Архитектура для начинающих (СИ) - "White_Light_"

— Виктор был моим учеником, но власть очень меняет людей, — сомневался Павел Юрьевич…

Диана Рудольфовна «возвращается» в кафе к Рите.

— Ольга очень интересная женщина, — передает собственное впечатление, мысленно удерживая перед глазами сформировавшийся образ.

— Она хорошо выглядит. У нее явно есть свой собственный стиль, вкус. В ней чувствуется скрытая, внутренняя сила, острый ум и не менее острый язык, — не глядя на мать, Рита внимательно слушает ее рассуждение вслух. — Она, несомненно, может увлечь, но… — Диана делает паузу, — она женщина.

Что она хотела услышать, открывая сейчас дочери эту «америку»?

Рита пожимает плечами.

— Я пыталась объяснить тебе, мам, и…. я не думаю, что это можно так сразу просто понять. Но мне и нужна только женщина.

Пока в паузе Диана Рудольфовна сверяется со своим «внутренним компасом», Рита с задумчивой улыбкой смотрит на дочь. Вообще, почему-то создается впечатление, что Соня с Дианой навещают Риту где-то в больнице или санатории.

— Миша тоже выглядит усталым, — негромко произносит Диана, так и не решив ничего о прозвучавшем выше.

Рита поворачивает голову, смотрит на мать.

— Его отец велел Луканину уволить меня и не иметь со мной никаких дел, — сложно определить по ее голосу ее же отношение к озвучиваемым фактам. — Грозит отозвать лицензию на рекламную деятельность, — снисходительность, скрытый вызов, что-то детское.

Некоторое время над столиком царит тишина, за исключением далекого Сонькиного смеха с эхом других ребячьих голосов.

— А ты не думала, что он тоже тебя любит? — решается Диана Рудольфовна.— Миша…

Рита вновь отводит взгляд.

— Почему тоже? — теперь ее голос звучит отстраненно. — Ольга, например, никогда не любила меня, нам просто хорошо было вместе.

— Прекрати! — в голосе матери слышится рассерженный зверь. — Вот распущенности я в тебе не потерплю! — она сверлит Риту взглядом Феликса Дзержинского.

Что-то в новой, тонкой улыбочке дочери ей особенно не нравится.

— А я никого не заставляю больше терпеть меня. И сама не стану, — отвечает свободная женщина.

Мафия из трех машин въезжает на территорию ансамбля зданий городской управы. Паркуется у одного из них. Местная охрана здоровается с Павлом Юрьевичем, косится на Золотарева и Кампински, пока трое движутся к общественной приемной.

— Я не могу вас пропустить, — отвечает официальная девушка на приветствие и прямой недвусмысленный вопрос «у себя ли Виктор Сергеевич?». За спиной секретарши мельтешат охрана и другие работники аппарата.

— И не нужно, — голосом душки деда мороза отвечает Павел Юрьевич. — Мы вас об этом не просим, а только спрашиваем, здесь ли наш градоначальник?

На помощь подчиненной приходит мужчина в штатском.

— А вы, гражданин, почему интересуетесь? — он не знаком Павлу Юрьевичу. Из чего можно предположить, что он не городчанин, или был двоечником и не смог поступить в политех.

— Моя фамилия Афанасьев. Меня давно возвели в чин бессменного ректора нашего института, — он протягивает руку ладонью вверх, вынуждая незнакомого мужчину к рукопожатию. — А ваше? …

— Полковник Рябич, — нехотя отвечает последний, но не сдается.  — Так с какой целью вы пытаетесь завладеть информацией…?

Павел Юрьевич разводит руками, словно приглашая полковника в гости и чуть вправо склоняет голову.

— С самой прямой, уважаемый вы наш товарищ Рябич. С целью встретиться с Виктором Сергеевичем в неформальной и непротокольной обстановке по очень важному для всех нас, городчан, делу.

— Вы как ректор должны понимать, на этот случай существует регламент, — силовик явно не желает сдавать позиции.

— Так мы и не спорим, — соглашается с ним профессор. Его взгляд удержать невозможно, и он уже проник через административно-бюрократические преграды.

— Добрый вечер, Виктор Сергеевич, — это обращение заставляет всех присутствующих оглянуться. Рябича нервно собраться, охрану напрячься, Ольгу и Михаила встать плечом к плечу.

— Добрый, Павел Юрьевич, — Задворский немногим старше Золотарева с Кампински, но значительно младше Афанасьева. А еще он знает, зачем они здесь, и очень не хочет задерживаться.

— Мам, не нервничай, — дабы успокоить разволновавшуюся Диану Рудольфовну, Рита включает себя прежнюю, мягкую и пушистую. — Павел Юрьевич взрослый, разумный человек. Кампински и Золотарев хоть и одаренные, но не настолько, чтобы голыми при луне танцевать. Не отвечает на звонок, значит, не может пока говорить.

Втроем с Соней, Диана и Рита, не торопясь, проходят вечерний бульвар. Изначально планировали дождаться Павла Юрьевича в кафе в парке, но время затянулось, и уже тени поползли на восток, а Соня заявила, что «ей надоело здесь совсем, и можно теперь идти в новое место».

— Он вообще недоступен, — женщина взволнованно сжимает в руках аппаратик.

— А вдруг… его втянули в историю эти твои двое!

«Мировую?» — мысленно иронизирует Рита, озвучивает иное.

— Секс, наркотики, рок-н-ролл? — смеется.— Ну, ты сама подумай, мамочка, во что эти два примерных ученика могут втянуть профессора физики? М? Разве что в решение теоремы Пуанкаре.

На что женщина-математик морщит нос.

— Ее доказывают. Элементарно из школьного курса — теорема, это положение, нуждающееся в доказательстве.

— Так и я о том же, — с готовностью соглашается Рита. — Ты выдвигаешь странные гипотезы, чем сейчас занят наш любимый ректор, и чем ему это занятие грозит, я представляю тебе в доказательство его безопасности целых двух противных.

Держа за руки маму и бабушку, Соня шагает между взрослыми, переводит взгляд с одной на другую и всерьез пытается уследить за разговором.

— Ложь правая и ложь левая? — Диана Рудольфовна серьезно-иронично вскидывает бровь. — Не забывай, что от раздваивания истинами они все равно не становятся, это тебе не минус на минус.

— Вместо закона двойного отрицания появляются закон тройного поворота и закон снятия тройного поворота, — Рита подмигивает дочери. Соня ничего не понимает, но заговорщически улыбается маме.

— Если Павел Юрьевич сейчас не появится, то наступит время полного беззакония, — мрачно обещает Диана Рудольфовна. Любое подозрение о возможной опасности обычно приводит ее в состояние тихой ярости.

— Тогда никакие софистские повороты… хвала Сократу! — знакомый автомобиль, подкатывающий к дому, вызывает последнее восклицание в многообещающей тираде воительницы Дианы и ускорение прогулочного шага до скорости взлета реактивного истребителя.

— Павел Юрьевич, — Рита хитро улыбается и скашивает на маму глаза, как бы намекая на взрывоопасные обстоятельства. Мама Диана не видит дочь за своей спиной. Соню же буквально разрывает смех, но она геройски сдерживается, прыгает от странной щекотки, разливающейся в животе из-за того, что у взрослых происходит нечто острое и совсем-совсем непонятное.

— Душа моя, — басит большой, бородатый Афанасьев, похожий на деда мороза в летнем отпуске. — Мы воспитали хорошее поколение. Беспокойное, талантливое и очень упертое.

— Но ты убедил его? — по одним ей известным приметам, женщина понимает, как невозможно устал ее мужчина. Это факт, сдобренный еще тем, что любимый муж жив, здоров и сейчас рядом с ней, гасят львиную долю негативных эмоций.

— В следующий раз, когда кто-нибудь явится в наш дом и предложит мне стать миротворцем… — он не успевает закончить, Диана моделирует фразу по-своему.

— Ты обязательно повторишь свой подвиг. Или это будешь не ты! — что-то обреченное слышится в ее шутливом отчаянии.

Помахав на прощание маме, Соня еще смотрит, как Рита исчезает за поворотом, и лишь когда ее образ скрывается окончательно, поворачивается вперед, где дедушка с бабушкой негромко беседуют о «район Северо-запад обязательно будет».

— А почему мама не поехала с нами? — громко спрашивает девочка. Ей немного и много грустно от этого.— Я бы показала ей свою клумбу.

Бабушка Диана поворачивается к внучке. Она улыбается, но в легких морщинках у глаз Соня видит грустинку (словно бабушка хотела бы поплакать, да улыбка ей не дает это сделать).