О дарвинизме - Илья Ильич Мечников

Обратимся теперь к другому примеру. С незапамятных времен было известно врачам, что воспаление сопровождает множество самых разнообразных острых и хронических болезней. О сущности этого процесса созидались многочисленные теории, которые, однако же, держались недолго и сменялись новыми, тоже недолговечными. Теория Дарвина, легши в основу соображений относительно всевозможных жизненных явлений, оказала и тут услугу медицинской науке.

Так как при воспалении всегда наблюдается значительная краснота, обусловленная расширением кровеносных сосудов, то казалось, что последнее является главным фактором воспаления. Против этого говорило то, что расширение сосудов является очень часто, не повлекая за собою ни малейшего воспаления. С целью разъяснить это противоречие патологи пытались изучить воспалительный процесс в органах, лишенных сосудов или очень бедных ими. Таким образом, они сосредоточили свои исследования на роговой оболочке глаза. Но и тут оказалось, что воспаление этого органа сопровождается сильным расширением сосудов, окружающих роговую оболочку. Вследствие этого укрепилось убеждение, что воспаление вообще есть болезнь кровеносных сосудов, которые становятся дырявыми под влиянием болезненной причины.

Уверенность в том, что животное царство составляет как бы одну общую семью, соединенную узами кровного родства, — уверенность, основанная на теории Дарвина, дала ключ к пониманию воспаления. Исследование болезненных явлений у животных, вовсе лишенных кровеносных сосудов, показало, что и у них можно вызвать воспаление. Только в этом случае, разумеется, не происходит ни красноты ни расширения сосудов, так как их не существует; воспаление выражается образованием выпота, подобного тому, который происходит у человека при воспалении.

Исследование воспаления, перенесенное на почву сравнительной патологии, показало, что сущность этого явления состоит в реакции клеточных элементов против болезнетворной причины. Воспаление оказалось, таким образом, не проявлением болезни, как думали прежде, а, наоборот, выражением целебной силы организма. Представление это перевернуло отношение медицины к воспалению, и поэтому, вместо того чтобы мешать проявлению воспаления, врачебное искусство стало извлекать средства к усилению его, ради скорейшего исцеления. В настоящее время уже придумано несколько способов к увеличению воспалительного выпота, что оказалось очень полезным для устранения болезнетворного начала, вызывающего воспалительную реакцию.

Но если, с одной стороны, дарвинизм оказал большую услугу медицинской науке и практике, то, с другой стороны, не подлежит сомнению, что медицина не осталась в долгу перед дарвинизмом и принесла ему не малую пользу. Для пояснения этого остановимся на вопросе о наследственности, играющем столь важную роль в теории происхождения видов. В последнее время ученые, разрабатывающие эту теорию, занялись подробно изучением наследственности некоторых болезненных явлений, как, например, отклонением от нормального восприятия цветов. В этом отношении добыто уже несколько интересных выводов. Но еще важнее данные, которые были добыты медицинской наукой относительно унаследования приобретенных признаков.

В то время как прежде казалось само собою разумеющимся, что всякое изменение, претерпеваемое каким-нибудь органом при жизни, должно переходить и к потомству, теперь пришли к противоположному заключению. Главным образом под влиянием доводов Вейсмана принято, что приобретенные изменения не наследственны, как, например, обрезание и другие повреждения частей.

В то время, когда в науке об изменяемости видов происходили усиленные прения по этому вопросу, Пастером и его сотрудниками, Ру и Шамберланом, был найден среди болезнетворных бактерий очень типичный пример наследственности приобретенных признаков. Палочка сибирской язвы, выращенная в необычной для нее среде, теряет свойство производить споры. Эта особенность передается по наследству в неограниченном числе поколений, которые — и это особенно существенно — могут быть выращиваемы и при совершенно нормальных условиях. Таким образом, получается новая разновидность, которая отличается не только отсутствием спор, но еще и совершенно особенным действием на организм. Вместо того чтобы производить смертельную сибирскую язву, она, наоборот, предохраняет от нее. Все эти изменения являются в результате болезненного состояния сибиреязвенной палочки. Она превращается в предохранительную вакцину под влиянием отравления ядами (хромовой или карболовой кислотой) или же в том случае, когда она развивается при необычно для нее высокой температуре. Так как эти болезнетворные влияния действуют на элементы размножения (у бактерий всякая клеточка является таковым), то изменения их становятся наследственными и при развитии без прибавления ядов к среде и при обычной для них температуре.

В приведенном примере условия, руководящие изменяемостью признаков, и самый процесс этой изменяемости могут быть изучаемы несравненно точнее и лучше, чем у более высоко стоящих организмов. Вот почему можно думать, что бактериологии придется сыграть важную роль в вопросе о происхождении видов.

Недавно я посетил опытные плантации в окрестностях Парижа, в Медоне, разводимые Бларингемом с целью изучения изменяемости растений и происхождения новых разновидностей и видов. Подобно тому как это было уже замечено раньше и изучено особенно подробно де-Фризом, и у Бларингема стали появляться сразу новые признаки у разводимых им растений, между которыми особенно многочисленны различные злаки. Изменения особенно резкие появились на колосьях пшеницы и кукурузы, причем оказалось, что новые признаки способны передаваться по наследству.

Но, в то время как в науке установлено, что изменения могут появляться внезапно, и притом не только у домашних, но и у дико-растущих растений, она оказывается в неведении относительно причин подобной изменчивости. Для дальнейшего успеха учения о происхождении видов необходимо поэтому выяснить этот вопрос. Осматривая опытные поля Бларингема, я вынес впечатление, что и в изменениях высших растений бактерии или другие микроорганизмы могут сыграть важную роль. Ненормальные колосья злаков производят впечатление болезненно измененных органов, и поэтому совершенно естественно искать причину их в паразитизме каких-нибудь микроскопических существ. Когда измененные части растений зависят от паразитизма насекомых или других животных (аскарид, нематод), то эти изменения не передаются по наследству, а должны быть каждый раз производимы вновь. Не то по отношению к микроскопически малым или невидимым паразитам, которые могут; переходить из поколения в поколение. Таковы зеленые или бурые микроскопические водоросли (Zoochlorella и Zooxantella), которые переходят по наследству у животных, на которых они живут, и которые придают последним отличительные видовые признаки (например, у Paramecium bursaria).

В результате приведенных соображений я думаю, что ради успехов науки о происхождении видов, равно как и для пользы медицины, единение этих обеих отраслей знания представляется чрезвычайно существенным.

Севр, 6 ноября/24 октября

ПРАЗДНЕСТВО В ЧЕСТЬ ДАРВИНА В КЭМБРИДЖЕ

В конце июня (с 22 по 24) научные знаменитости всего мира собрались в очаровательном городе Кэмбридже для празднования столетия со дня рождения величайшего биолога XIX века (9 февраля 1809 г.), а также пятидесятилетия со дня опубликования его бессмертного труда «Происхождение видов путем естественного отбора». Присутствовало большинство знаменитых современных биологов и геологов всех стран. Приведем несколько имен: старый ботаник Hooker (Гукер), друг и консультант