по голове, такое в порядке вещей. Куда больше пугала неправильность ситуации сама по себе.

За последние годы я привык к определенному статусу, мне всегда было куда отступить, на кого положиться. А сейчас? Подручных вырезали, самого гонят, будто дикого зверя и всех перспектив – либо заживо сгнить в монастыре, либо сдохнуть на потеху толпе с петлей на шее.

Бесов праздник!

Я выругался, сообразил, что вслух разговариваю сам с собой, и замолчал. Уровень воды понемногу повышался и доходил теперь уже до середины бедра. В паре мест я проваливался по грудь, но продолжал брести, внимательно оглядывая стены в поисках знакомого прохода.

Канализация Акраи – это целый город: не зная ориентиров, по катакомбам можно бродить не один день, но зато и отыскать там человека под силу разве что армейской бригаде. Только вот скрываться внизу от преследования – последнее дело. Слишком сыро и холодно. Не отыщут, сам заживо сгниешь.

Некоторые и сгнивали. Заблудиться-то проще простого…

Но тут на глаза попалась сломанная решетка, и я с облегчением перевел дух. Начал подниматься по лестнице и быстро отступил к стене, заслышав чьи-то шаги. Пустое – вот уже мелькнул оранжевый отблеск, и, прежде чем удалось отыскать хоть какое-то укрытие, меня высветил яркий фонарь.

– Хмурый! – выдохнул я, разглядев поднявшего его над головой человека.

– Что случилось?! – охнул головорез.

– Надо убираться отсюда, – заковылял я к нему. – Нас накрыли. Идем!

– Но как?

– Зашли через катакомбы.

– Гадство! – выругался Хмурый и без неуместных сейчас расспросов поспешил вслед за мной.

Еще бы не поспешил! Пусть Акулья пасть тот еще гадюшник, но, если стражникам хватит ума блокировать ближайшие спуски в канализацию, наверх придется выбираться совсем уж окольными путями.

– Ты как здесь очутился? – обернулся я к головорезу.

– На пути из дворца местные перехватили, сказали, что дом обложили, – сообщил Хмурый. – Ждал-ждал вас на условном месте, не дождался и решил проверить.

– А местные не сказали, кто нас прижал? – спросил я тогда. – У штурмовиков какие-то банты фиолетовые на руках повязаны были. А кто такие – непонятно.

– Не фиолетовые, – поправил меня головорез, – пурпурные.

Пурпурные!

Щелк! И будто мозаика сложилась.

Драгарнские чернокнижники и Марк Бонифаций Тарнье, армейская разведка нашего закатного соседа и продажные стильгские вельможи, шпионаж и торговля дурманом с острова Дивный. А еще похищение проклятых клинков и таинственная ложа, в которую был вхож Карл Готье.

Рассыпанные фрагменты сложились воедино, и в голове всплыло имя герцога Арно, внучатого племянника его величества, бывшего предводителя канувшего в лету «Червонного клуба», создателя Пурпурной палаты.

Неужели именно герцог Арно заинтересован в появлении на свет Осквернителя? Но зачем ему это? Или его просто использует некий закулисный кукловод?

– Себастьян, стой! – придержал меня Хмурый, первым высунулся из лаза и огляделся. – Идем! – протянул он руку, помогая выбраться наружу.

Мы пересекли глухой замусоренный дворик, вышли в темный переулок, и головорез распахнул дверцу загнанной в подворотню кареты.

– Быстрее, Себастьян! – вновь поторопил головорез.

Я заскочил внутрь и с удивлением уставился на дожидавшегося там меня человека.

– Ты что здесь делаешь?!

– Фи, ну и воняет от тебя, рыжий, – скривился Джек Пратт и демонстративно зажал двумя пальчиками нос.

– Едем отсюда! – скомандовал Хмурый кучеру, и тут же меж домов прокатился короткий отзвук служебного свистка.

Головорез захлопнул дверцу и уселся рядом со мной; я стянул промокшие сапоги и принялся избавляться от грязной одежды.

– Что ты здесь делаешь? – вновь спросил у Джека и достал из дорожного ящика бутылку, на дне которой плескались остатки полынной настойки. Пить не стал, отдал ее приятелю и попросил: – Обработай порез.

– Да у тебя все затянулось уже, – ответил Пратт, но просьбу тем не менее выполнил, и спину обожгло огнем. – А здесь я, друг мой, рискую собственной задницей. И заметь – рискую только лишь из-за хорошего отношения к тебе.

– Ухо принес?

– Как я мог тебе отказать?

– Да кто тебя знает?

Я открыл ящик с запасной одеждой, натянул штаны и рубаху свободного покроя, а вместо сапог, в которых так и хлюпала вода, прочные солдатские ботинки с подбитыми железом мысками. Прополоскал настойкой рот, сплюнул в приоткрытую дверцу и спросил:

– Что происходит, Джек?

– Ты в заднице, Себастьян.

– А помимо этого?

– Ты в заднице, друг мой, – вздохнул Пратт и очень четко добавил: – В зад-ни-це! И это все, что должно тебя волновать.

– Поясни.

Джек откинулся на спинку и невесело усмехнулся:

– Ты теперь у нас государственный преступник, враг Короны. Задумал со свету его величество сжить. Верхушку столичной Стражи в полном составе отправили в отставку, остальным негласно объявили, что в случае твоей поимки старые грешки никому припоминать не будут. Так что половина стражников ищет тебя, чтобы выслужиться, а половина, чтобы прирезать по-тихому, пока не начал говорить. – И Пратт постучал ладонью по сиденью: – Эта карета, кстати, проходит по всем ориентировкам.

Я вопросительно глянул на Хмурого, тот кивнул.

– Честно говоря, мне бы и самому стоило тебя прирезать, – задумчиво протянул рыжий пройдоха, – но мы же друзья! Это святое!

– Джек, я тебя умоляю! – поморщился я. – Откуда этот похоронный тон? В Норвейме меня гонял Святой сыск, в Драгарне – ночная гвардия, про Ланс даже вспоминать не хочу, и тем не менее я сейчас здесь с тобой, а не с ними в Бездне.

– Тогда тебе было куда бежать.

– Мне и сейчас есть куда бежать, – ответил я и протянул руку: – Ухо.

Пратт вложил в мою ладонь серебряную шкатулку и спросил:

– И что дальше? Тебя возьмут на первом же посту!

– Вот уж не думаю, – усмехнулся я и выглянул в окошко: – Хмурый, едем на Третий канал.

Головорез высунулся из кареты и передал кучеру новое распоряжение.

– Что ты задумал, Себастьян? – удивился Джек.

– Увидишь.

Некоторое время спустя карета остановилась, я выбрался наружу и попросил Хмурого:

– Возьми дорожный сундук.

Подручный вытащил из-под сиденья мои пожитки, а Джек оглядел темную гладь канала и хмыкнул:

– Утопиться надумал?

– Не дождешься. – Велев кучеру избавиться от кареты, я зашагал к пришвартованным у гранитной набережной лодкам. – Акрая – город на каналах, Джек, – не оборачиваясь, пояснил приятелю. – Практически в любую ее точку можно попасть по воде, но мало кто принимает это в расчет.

– Хитро придумано, – раскусил Пратт мой замысел. – Нестандартно.

– И самое главное, один скурвившийся и посему ныне покойный человечек об этом запасном варианте ничего не знал.

– Думаешь, это Дега на катакомбы сыскарей навел? – спросил Хмурый, взгромоздив на плечо мой дорожный сундук.

– Больше некому.

Я спокойно прошел мимо будки ночного сторожа, отыскал нужную лодку и спрыгнул на покачнувшуюся под моим весом палубу. Принял у головореза сундук, и только тогда из кубрика выбрался заспанный мужичонка.

– А! Это вы, мастер Шило, – зевнул он и отложил багор. – Просыпайся, бездельник! – крикнул вниз, сонно почесывая пузо. – Куда плывем, мастер?

– Просто плывем. Куда-нибудь отсюда, куда – неважно, – ответил я и обернулся к оставшемуся на набережной Джеку: – Прыгай!

Пратт перебрался к нам, прошелся по лодке, приноравливаясь к легкой качке, и вдруг произнес:

– Насчет Клааса ты, скорее всего, неправ.

– Чего это?

– Существует единый план всех подземных ходов, ливневых канализаций и катакомб.

– И у Пурпурной палаты есть копия? – догадался я.

– Ну, разумеется! – фыркнул Джек. – У Пурпурной палаты, тайной службы, надзорной коллегии и Охранки.

– Занятно…

– Так куда плыть-то, мастер? – Мужичок уже успел умыться и отвязать лодку и теперь стоял на носу с длинным шестом в руках. Его напарник замер у другого борта.

– Тронулись понемногу, – вновь не ответил я ничего конкретного и раскрыл серебряную коробочку, внутри которой лежало отрезанное ухо.

Обычное на вид ухо, слегка ссохшееся и при этом совершенно не тронутое разложением.

Но это не святые мощи, совсем даже наоборот. Плоть бесноватого.

Проведя над ухом ладонью, я ощутил едва уловимое сопротивление скрученной в тончайшую нить Скверны, что протянулась через Бездну в какую-то неведомую даль.

Ставлю на кон последний грош – на другом ее конце окажется логово Марка.